Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 81

В этой чужой компании ему удобнее всего было сесть на диван, в отдалении от толкучки вокруг стола, ни с кем не общаясь, наблюдая за танцующими, за их изменчивым веселым выражением молодых лиц, городская бледность которых бросалась в глаза рядом с грубо темными, продубленными ветрами и морозами лицами фронтовиков, он слышал отдельные фразы, отдельные слова в общем шуме разнокалиберных разговоров, в квакающих бесконечных звуках патефона, и почему-то смешно и приятно было видеть этого длинноволосого в потертой курточке Эльдара, знатока Корана, так поразившего Александра своей памятью в голубятне Логачева. Несуразный Эльдар, комично приседая, семенил поношенными ботинками возле очень высоких туфель своей партнерши, двигающейся плавно, со змеиной гибкостью тонкого тела, как в сомнамбулическом забытье, вся, как лаком, облитая черным платьем, с опущенными занавесями накрашенных ресниц, безучастная к тому, что без умолку говорил ей Эльдар. Она, казалось, была немного пьяна, а он, вглядываясь в ее чересчур белое лицо восторженными глазами влюбленного пажа, исходил в красноречии.

— Нинель, в моем сердце загорелись угольки. Я гляжу на вас и думаю, что красота — вещь неутолимая…

— Мм?

— Но очень утомительная для тех, кто обладает красотой. Не убивайте чад своих… Я от радости вылетел из сетей разума. Я обалдел. Я очумел. Простите мне мои окаянства. Нет, от того, что записано в Книге Судеб, никуда не уйдешь. Я буду с вами танцевать целый вечер. Я знаю, что вы учитесь в актерском училище. Представляю вас на сцене. Знаете, как говорят на Востоке? «Была она подобна ветви ивы… росистой ветви…»

— Что?

— … Росистой ветви. Как красиво сказано, как поэтично!

— Боже, какой иронист! В самом деле вы весь в окаянствах.

— Весь? О, не убивайте чад своих… — часть тридцать третьего стиха семнадцатой главы Корана. Не убивайте, Нинель, в моих словах нет ни капли иронии.

— Тогда вы просто шизик. К тому же сильно поддавший. За что вас, интересно, выперли из университета?

— Насчет поддавшего шизика — вполне оклеветан. Я пьян от жизни. Насчет выперли — объяснение следующее: благодарение Аллаху, что не посадили.

— Вас? Такого невинного романтического мальчика? За что?

— На втором курсе мы с Романом Билибиным организовали общество единения мусульманства с православием, Корана с Библией. Меня вытурили с треском. За национализм. Билибин сам ушел, не дожидаясь, пока в шею дадут. Проявил ко мне солидарность. Он здесь. Вон, посмотрите. Пьет у стола водку, дубина с бородой. Бывший танкист, ныне — шофер.

— А на кой черт вам это общество было нужно?

— Вы прекрасны, Нинель, но наивны, как пышный цветок, внутри которого червь…

— Что-о?

— Червь незнания, о царица сердца моего, я повинно склоняю перед вами голову! Но слушайте… будущее человечества — это братство Востока и Запада, Азии и России в первую очередь. После четырех тысяч войн, через которые прошло человечество, и бритому ежу ясно стало, что войны — это ненависть друг к другу вер и религий, а Бог-то ведь один. У людей должна быть единая общечеловеческая совесть. У вас ведь не две совести?

— А если?

— Под одной мышкой два арбуза не унесешь.

— Вы бредите, Эльдар. Вы за единообразие во всем? Кошмар!

— Ничего подобного, о повелительница небесных гурий. Библия, Коран, Талмуд и Махабхарате — главные религиозные источники земли — в угоду нелюдям искаженно переписаны с единого космического свода законов о людском братстве.

— Какой забавный парень! Зачем же искажены Библия и Коран?

— Знайте, что в угоду нелюдям корыстно искажены десять основных заповедей.

— Не понимаю — зачем?

— Ради власти, дабы завладеть имуществом ближнего и дальнего.

— А кто исказил, забавный вы националист?

— Те, кто прислуживал правителям народов. Бесы земли. Лукавцы. Фарисеи и книжники.

— И вы, наверное, тоже книжник, судя по заумности…

— Я? Книжник? «Разве не видят они?» — часть двадцать седьмого стиха тридцать второй главы Корана. О, как вы меня обижаете, благоуханная роза души моей! Моя профессия — бээс, повелительница души моей.

— Бээс? Что такое бээс?

— Бывший студент.

— Смешной парень, просто прелесть. Интересно, на что же вы живете? За проповедь ведь у нас не платят. Наша страна атеистов, по-моему.

— Я продаю голубей, несравненная. Делать нечего, надо работать. Кто не работает, тот не кушает.

— А-а, значит, вы из банды Кирюшкина? С вами опасно иметь дело, хотя вы и бывшие студенты. Страсть Люды понять невозможно.

— Как вы сказали — «из банды»? Неужели вы так сказали? Прискорбно и преобидно слышать ваше невежество. «О люди, нуждайтесь вы в Боге Господе»… — часть шестнадцатого стиха тридцать пятой главы Корана. Предосадно и даже преоскорбительно ваше мнение о настоящих фронтовиках. Какой нечестивец вложил в ваши сахарные уста слово «банда»? Таких, как Кирюшкин, — единицы. Я люблю этого человека…

— Вы что — педик, что ли? Смешно!

— Прелестницам я прощаю оскорбления и не называю их блудницами из Содома и Гоморры. Почему вы сказали «банда»?

— Не сжимайте мою руку, мне больно! Отпустите, вы мне пальцы сжали, как клещами!

— Почему вы сказали «банда»? Кто вас надоумил? От этого слова пахнет доносом и милицией.

— Оставьте меня, вы плохо танцуете, я не желаю с вами!.. Перестаньте сжимать мне руку! Вы с ума сошли. Я терпеть не могу мужскую грубость!

— Извиняюсь за злоключение, царица Савская, я стыжусь за себя. Но ответьте мне — кто вас надоумил произнести гадкое слово «банда»? Кто именно? Когда конкретно, бесподобная радость очей моих?

— Какая глупость! Это — допрос? Оставьте меня в покое! Пустите! Я закричу сейчас! Я устрою скандал! Вы садист!

— Скандал? На здоровье… но вы мне не ответили. Запомните: «И какою мерою мерите, такой и вам будет мерить», — сказал в Нагорной проповеди Христос. Вы читали Библию?

— Нет! И не хочу! Пустите меня, иначе… я ударю, несчастный мусульманин!

— Ударяйте, я краснею за вас. Грешен: я против непротивления. И договоримся: кричите, что я садист, я буду реветь, как голодный осел, что вы мужеженщина из публичного дома Калигулы. Так почему вы произнесли слово «банда»?

— Пустите меня, дурак!

Она выговорила это, раздувая ноздри чуткого носа, широко раскрывая завесу ресниц, в ожесточенных глазах ее была пепельная мгла. Вырываясь черной извивающейся змейкой, откидывая назад голову, отчего некрасиво выгнулось белое нежное горло, она толкнула Эльдара в грудь и, стуча высокими каблуками, отбежала к дивану, где сидел Александр, порывисто опустилась рядом с ним, обдав запахом приторных духов, потрясла рукой, сжимая и разжимая пальцы, жалобно проговорила:

— Защитите меня, пожалуйста, от этого шизика, я не хочу с ним танцевать, он мне чуть руку не сломал!.. — И, взмахивая неестественно длинными ресницами, попросила с капризной и вместе умоляющей гримасой: — Дайте хоть глоток вина отпить, а то у меня голова разболелась от грубости этого длинноволосого пророка!

— Вы не хотите подойти к столу? Я сейчас принесу вам вина, — сказал Александр. — Вас звать Нинель?

— Я не хочу ждать. Да, меня звать Нинель. А вас Александр, кажется?

В первую минуту Александр подумал, что в этой пестрой компании никто не стесняется ни в действиях, ни в словах, но привычно заставляя себя не удивляться, протянул ей стакан с вином, не удерживаясь, чтобы сказать:

— Вы здорово напылили. Наговорили Эльдару оскорбительные вещи. Я бы не смог стерпеть.

— А что бы вы сделали? Возьмите свой стакан. Какое-то противное кислое вино. Вы его пьете вместо водки? Так что бы вы сделали, хотелось бы знать?

— Взял бы вас за руку, вывел в середину танцующих и как следует шлепнул по попе… Простите, по тому месту, где спина теряет благородное название.

— Попробовали бы только! Я отвесила бы вам пощечину!

— Ну, это не самое страшное. Что такое ваша пощечина — комариный укус? Когда при бомбежке на голову обрушиваются глыбы земли — это дело другое.