Орлиная гора

Митька отошел к окну, тронул портьеру – такую старую, что первоначальный цвет ее невозможно было разобрать. Солнечный луч ворвался в комнату, точно в застоявшийся пруд, уперся в стену над каминной полкой. Точнее – в край деревянного щита. «А вот это что-то новенькое!» – поразился Темка и шагнул ближе. Неумело нарисованный герб – вроде бы ласка на задних лапах, передними опирается на меч – перечеркивала траурная лента. Темка сначала не понял, ведь в знак траура перевязывали только угол щита. Но тут прерывисто выдохнул Митька, и вспомнилось: перечеркнутый герб означал, что умер последний из рода. Умер род.

– Да, – проскрипели за спиной. – Не успела княгиня третьего сына родить.

– Третьего? – оглянулся Митька.

Барон подковылял ближе:

– Это старая традиция. Если княгиня – последняя, то она должна родить двух сыновей в род мужа и только третьего просить принять имя своего рода. А Маркий у нее был единственный.

Луч качнулся, ярче высветив ленту. Княгиня из рода Ласки! Жена князя Кроха, мать Марка.

За ужином все казалось Темке безвкусным. Митька был молчалив. Хорошо, что барон говорил не умолкая. Можно просто заинтересованно кивать, почти не вслушиваясь в старческие речи.

Мама! Как давно ее не видел Темка. Вспомнилось, как царапали щеку бусины, нашитые на платье, как мялись с тихим хрустом кружева. И как посмотрел Маркий… Княгини Крох в тот день – когда сын принял из рук короля меч! – не было.

Слуга налил мальчишкам вино с крепким сивушным духом. Темка даже не осмелился такое попробовать – кто его знает, что туда намешали. У барона вон уже помутнели глаза. Как неудачно, нужно же еще договориться насчет курьера.

Скрипнул рядом отодвигаемый стул.

– Простите, нас в городе ждут неотложные дела. Если хозяин будет милостив, то мы с удовольствием разделим с ним вечернюю трапезу, но сейчас нам нужно уйти, – сказал Митька.

Темка торопливо покивал. Но когда друг сделал шаг к двери, задержался. Хотел соврать – пуговицу, мол, обронил, да и мало ли что еще можно было придумать! – но в последнее мгновение просто попросил взглядом: «Иди. Я тебя догоню».

Дверь за Митькой закрылась. Измятый пакет лег на край стола.

– Барон, мне нужен курьер. Письмо должно быть доставлено князю Торну как можно быстрее.

В старческих глазах мелькнула растерянность:

– Но… я могу послать слугу только до Мерока, оттуда уже с курьером.

– Хорошо. Но прошу вас – пусть выезжают как можно скорее. Это за хлопоты и на Мерок, – поверх конверта лег предусмотрительно приготовленный Александером мешочек.

Городишко был похож на жилище барона – такой же сонный и запущенный. Княжичи неторопливо ехали главной улицей; за ними, отстав на пару шагов, пристроился солдат. Темка не стал спорить, когда пожилой ратник сказал: «Капитан велел рядом быть». Пусть, не мешает же. Тем более Темка намеревался выехать из центра куда подальше – может, там найдется что интересное. Особой цели у мальчишек не было, вино уже оплачено, и его доставят на двор к барону. Чем торчать в пропахших травами комнатах, лучше уж болтаться по городу, тем более моросивший с утра дождь истончился и вот-вот закончится.

Редкие прохожие глядели на княжичей с любопытством. Нищий бросился чуть ли не под копыта лошадей и, получив монетку, долго благодарил гнусавым голосом. Мелькали лавчонки – такие убогие, что заходить в них не хотелось. Старые вывески потускнели, наверное, жителям они без надобности, и так помнят, к кому в случае какой нужды идти. А посторонних тут почти не бывает – далеко от крупных городов, в стороне от караванных путей. И потому Темка удивился, увидев яркий полог, висевший над дверью. Расшитый странными символами, он напоминал о ярмарочном шатре гадалки. Дверь в лавку была приоткрыта, и на кожаном шнурке у притолоки висели гроздью фигурки зверей, деревянное оружие и совсем незнакомые амулеты. Намокший полог прогибался, роняя на крыльцо капли.

– Зайдем? – кивнул Темка.

Лавка оказалась крохотной, еле троим вдоль прилавка встать. Солдат, придирчиво оглядев помещение, остался за порогом. Щуплый мужчина поклонился посетителям, сложив ладони и прижав их к груди. Плечи купца закрывала широкая накидка, расшитая теми же рунами, что и полог у входа. Выходец из Дарра, понял Темка. Он слышал о них – лучших мастерах амулетов.

Торговец молчал, не расхваливал товар, которого было множество, и за день все фигурки не переберешь. Темка растерянно обвел взглядом связки амулетов. Митька отступил на шаг и рассматривал вырезанные на деревянных стенах руны.

– Разве тебе нужен амулет? – негромко спросил купец, когда Темка тронул пальцем крохотный меч.

Смуглая ладонь возникла у княжича перед глазами, качнулась, потом выгнулась лодочкой, точно змея надула капюшон, – и снова опустилась на прилавок.

– Мальчик из рода Оленя.

Темка окинул себя взглядом: нет, под дорожным плащом не видно шевронов.

– Ты веришь в себя и в свою удачу. В моей лавке ты не найдешь ничего нужного.

Княжич оторопел: странный способ торговли.

Хозяин перевел взгляд на Митьку. Раскрытая ладонь качнулась к лицу друга, замерла… Мгновения истекали, и на лице торговца все яснее проступало недоумение. Меж бровей легла горькая складка.

– Я ничем не смогу помочь тебе, молодой господин, – купец уронил руку. – У тебя нет покровителя.

– Мой род – золотого Орла! – вскинул голову Митька.

– Значит, у твоего рода нет покровителя.

Митька зло сощурился, распахнул плащ. Золотые аксельбанты и вышитый на груди герб показались из-под намокшей ткани. Торговец еле заметно вздохнул, с сочувствием глянул на мальчика. Княжич готов был достойно ответить на любую дерзость, но под мягким взглядом карих глаз отступил к двери, толкнул солдата и вывалился из лавки на улицу. Плеснула под ногами лужа, лизнула грязным языком крыльцо.

Темка замешкался, и когда выскочил – друг торопливо уходил, ведя в поводу Поля.

– Подожди! – догнал, пошел рядом. – Ну чего ты! Он просто решил попугать, цену набивал! – Темка сам не верил в то, что говорил.

Митька все ежился, точно стряхивал взгляд купца.

…Это предание каждый знает с детства. Много веков назад, когда даже горы и моря были другими, глянул Создатель – и не понравилось ему собственное творение. Очень уж показались люди дерзкими да жестокими. Протянулась рука уничтожить мир, как сминает ребенок неудачную поделку из глины.

Но дочь Создателя пожалела людей. Просила за них отца ласковой горлицей, спорила и гневалась зимней волчицей. Не выпросила, не отстояла – упрям Создатель. Собрался он послать на землю дожди огненные, воды высокие.

Вздохнула дочь: все живое-то разве виновато? Говорит: есть у меня сад, но пусто в нем. Деревья стоят ни живые, ни мертвые. Тихо, даже листва не шелестит. Разреши пустить в него зверей и птиц. Чтобы сад не увядал – духов земли. А еще духов воды, которые не дадут пересохнуть ручьям, прольются дождями и вспыхнут радугами. И духов железа, чтобы было чем обрабатывать землю, и духов битвы, защищать сад. А еще… Тут махнул рукой Создатель: бери всех, кого пожелаешь, только если увижу хоть одного человека в саду твоем – весь выкорчую. Опустила глаза хитрая дочь. Не знал Создатель, что в каждом – даже в самой маленькой птице, даже в духе камней – спрятала искусница души людские.

Королей приняли духи их стран. Нищих и бродяг – дух дороги. Дух земли сберег крестьян. Оторванных от корней солдат – дух битвы. Пришли кузнецы к духу огня, и рыбаки к духу воды. Всем нашелся свой покровитель. Темкиным предкам – олень. Митькиным – орел.

Только закрылась калитка чудесного сада за последним из зверей, как хлынули на землю потоки огненной воды, ударили в берега высоченные волны, затряслись горы. И не было никому спасения.

Глянул Создатель на пустой мир и остался доволен. Но шли дни, складывались в годы – и тоска смертная навалилась. Нет людей, нет жизни. Долго тосковал Создатель и выжидала дочь. А потом привела отца в сад и открыла ему тайну свою. Смеялся Создатель, называл искусницу Матерью-заступницей людишек недостойных.