Страница 20 из 24
Прапорщик (вбегает с солдатами и парнем). Всех искрошу!
Старуха. Господин офицер, мы не виноватые. Она потихоньку туда залезла. Чужачка она!
Прапорщик. Где лестница?
Старик. На крыше.
Прапорщик (кричит Катрин). Бросай барабан, приказываю!
Катрин продолжает бить в барабан.
Вы все одна шайка! Никто жив не останется!
Старик. Тут на опушке сосновые слеги лежат. Взять бы одну да спихнуть ее.
Первый солдат (прапорщику). Господин прапорщик! Я придумал, разрешите сказать? (Шепчет что-то прапорщику на ухо.)
Прапорщик кивает.
Эй ты, слушай! Мы тебе добром предлагаем. Слезай и пойдем с нами в город. Айда! Укажешь нам свою мамашу - ее никто не тронет.
Катрин продолжает бить в барабан.
Прапорщик (грубо отталкивает солдата). Она тебе не верит. По роже видать, что ты жулик! (Кричит Катрин.) Моему слову поверишь? Я офицер. Слово чести!
Катрин бьет в барабан сильнее.
Ничего святого у ней нет.
Парень. Господин офицер, это она не только из-за матери!
Первый солдат. Долго будет так барабанить - в городе услышат! Пора кончать!
Прапорщик. Надо самим какой-нибудь шум поднять, заглушить ее барабан. Чем бы это нам пошуметь?
Первый солдат. Нам же не велено шуметь.
Прапорщик. Дурья голова! Безобидный какой-нибудь шум, не военный!
Старик. Я могу слегу эту порубить.
Прапорщик. Давай руби!
Старик берет топор и начинает рубить слегу.
Сильней руби! Руби сильней, если жизнь дорога!
Катрин некоторое время барабанит тише, беспокойно оглядываясь.
Прислушавшись, продолжает барабанить с новой силой.
Никакого толку. (Первому солдату.) И ты руби!
Старик. Топор-то у меня всего один! (Перестает рубить.)
Прапорщик. Надо дом поджечь, выкурить ее!
Старик. Ни к чему это, господин капитан. Городские огонь тут увидят они сразу догадаются.
Катрин, продолжая барабанить, громко смеется.
Прапорщик. Она еще смеется над нами. Не потерплю! Я ее пулей сниму, будь что будет! Принести мушкет!
Двое солдат убегают. Катрин продолжает барабанить.
Старуха. Господин капитан, я чего надумала. Вот ихний фургон стоит. Порубите его, так она перестанет. У них, кроме фургона, ничего нет.
Прапорщик (парню). Руби фургон! (Катрин.) Мы твой фургон порубим, если не перестанешь барабанить!
Парень несколько раз слабо ударяет по фургону.
Старуха. Да перестань ты, стерва!
Катрин жалобно мычит, с отчаянием глядя на свой фургон, но продолжает бить в
барабан.
Прапорщик. Где они пропали, раззявы, с мушкетом?
Первый солдат. Видать, в городе ничего еще не слышали, а то бы мы уж услыхали ихние пушки.
Прапорщик (Катрин). Они ж тебя не слышат! А мы тебя сейчас пристрелим. Последний раз: брось барабан!
Парень (внезапно бросает топор на землю). Бей сильней, а то все погибнут! Бей, бей сильней...
Солдат валит его на землю и бьет древком пики. Катрин, рыдая, продолжает
бить в барабан.
Старуха. По спине-то не бейте! Боже праведный, вы его до смерти убьете!
Вбегают солдаты с мушкетом.
Второй солдат. Полковник рвет и мечет, прапорщик! Нас всех под суд отдадут.
Прапорщик. Наводи! (Катрин, в то время как мушкет устанавливают на сошки.) Самый последний раз: прекрати!
Катрин, рыдая, бьет в барабан изо всех сил.
Пли!
Выстрел. Катрин, раненная насмерть, еще несколько раз ударяет в барабан
и медленно падает.
Утихомирили!
Последние удары Катрин сливаются с громом городских пушек. Издали слышится набат и канонада.
Первый солдат. Добилась своего.
XII
Светает. Слышатся барабаны и трубы удаляющихся войск. Возле фургона сидит
мамаша Кураж, склонившись над телом дочери. Рядом крестьяне.
Старик (сурово). Пора тебе, мать. Последний полк уходит. А то одна пропадешь дорогой.
Мамаша Кураж. Да ведь она, видно, спит еще. (Поет.)
Баюшки-баю!
Солома шуршит...
Другие детки плачут,
Моя - крепко спит...
Другие - все в рогоже
С дырой на боку,
А ты - как ангел божий
Вся в белом шелку!
Другие просят корку,
А ты - ешь пирожки,
А хочешь, дам и торту
Из белой муки!
Баюшки-баю!
Солома под ногой...
Лежит один сын в Польше,
Бог знает, где другой... {*}
{* Перевод Б. Заходера.}
И зачем только вы ей про внучат поминали!
Старик. Кабы тебя самое, мать, в город не понесло, может быть, все бы и обошлось.
Мамаша Кураж. Вот и уснула...
Старуха. Не видишь разве: не спит она - преставилась.
Старик. А тебе пора, пора. Кругом волки, да того хуже - мародеры.
Мамаша Кураж (поднимается). Да. (Достает из фургона мешковину, чтобы укрыть тело.)
Старуха. У тебя еще-то родня есть? Примет тебя кто?
Мамаша Кураж. А как же? Сын остался, Эйлиф.
Старик (пока мамаша Кураж укрывает тело дочери). К нему и подавайся. А ее мы похороним честь честью. Ты не сомневайся.
Мамаша Кураж. Нате вам на похороны. (Дает крестьянину деньги.)
Крестьянин и его сын пожимают ей руку и уносят тело Катрин.
Старуха (уходя). Торопись!
Мамаша Кураж. Даст бог, одна с фургоном управлюсь. Ничего - совсем пустой ведь. Надо опять торговлю налаживать.
Снова слышатся рожки и барабаны проходящего полка.
Эй, и меня прихватите!
Из-за сцены доносится пение.
Война удачей переменной
Сто лет продержится вполне,
Хоть человек обыкновенный
Не видит радости в войне:
Он жрет дерьмо, одет он худо,
Он палачам своим смешон.
Но он надеется на чудо,
Пока поход на завершен.
Эй, христиане, тает лед!
Спят мертвецы в могильной мгле.
Вставайте, всем пора в поход,
Кто жив и дышит на земле!
ПРИМЕЧАНИЯ
После первой постановки "Мамаши Кураж" - это было в Цюрихе во время гитлеровской войны, главную роль играла несравненная Тереза Гизе, и зал был наполнен людьми антифашистских и пацифистских взглядов, в основном немецкими эмигрантами, - буржуазная пресса сочла возможным заговорить о трагедии Ниобеи, о потрясающей, неистребимой живучести материнского начала. Получив такое предостережение, автор, готовя пьесу для постановки в Берлине, внес в текст некоторые изменения. Ниже следует первоначальный текст.
Сцена I, стр. 17.
Мамаша Кураж. Ухо востро держите! И - поехали.