Страница 51 из 89
– Нет, – наконец сказал он. – Я сделаю это. Можете на меня рассчитывать.
– Молодец, – ответил я и невольно обнял его.
Я не стал задерживать его в своих объятиях, затем мы пошли на кухню и стали готовить сандвичи с сыром. Томми они нравились. Я еще с полчаса побыл с ним после прихода его родителей. Уходя, я пожал ему руку. Он был таким маленьким, что я мог бы поднять его одной рукой. Я мог заставить его делать то, что я хотел, но это бы не сработало. Он должен был любить меня. Я вопросительно взглянул на Томми, и он кивнул.
Я не совсем слепой. Глядя на Томми и его отца, я как будто рассматривал старые семейные фотографии. Томми был моим сыном в миниатюре. Его отношения с отцом были похожи на мои с Дэвидом. Его отец был слишком занят, чтобы заниматься им, исключая редкие моменты, когда он все же вспоминал о сыне, что только пугало мальчика, а не успокаивало его. Тот месяц, что я провел с Томми, прогуливаясь с ним, играя в мяч, примерно равнялся тому времени, которое я провел с Дэвидом, когда он был еще ребенком.
Я не знал, застану ли сына дома в пятницу вечером, но он оказался там, и не один. Викки открыла дверь.
– А, здравствуйте, – сказала она, не в пример прежнему, теплее.
Она выглядела сногсшибательно в длинном белом платье, которое оттеняло загар ее мягкой кожи. Светлые волосы были распущены и укрывали плечи. Нос был усыпан веснушками, чего я раньше не замечал. Серьги свисали до середины шеи.
– Тихий вечер в домашней обстановке? – спросил я.
Она засмеялась.
– Мы собираемся на бал.
По ее виду можно предположить, что поедет она туда в карете, которая начала карьеру простой тыквой.
– Надеюсь, что ты будешь почетным гостем, потому что затмишь всех остальных.
Она улыбнулась в ответ на комплимент.
– О, я даже наполовину не готова, – сказала она. – Входите.
Я вспомнил, что видел Викки оживленной считанные разы. Обычно она была холодна, как будто с трудом выносила нашу вынужденную встречу. Сегодня же вечером она выглядела такой счастливой, что вселила в меня огромную надежду.
Если бы Дэвид тоже выглядел счастливым, я бы просто немного поболтал и ушел. Он был в своем кабинете, сидел на углу кофейного столика, облокотившись о колени с бокалом в руках. Телевизор работал, и он смотрел в его сторону, но вряд ли понимал, что происходило на экране.
– Посмотри, кто пришел, – объявила Викки таким тоном, который я прекрасно знал после двадцати пяти лет семейной жизни. Он означал: "Встрепенись, Дэв, мы не одни".
– Привет, папа, – сказал Дэвид скорее озадаченно, чем обрадованно.
Никогда не видел его в смокинге.
– Ты выглядишь почти так же привлекательно, как Виктория, чтобы удостоиться чести сопровождать ее, – сказал я, подавив желание поправить ему галстук и лацканы. Мне следовало что-то добавить, чтобы не молчать. Собираешься на бал?
Дэвид смущенно улыбнулся.
– Акт благотворительности, в которую нас втянули.
– Он имеет в виду, что я его втянула, – вставила Викки. – Извините, мне надо закончить макияж, иначе мы никогда не выйдем из дому. Простите, Марк.
Я вовремя повернулся, поймав взгляд, который она метнула в сторону Дэвида. Она улыбнулась мне.
– Ничего, я зашел на минутку.
– Предложи отцу выпить, – на прощание бросила Викки.
Дэвид улыбнулся, как маленький мальчик, и протянул мне бокал.
– Вот, осталось чуть-чуть, – сказал он. – Это мой бокал.
Я отказался.
– Спасибо, я только что обедал. Так вы собираетесь куда-то вместе? сказал я так, будто обращался к знакомым, которых встретил в фойе театра.
– Такое иногда случается, – ответил Дэвид.
От него ничего нельзя было утаить, он был очень сообразителен.
– Рад это слышать. – Я обвел глазами комнату в поисках темы для разговора. Я чувствовал себя неловко. – Может, сыграем как-нибудь в гольф? внезапно спросил я.
– Не в эти выходные, но возможно, на следующей неделе.
Я кашлянул.
– Ну, это несколько проблематично, у меня на понедельник назначено первое заседание суда. Но так только все завершится, посмотрим…
– И выборы, – добавил Дэвид. У него на лице отразилось удивление с долей высокомерия: мое появление хоть и было полной неожиданностью, но я оправдывал его ожидания.
– О, черт с ними, с выборами, – сказал я. – Возможно, они уже ничего не решат. Но этот суд важен для меня.
Дэвид и не пытался вникнуть в мои опасения. Он кивнул, как будто уже обо всем знал.
Я начал отступать к двери.
– У тебя все в порядке, кроме того, что тебе не хочется ехать на бал?
– Мне все равно, – сказал он.
– Правда? Ты выглядишь очень расстроенным.
– Ты бы с большим удовольствием обнаружил меня в одиночестве? – спросил он.
Я уже подобрался к двери, ведущей в коридор.
– Я просто так зашел, без тайной мысли. Я хотел тебя увидеть. – Как обычно, я ретировался, отражая атаки на бегу. Что бы я ни планировал, мои планы проваливались. Я остановился.
Дэвид насторожился.
– Зачем? – спросил он, невольно выдавая надежду и свою уязвимость.
– Потому что я люблю тебя, Дэвид. Я тревожусь о тебе. Я не испытываю неприязни к Викки. Но она не мой ребенок. Я забочусь о тебе. Если бы ты был счастлив, я бы успокоился. Но при каждой встрече ты либо один, либо кажешься несчастным.
– У меня все хорошо, – настаивал он.
Я смотрел на него. Он не переносил моего пристального взгляда. Он махнул рукой, расплескав содержимое бокала.
– Ты заботишься о том, чего я хочу, – спросил он, – или о своих представлениях о моем счастье?
Я не ответил.
– Я в порядке, – упорствовал он.
Он читал по моему лицу.
– Послушай, – сказал он, взял меня за руку и провел через кухню и заднюю дверь во дворик.
Там росли два ореховых дерева, тень от которых заглушала растительность. Опавшие листья лежали на голой земле.
– Я не должен ничего тебе объяснять, – сказал Дэвид.
– А мне и не нужно объяснений.
– Папа, я счастлив. Я живу той жизнью, которая мне нравится. Может, мы с Викки не любим друг друга, но нам удобно. Мы не цепляемся друг к другу, мы занимаемся своими делами.
Я был в шоке. Не любят? Они были слишком молоды, чтобы разлюбить.
– Но это не брак, – сказал я.
Дэвид вздохнул.
– Нет, это брак. Наш брак.
Я продолжил, подбирая слова:
– Это отношения соседей по квартире. Или… деловых партнеров.
Уязвимость исчезла из взгляда Дэвида. Он смело смотрел на меня.
– Я так представлял себе брак, – сказал он. – Люди живут в одном доме и терпят друг друга. Улыбаются за завтраком, потом погружаются в свои заботы.
Меня покоробило от его откровенности, и я дал ему это понять. Он походил на испуганного парнишку, который врезал своему противнику, но не ожидал, что пойдет кровь. Так что жестокость не была ему свойственна. Я тихо ответил:
– Дэвид, ты не прав. Ты мало видел. Мы с твоей матерью любили друг друга. Господи, мы были влюблены, еще будучи восемнадцатилетними, и больше такой любви в нашей жизни не было. Повторить подобное невозможно. Мы… – Я онемел, вспомнив, какой была Луиза. Юная Луиза. Ее лицо, она смеется, плачет, смотрит на меня. Зеленые поля, густые леса, море. Борьба с одеждой, с пуговицами. Часы, проведенные в молчании наедине, подготовка к экзаменам, молниеносный одновременный взгляд. – Тебя тогда еще не было, Дэвид. Ты не можешь отрицать, что наша любовь существовала. Ты отрекся от прошлого, Дэвид. Куда ты торопишься?
– Я вас видел вместе, папа. Что толку в страстной любви, если она улетучилась бесследно? Вы могли провести в молчании целый вечер.
– Мы прожили вместе полжизни, Дэвид. Больше, чем ты существуешь на свете. Многое теряется за такой промежуток времени. Это не значит, что ничего не осталось или мы оба жалеем об этом времени. Я бы не отказался от моих воспоминаний…
– Но понимаешь, – резонно заметил он. – Мы с Викки просто раньше подошли к этому пределу, легче, без горечи.