Волк Среди Овец

Это была приятная, серьезная леди по имени Мария Алонзо, которая подтвердила тот факт, что Остин Пейли был агентом по продаже недвижимости в течение почти двадцати лет. В ответ на дальнейшие вопросы Бекки мисс Алонзо объяснила суду, что такая профессия давала подсудимому возможность доступа в пустующие, выставленные на продажу дома.

– Так значит, обвиняемый имел свободный доступ во многие пустующие дома в Сан-Антонио? – спросила Бекки.

– Да.

Бекки закончила, и Элиот произнес фразу, которая меня обеспокоила: "Нет вопросов". Он сказал это, улыбнувшись свидетельнице. Ну что ж, защита не могла отрицать тот факт, что у Остина была лицензия на продажу недвижимости.

Затем Бекки вызвала служащего из компании по операциям с недвижимостью, чтобы он подтвердил, что определенный дом, расположенный по определенному адресу, пустовал в мае два года назад. Те присяжные, которые внимательно слушали мою вступительную речь, могли сопоставить эти факты, но сама информация не была взрывной. И снова Элиот не задавал вопросов. Бастер выглядел обеспокоенным, он ерзал и время от времени что-то шептал Элиоту.

Не прошло и половины отпущенного времени, когда Бекки вызвала Дэбби Узолли, двенадцатилетнюю девочку, которая, видимо, была симпатичнее и сговорчивее полтора года назад. Мне захотелось попросить разрешения подойти в ней и вытащить у нее изо рта жвачку.

– Где ты живешь, Дэбби? – улыбаясь, спросила Бекки.

– Здесь, в Сан-Антонио.

Пришлось задать дополнительный вопрос, чтобы выяснить адрес, дом номер восемьсот четырнадцать по Сперроувуд, и присяжные, обладавшие блестящей памятью, могли понять, что это находилось совсем рядом с пустующим домом, о котором они только что слышали от предыдущих свидетелей.

– Как долго ты там живешь?

– С детства, – ответила Дэбби немного нервно, задетая тем, что ее заподозрили в непостоянстве, в частых переездах с места на место.

– Больше трех лет? – спросила Бекки, все еще улыбаясь, как будто малышка Дэбби была самым прекрасным существом, которое ей когда-либо встречалось.

– О да.

– Ты помнишь, что соседний дом, номер восемьсот восемнадцать, пустовал несколько месяцев два года назад?

– Да. Мы думали, что никто его не купит.

Эти неожиданные всплески памяти порой добавляют достоверности рассказу. Однако они заставляют юриста задавать вопросы в страхе, что свидетель разговорится и навредит делу. Голос Бекки стал строже.

– А если точнее, ты помнишь, что дом пустовал в мае 1990 года?

– Может быть. – Девочка отбросила прядь редких волос со щеки и надула резинку.

– Отвечай определенно, Дэбби. Суду нужно знать точно. В последний месяц учебы, два года назад, когда ты была в четвертом классе, пустовал ли дом по соседству?

– О да. Теперь припоминаю. У нас гостила мисс Дженнингс, я не могла дождаться, когда отделаюсь от нее.

Мы наконец установили дату. Двое или трое присяжных вздохнули с облегчением, как и я. У некоторых из них, имевших детей, казалось, руки чесались опустить физиономию нашей свидетельницы в таз с мыльной пеной. Я нацарапал Бекки записку.

– В тот месяц в соседнем доме что-нибудь происходило? – спросила Бекки.

– Вы имеете в виду, когда он появился и начал там устраиваться?

Бекки воспользовалась ситуацией, встала и зашла за спину Остину.

– Когда ты сказала "он", ты имела в виду этого мужчину?

– Да.

– Ваша честь, можно отметить в протоколе, что свидетельница опознала обвиняемого? – Бекки заняла свое место. – Расскажи нам об этом, – попросила она.

Пока Дэбби излагала свою версию, Бекки прочитала мою записку и посмотрела на меня, слегка нахмурившись. Я кивнул утвердительно.

– …мы думали, он собирается поселиться там.

– Пожалуйста, сядь прямее, Дэбби, – сказала Бекки не грубо, но ее тон так сильно изменился, что Дэбби вздрогнула и действительно распрямилась. Одна из присяжных кивнула, а ее сосед удовлетворенно улыбнулся. Я скомкал свою записку. Ошибочно считать, что юрист должен обращаться с каждым свидетелем так, будто это его любимое чадо. Присяжные понимают, что ты не подбираешь свидетелей. Некоторые из них оказываются преступниками, некоторые не слишком умны, а кое-кому приходится говорить, чтобы они выпрямились и выплюнули жвачку.

– Почему ты запомнила обвиняемого? – спросила Бекки.

– Ну, он жил совсем рядом и часто выходил на улицу, работал в саду или приводил дом в порядок, я подходила и говорила с ним.

"Маленькая кокетка", – подумал я и поморщился, задаваясь вопросом, пришла ли кому-нибудь в голову та же мысль.

– Ты была единственной, кто крутился вокруг дома, когда обвиняемый работал?

– О нет, нас было много. Дети катались на велосипедах и останавливались, чтобы поболтать.

– Ты знакома с Томми Олгреном? – равнодушно спросила Бекки.

– Да, он живет на моей улице. Но он совсем еще маленький.

"Молодец, Дэбби", – подумал я.

– Он тоже крутился около дома обвиняемого?

– Да.

Ух ты! Я сомневался, понял ли кто-нибудь, сколько значил этот короткий диалог, когда малышка Дэбби постоянно выходила за рамки свидетельских показаний, которые мы с ней прорепетировали. Наступило облегчение, когда она наконец сказала то, что нам было необходимо, и мы могли отпустить ее. Но Бекки не стала расслабляться. Она не могла себе этого позволить, потому что Элиот начал задавать вопросы.

Элиот улыбнулся. Дэбби ему ответила.

– У тебя замечательная память, Дэбби, потому что ты запомнила человека, которого видела несколько раз два с половиной года назад.

Дэбби пожала плечами, как обычно с присущим ей очарованием.

– Сколько раз обвинители показывали тебе фотографии мистера Пейли, прежде чем ты смогла опознать его? – Элиот невинно улыбался.

– Четыре или пять раз, – ответила Дэбби.

Я не вздрогнул, если только внутренне. Бекки расширила глаза и нацарапала записку на листочке.

– А когда вы репетировали твое сегодняшнее выступление, тебе говорили, где будет сидеть мистер Пейли?

– Да, – с готовностью подтвердила Дэбби. Бекки скорчила еще одну гримасу и подсунула мне еще одну записку.

Элиот перешел к делу.

– Так о чем ты говорила с мужчиной из дома по соседству?

Дэбби нахмурилась. Ее замечательная память ей изменяла.

– Не помню, чтобы я с ним особо разговаривала. Я приходила туда просто потому, что там собирались мои приятели, понимаете? В основном я говорила с ними.

Элиот кивнул с удовлетворением; которое, возможно, бросилось в глаза только мне.

– Так ты не помнишь, чтобы он тебе что-либо говорил?

– Не очень.

– Он когда-нибудь просил тебя зайти в дом?

Дэбби сморщила нос.

– Нет, я не помню такого.

– Там всегда были другие дети? – давил Элиот.

– Да.

– Этот мужчина ведь не делал тебе ничего плохого, правда, Дэбби? Он никогда не говорил тебе ничего неприятного или как-то по-особенному трогал тебя, так?

Дэбби замотала головой, затем вспомнила.

– Однажды я стояла рядом, с ним, и он говорил с детьми, а я обратилась к подружке, и тогда он схватил меня за плечо, чтобы я заткнулась. Мне было очень больно.

"Ха", – подумал я. По крайней мере, память Дэбби преподносила сюрпризы и защите тоже.

Элиот выглядел невозмутимым.

– Он возил тебя куда-то на своей машине?

– Не-а.

Настал черед Бекки задавать вопросы. Она не стала располагать свидетельницу улыбкой.

– Дэбби, ты сказала, что смогла опознать обвиняемого после того, как мы несколько раз показали тебе его фотографию. Как мы это делали?

Дэбби заморгала. Я боялся, что не вспомнит.

– Она была среди других снимков.

– Да, – подтвердила Бекки. – И когда мы показывали тебе подбор снимков, ты всегда выбирала фотографию обвиняемого, так?

– Да.

– Значит, ты опознала его не на третий или четвертый раз, – подчеркнула Бекки. – Ты опознавала его каждый раз, когда мы показывали тебе снимки, правда?

Дэбби кивнула. Бекки пришлось попросить ее ответить громко.