Страна желанная

— Ну как? Жив ещё покуда? — сказал он, подмигнув Глебке. — Язык не отморозил?

Глебка хотел ответить, но вдруг почувствовал, что у него перехватило горло, и вместо ответа он только отрицательно мотнул головой. Кочегар хмыкнул и, внимательно поглядев в тоскливые глаза Глебки, сказал тихонько и ласково:

— А ну, парень, не буксуй на подъёме. Всё будет, как надо. Пошли греться.

Он шутливо надвинул заячью ушанку на самый нос Глебки. Эта грубоватая шутка и слова кочегара сразу изменили настроение Глебки. Ему стало легче и веселей. Чувство одиночества, охватившее его минуту тому назад, теперь оставило его, и он стал спускаться в паровозную будку.

Вскоре стало смеркаться. Седоусый машинист, не произнёсший за всю дорогу и двух десятков слов, сказал, обращаясь к Глебке:

— Ну, пассажир первого класса, подъезжаем.

— Как подъезжаем? — удивился Глебка. — Это разве фронт уже?

— Фронт впереди, — сказал машинист. — Но такие поезда, как мой, дальше не идут. Там особого назначения транспорт: дрезина больше. А со мной теперь можно только обратно в Архангельск.

— Зачем обратно? — испугался Глебка. — Мне обратно не надо вовсе.

Он тревожно глянул на кочегара. Тот, перехватив его взгляд, отозвался успокоительно:

— Не тревожься, парень. Получишь путёвку дальше.

Кочегар слегка подтолкнул Глебку к ведущей вниз железной лесенке и сказал строго, без улыбки:

— Вот слушай, что я тебе скажу, и запоминай как следует. Вместе со всеми на остановке слезать тебе нельзя. Не доезжая с полверсты, машинист подтормозит. Ты на тихом ходу прыгай, да смотри вперёд прыгай и пробеги немного, а то кувырнёшься головой в снег. Спрыгнешь с таким расчётом, чтобы сразу с ходу за ту вон кладку шпал завернуть. Как машинист опять пару даст, и поезд уйдёт к остановке, ты из-за шпал вылезай и вали мимо поленницы дров к тому разваленному вагону. Там притулишься к стенке и жди меня. Я вскорости к тебе прибегу и скажу, куда и как дальше идти. Понял?

— Понял, — отозвался Глебка, жадно слушая кочегара и чувствуя, как по спине пробежал колючий холодок.

Он был взволнован и не мог унять волнения. Неужели приехали? Неужели конец пути? Ну да. Не иначе. Вот и машинист притормаживает. Напутствуемый последними советами кочегара, Глебка спустился на самую нижнюю ступеньку и, схватившись левой рукой за поручень, застыл, приноравливаясь к прыжку.

— Сигай, — негромко и отрывисто скомандовал кочегар. — И сразу за шпалы.

Глебка прыгнул вниз и, пробежав шагов десять, пырнул за сложенные высокой клеткой шпалы. Следом за ним спустившийся вниз кочегар ловко выкинул на снег Буяна. Поезд прибавил ходу и ушёл к остановке. Глебка просидел с минуту на корточках за шпалами, потом перебежал к длинным полузанесённым снегом поленницам дров и торопливо затрусил к указанному ему разбитому вагону. Благополучно добравшись до места, Глебка присел на корточки и привалился спиной к стенке вагона. Волнение его ещё не улеглось. Он часто дышал и вытирал рукавицей выступивший на лбу пот. Буян валялся по снегу, а потом долго фыркал и отряхивался.

Глебка огляделся. Местность показалась ему знакомой. Он привстал и принялся внимательно приглядываться ко всему, что его окружало. Строения, железнодорожные пути, заставленные сплошь красными вереницами вагонов, цепь теплушек, снятых с колёс и поставленных прямо на землю, пристанционный посёлок с низкими бараками — всё это Глебка уже видел. Несомненно, он попал в знакомое место. И вдруг у него точно глаза раскрылись… Да ведь это же тот разъезд, с которого он начал своё путешествие по железной дороге. Тут он сел ненароком в эшелон, идущий на Архангельск. Вот оно что. Он тогда ошибся, а судьба исправляет теперь его ошибку, приведя назад к тому месту, где надломился его прямой путь на юг.

Судьба, конечно, была ни при чём. В том, что Глебка вновь очутился в знакомом месте, ничего удивительного не было. Да, это был тот разъезд, превращённый в прифронтовую перевалочную базу, с которого Глебка прямым путём угодил в Архангельск, разъезд, дальше которого прифронтовые поезда не ходили.

— Вот так раз! — воскликнул он, обращаясь к вертевшемуся перед ним Буяну, и, радостно прищёлкнув языком, схватил пса за ухо.

Буян тотчас отозвался на это приглашение к игре и, припав мордой к передним лапам, коротко полаял. Он почти безошибочно умел различать малейшие оттенки настроения своего хозяина и немедленно настраивался на тот же лад. Сейчас он видел, что Глебка чем-то доволен, а так как каждая Глебкина радость удесятерялась в верном собачьем сердце, то Буян пришёл в неистово весёлое настроение. Это настроение питалось ещё и тем ощущением свободы, какое испытывал Буян, оставив, наконец, пыхтящую, движущуюся и противно пахнущую железом конуру на колёсах, в которой пришлось провести весь день. Радостно подвизгивая и всхрапывая, он кидался из стороны в сторону, взлаивая, скрёб передними лапами снег, припадая к ним то одной щекой, то другой, наконец, в совершенном упоении поднял кверху узкую морду и, оскалив зубы, словно засмеялся.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ. СНОВА В ПОХОДЕ

Радость была недолгой. На смену ей набежали заботливые и беспокойные мысли. Конечно, то, что станция знакома, — это хорошо, потому что теперь Глебка знает, в какой местности находится, но ведь станция — это не конец пути, а только начало. Отсюда и трогаться к фронту, чтоб как можно скорей дойти до места… Но надо вот кочегара ждать: он обещал сказать, что дальше делать и куда идти. Где же он? Чего это он не идёт?

Глебка озабоченно насупился. Буян, резвясь, схватил его за подол ватника.

— Будет, — строго оборвал он пса, и тот, разом присмирев, сел на снег и принялся глядеть по сторонам.

Глебка смотрел только в одну сторону — туда, где в трёхстах метрах от него стоял пришедший поезд. У него было острое зрение и, несмотря на порядочное расстояние и надвигающиеся сумерки, он отлично видел всё, что происходило на путях. Он видел встречающего поезд дежурного, видел выскакивающих из теплушек солдат, идущего вдоль состава дорожника в кожаных рукавицах и с молотком на длинной в аршин рукоятке. Потом взгляд его задержался на стоявшем посредине поезда классном вагоне. Возле этого вагона толпилось много солдат с короткими карабинами за плечами.

Внезапно Глебка заметил, что с десяток рыжих шуб с такими же короткими ружьями сгрудилось около паровоза. Глебка не мог рассмотреть, что они там делают, но сердце его вдруг тоскливо заныло…

И что это в самом деле, как долго кочегар не идёт. Ведь сам же сказал: «Я в скорости к тебе прибегу». Где же тут вскорости, когда уж, наверно, полчаса прошло, а его всё нет. И чего это солдаты собрались у паровоза? Только мешают, наверно, кочегару. Может, ему при них нельзя уйти?

Глебка тревожно вглядывался в густеющие сумерки, и нетерпение его возрастало с каждой минутой.

И вдруг он увидел кочегара, увидел и сперва не поверил собственным глазам. Всё было не так, как предполагалось и как о том договаривались на паровозе. Кочегар шёл не к Глебке, а мимо него, по дороге, ведущей от платформы к длинным баракам-казармам. Кочегар шёл не один. Он шёл под конвоем американских солдат, державших карабины наперевес. Рядом с ним в окружении солдат угрюмо шагал ещё один железнодорожник. Позади этой группы, шагах в двадцати от неё, неторопливо шли два иностранных офицера. Один из них был офицер с птичьим лицом, которого Глебка видел утром на архангельском вокзале, второй был тот самый розовощёкий с трубкой и в шинели с выдровым воротником…