Волк Среди Овец

Мы потягивали вино. Я не спешил с заключительной речью. Дэвид и Викки, похоже, не торопились расстаться со мной.

После того как нам принесли счет, Дэвид задумался и смущенно произнес:

– Ты не спросил ничего о маме.

– У меня свои источники информации, Дэвид, целый штат осведомителей, тебе не нужно быть одним из них.

Он с облегчением вздохнул.

– У нее все в порядке, – сказал он. – Она, похоже, счастлива.

– Я рад.

Они переглянулись с Викки, и Дэвид добавил:

– Но я не уверен, счастлива ли она от того, что все идет хорошо, или от того, что не все так плохо.

– Что? – не понял я его мысли.

Он ответил:

– У нее появился друг. Она то проводит с ним слишком много времени, то вдруг тормозит, как будто не хочет торопиться.

– Ну, думаю, это…

– Думаю, ей нравится его дразнить, – доверительно шепнула мне Викки.

Я решил не темнить.

– Знаешь, какое это доставляет удовольствие, Викки?

Она по достоинству оценила мой ответ. Мы рассмеялись.

– У меня имеется кое-какой опыт на этот счет, – сказала она, потрепав Дэвида по плечу.

Он подмигнул ей.

– У меня тоже.

"Черт", – подумал я. – Мне начинает нравиться это женщина".

Дэвид, похоже, был солидарен в этом со мною. Удивительно, как все устроилось без моей помощи!

В день выборов я отправился на службу, но не сидел в кабинете. Я неторопливо прошелся по этажам старого и нового зданий, заглядывал в залы суда, вспоминал прошлое. Здесь я провел свое первое дело. Это мой старый офис. Под эту лестницу я зашвырнул свой дипломат после самого горького поражения. Человек оставляет свои следы повсюду, но и сам получат отметины, я буду помнить эти стены, даже если покину их. Крах для меня состоял в том, что меня хотят изгнать из привычного мира, законы которого я знал лучше других. И делают это безмозглые чужаки.

В шесть часов я покинул свой кабинет и направился в гостиницу "Менсер", что в нескольких кварталах от Дворца правосудия. Там меня ждал Тим Шойлесс со взятым напрокат костюмом. Заодно, в надежде на победу, он арендовал и зал для моих сторонников.

На лестнице меня не слишком дружно приветствовали организаторы выборов, что вовсе не способствовало улучшению настроения. Я не стал заходить к Тиму.

К семи часам все завершилось, и мы узнали первые результаты. Выборы не стали значительным событием, тем более в год президентской гонки. На экране высветились цифры. За меня было отдано пятьдесят три процента голосов, сорок семь процентов проголосовали "против".

Все молчали, пришлось мне открыть рот.

– Маловато.

Шла первая стадия голосования, окончательных результатов приходилось ждать. Консервативная северная часть Сан-Антонио, в поддержке которой я был уверен, по традиции голосует вначале. Судя по предыдущим баталиям, я набирал голоса в первой части, которые потом терял при поступлении окончательной информации. Преимущество в шесть процентов было ничтожным.

Час спустя я закрылся в комнате, чтобы никто меня не беспокоил.

Странно, но мои мысли занимали не выборы, а Остин Пейли. Я избегаю похорон. Я всегда боялся, что человек, которого я хорошо знал, запечатлится в моей памяти только на смертном одре. Я думал об Остине, перебирал в памяти последние несколько недель, когда он был обвиняемым, а я прокурором. Но нас с Остином объединяло общее прошлое в течение двадцати лет. Мы не были близкими друзьями, судя по всему, что я узнал, таковых у него и вовсе не было. Но он обладал замечательной чертой, он притягивал людей, обращал в свою веру. Не я один поддался его очарованию. Я вспомнил эпизод десяти– или двенадцатилетней давности. Остин защищал обвиняемого. Я стал свидетелем его переговоров с прокурором – докой в своем деле. Прокурор настаивал на тюремном заключении для его подзащитного, и тут начался торг. Хотя это слово грешит против истины в случае с Остином. Он был виртуозом переговоров. Остин непринужденно принялся перечислять содержимое бара в доме его подзащитного. Солидное собрание, но и его не хватит скрасить долгие ночи в тюрьме. Вдобавок он шепнул на ухо прокурору:

– Скажу вам по секрету, я тоже был на той попойке. Хорошо, что меня не арестовали.

Прокурор улыбнулся его шутке. В считанные секунды Остин перетянул грозного противника на свою сторону. В дальнейшем преступление уже рассматриваюсь как заурядное событие. Угроза тюремного заключения отпала. Заметив мой пристальный взгляд, он подмигнул за спиной прокурора, включив меня в заговор. Вся жизнь Остина строилась на недомолвках и тайнах, которые впоследствии оказывались блефом. Или нет. Он был сложным человеком. Мне не понравилось, каким простаком его изобразили в некрологе.

За моей спиной открылась дверь. Я не сомневался, кого сейчас увижу.

– Привет, Элиот, – кинул я через плечо.

– Если бы я знал, что ты телепат, – сказал он, – я бы не крался на цыпочках.

Я указал на окно.

– Я видел твое отражение.

Он усмехнулся, как будто соглашаясь, что тупеет с годами. Он выглядел неважно.

Лоб и щека были обклеены пластырем, другие порезы затянулись.

– Я пришел, чтобы пожелать тебе удачи.

– Спасибо.

Элиот наверняка видел первые результаты и понял, что они означали, поэтому я оценил его появление. Он не собирался уходить. Помолчав, я добавил:

– Я наблюдал за ним, Элиот. Он не терял присутствия духа. Он знал, на что идет. Он был уверен, что его встретят снайперы. Он намеренно поднял пистолет.

Элиот молчал какое-то время, как будто все еще прикрывал Остина. Затем он сказал:

– Я знаю, что у него не было никаких планов относительно мальчика. Он просто заманил тебя туда. И он знал, что ты придешь не один.

– Ты хочешь сказать…

– Да, так он избежал тюрьмы. Он не мог позволить, чтобы это случилось.

Мне показалось, что в нашу компанию затесался Остин Пейли, который хитро улыбался, пока мы разбирали его намерения.

– Но ведь он имел хорошие шансы на условный срок, – выдавил из себя я.

– С оглашением обвинительного акта для него все было решено, – ответил Элиот. – Весь город стал свидетелем его жизненного краха. Былого не вернуть. Он не мог этого перенести.

– Как и его друг Крис Девис, – сказал я.

Губы Элиота сжались в тонкую полоску, он все еще пытался хранить секрет.

– Крис сам вызвался помочь? – спросил я и долго ждал, когда Элиот ответит.

– Да. Потому что он любил Остина. Да и какое значение имеет, где ты проведешь свои последние дни. – Элиот взглянул на меня.

– Ты понял, Крис умирал?

– Я догадывался. Он таял на глазах.

Элиот добавил.

– Он не вынес процесса. И не знаю, смог бы Остин подвергнуть его этому. Он любил Криса, знаешь. Он любил…

Элиот запнулся. Ему было больно еще поминать Остина.

– Марк. – В дверях возник Джесс, один из помощников, молодой республиканец. – Не мог бы ты на минутку выйти к нам?

Я последовал за ним в ярко освещенный зал. Тим Шойлесс призывно махал мне рукой, стоя рядом с тремя телевизорами.

– Быстрей, быстрей, – торопил он меня. – По пятому каналу уже прошло. Сейчас по четвертому повторят.

Я понял, что он имеет в виду. Раскладка голосов.

Неужели мой рейтинг упал ниже пятидесяти процентов? Должно быть, Лео Мендоза прикинул, что перепрыгивает меня, раз начал с более низких показателей.

– А на выборах окружного прокурора округа Бексер, – отбарабанил диктор и, дождавшись появления на экране цифр, добавил, – согласно последним сведениям, ведет Марк Блэквелл с пятьюдесятью пятью процентами.

– Пятьдесят пять? – переспросил я.

– Именно, – заверил меня Тим, – То же самое только что объявили по другому каналу.

Мои показатели росли, а не падали.

– Ковбойское правосудие! – пробормотал я.

Все в комнате аплодировали.

Я взглянул на Элиота, он стоял в дверях и слабо улыбался. Интересно, о чем он думал? В таком омерзительном деле, где жертва – ребенок, общественность жаждет крови. Я действовал без основательной поддержки, влиятельные люди оказывали на меня давление. Я не просто провел обвинение против монстра, я убил его. Избирателям пришлась по душе такая работа.