Страница 10 из 24
Иветта. Я назначила Одноглазому свидание в роще, он, наверно, уже там.
Священник. И боже упаси сразу предлагать все двести. Дай сто пятьдесят, этого хватит с избытком.
Мамаша Кураж. Ваши это деньги, что ли? Не лезьте не в свое дело! Похлебки на вас хватит, не беспокойтесь! (Иветте.) Беги бегом и не торгуйся! Жизни парню может стоить! (Подталкивает Иветту к выходу.)
Священник. Я не хочу вмешиваться в ваши дела, но на что мы будем жить? У вас на руках дочь-калека.
Мамаша Кураж. А полковой ларец на что, умник вы эдакий. Уж эту недостачу они ему простят.
Священник. Можно ли положиться на Иветту?
Мамаша Кураж. Да у нее свой интерес: она хочет, чтобы я поскорее эти двести гульденов отдала, а мой фургон ей достался. Ей к спеху, она сама понимает. Полковник этот не на век ей достался. (Катрин.) Возьми наждаку, почисть ножи! Да и вы тоже, чего расселись, как Иисус на горе Елеонской? Пошевеливайтесь! Помойте стаканы. Вечером полсотни рейтаров явятся, опять начнется: "Ах, мои ноженьки, ах, я бегать не привык, ах, мое дело проповеди читать..." Думаю, они нам его отдадут, слава богу, народ продажный. Не звери Же, люди, тоже деньгу любят. Людская продажность что господня благость, на нее вся надежда. Пока люди взятки берут - и суд иной раз человека оправдать может, даже невиноватого.
Иветта (вбегает запыхавшись). Они согласны за две сотни. Только надо поживей. Они тянуть не любят. Лучше всего я сразу поведу Одноглазого к своему полковнику. Швейцарец признался, что казна у него была. Они ему пальцы в тиски зажали. Но он выбросил ларец в реку, когда заметил, что они за ним гонятся. Ларец тю-тю! Ну, значит, я бегу к полковнику за деньгами?
Мамаша Кураж. Ларец пропал? Чем же я тогда буду долг отдавать?
Иветта. А-а-а! Так вы думали из казенного ларца деньги взять? Ах, вот как! Вы меня надуть хотели! И не надейтесь! Хотите выручить своего Швейцарца, выкладывайте денежки. Или, - может, мне махнуть рукой на это дело, чтобы вам фургон остался?
Мамаша Кураж. Этого я прямо не ожидала! Погоди, не торопи! Получишь ты фургон... Простилась я с ним. Семнадцать лет он у меня. Дай подумать минутку. Уж больно все сразу. Что мне делать? Все две сотни я не могу отдать. Хоть бы ты немного поторговалась с ним. Не могу же я безо всего остаться, всякий меня тогда ногами топтать будет. Иди скажи, дают сто двадцать гульденов, иначе ничего не выйдет. И так я без фургона остаюсь.
Иветта. Они не согласятся. Одноглазый торопит, боится, все время оглядывается. Может, лучше дать им все двести?
Мамаша Кураж (в отчаянии.) Не могу я! Тридцать лет я маюсь. Дочке двадцать пять, и все не замужем. Должна я и об ней подумать. Не души ты меня, я знаю, что делаю. Скажи: сто двадцать, или ничего не выйдет.
Иветта. Ну, как знаете. (Быстро уходит.)
Мамаша Кураж (не глядя ни на священника, ни на Катрин, садится рядом с дочерью и принимается чистить ножи). Не побейте стаканы, они теперь не наши. Смотри, осторожней, не порежься! Швейцарец вернется, я дам и две сотни, если на то пойдет. Никуда твой брат не денется. На восемьдесят гульденов наберем лоток товару и начнем все сначала. Что ж, и не такие горшки об нашу голову ломались.
Священник. Сказано: велика милость господня.
Мамаша Кураж. Насухо надо вытирать!
Молча чистят ножи. Внезапно Катрин вскакивает и, рыдая, убегает за фургон.
Иветта (вбегает). Они не согласны. Я вас предупреждала. Одноглазый уже уходить хочет, говорит, толку, видно, не будет. Говорит, каждую минуту могут в барабан ударить - тогда, значит, уже казнь. Я до ста пятидесяти дошла, он и слушать не желает. Еле-еле я его упросила дождаться, пока я последний раз с вами поговорю.
Мамаша Кураж. Скажи ему, даю две сотни. Беги!
Иветта убегает. Молчание. Священник перестал вытирать стаканы.
Боюсь, слишком долго я торговалась.
Издалека доносится барабанная дробь. Священник встает и уходит. Мамаша Кураж продолжает сидеть. Темнеет. Барабанная дробь прекращается. Снова светлеет.
Мамаша Кураж сидит в той же позе.
Иветта (входит, очень бледная). Ну вот вам! Доторговались! Фургон ваш при вас останется. Одиннадцать пуль он получил, вот и все. Не стоило бы мне с вами больше возиться, но я там такую вещь услышала! Они ему, оказывается, не поверили, что он ларец в речку бросил, подозревают, что он спрятан у вас, и вообще вы с ним в сговоре. Они говорили, хотят тело сюда принести, надеются, вы себя выдадите, когда его увидите. Решила уж предупредить. Не признавайте его, а то все вы пропали. Они следом идут. Может, мне увести Катрин?
Мамаша Кураж качает головой.
Она знает? Она ведь, наверно, не слыхала про барабаны или не поняла?
Мамаша Кураж. Она знает. Приведи ее.
Иветта приводит Катрин. Та подходит к матери и останавливается. Мамаша Кураж берет дочь за руку. Двое солдат вносят носилки, на которых лежит тело, прикрытое простыней. Рядом шагает фельдфебель. Носилки опускают на землю.
Фельдфебель. Вот тут у нас один покойник, не знаем, как зовут. Надо записать для порядка. Он у тебя тут закусывал. Погляди - признаешь личность? (Поднимает простыню.) Ну как, признала?
Мамаша Кураж отрицательно качает головой.
Выходит, до этого его не видала? Он же у тебя закусывал!
Мамаша Кураж качает головой.
Тащите на свалку, его никто не знает.
Тело уносят.
IV
Мамаша Кураж поет "Песню о великом смирении".
Офицерская палатка. Мамаша Кураж ждет у входа. Из палатки выглядывает
писарь.
Писарь. Я вас знаю. Это у вас лютеранский казначей укрывался? Лучше и не суйтесь с вашей жалобой.
Мамаша Кураж. Нет, я буду жаловаться. Потому как я не виноватая, а коли я это дело так оставлю, скажут, что у меня у самой рыльце в пушку. Весь товар в фургоне саблями порубили, да еще ни за что ни про что пять талеров штрафу содрали!
Писарь. Послушайте моего совета - держите лучше язык за зубами. У нас маркитанток нехватка, вот мы вашу лавочку и терпим, пока вы штраф платите рыльце-то у вас в пушку.
Мамаша Кураж. Буду жаловаться!
Писарь. Ну, как знаете. Тогда подождите, господин ротмистр сейчас заняты. (Скрывается в палатке.)
Молодой солдат (врывается, ругаясь). Bouque la Mado