Страница 11 из 41
Стаунтон выругался и вернулся к машине. Он не захватил с собой ружья; придется обойтись монтировкой. Взяв ее, он поспешил к собаке, но та была уже мертва: остекленевшие открытые глаза смотрели в никуда. Кровь вытекала изо рта, дыхание прекратилось.
- Прости, старина, - тихо произнес Стаунтон. - Наверное, надо найти твоего хозяина и сообщить ему.
Он наклонился, чтобы поднять пса за ноги, но затем, передумав, выпрямился. Собаку следует похоронить, так или иначе, а после того, как над ней поработают муравьи и мухи, эта процедура станет куда менее приятной. Нельзя оставлять ее здесь, поскольку дела в Бартлесвилле потребуют несколько часов. Лопаты в фургоне не было, но зато был брезент, слишком старый, чтобы беречь его. Он вытащил брезент, расстелил на дороге, затем положил на него труп собаки и, завернув в несколько слоев, убрал в фургон.
В городке Стаунтон сделал необходимые покупки, в каждом магазине сообщая о собаке - хаунд, кобель, коричневый с белыми пятнами - и на третьей попытке ему повезло: ему сказали, что, по всей видимости, это пес Гуса Хоффмана, и что сам Хоффман сейчас находится в городе на происходящей в местном морге процедуре дознания по поводу самоубийства его сына.
Профессор никогда не бывал на дознании, а поскольку отличался большим любопытством, то направился в морг и пришел к самому началу процедуры. Все места были заняты, но у двери стояло несколько человек. Стаунтон присоединился к ним и стал слушать.
В это время свои показания давала Шарлотта Гарнер.
Стаунтон слушал со все возраставшим изумлением. Прежде всего он был поражен спокойствием и бесстрашием девушки, которая с подкупающей откровенностью рассказала всю правду о своих отношениях с тем юношей, Томми Хоффманом, так же, как и все обстоятельства исчезновения Томми, когда она заметила рядом с собой только его одежду. Когда она рассказала о своем ожидании, попытках найти Томми и о своем возвращении домой, коронер намеревался отпустить Шарлотту, но тут она заявила, что хочет добавить еще одну вещь и рассказала про эпизод с полевой мышкой. Она считала, что мышка могла укусить Томми, когда пыталась забраться по его ноге, а он сбросил ее рукой. Мышка могла заразить Томми какой-нибудь формой гидрофобии...
Коронер дал девушке высказаться до конца, затем долго разговаривал с судьей, разъясняя симптомы гидрофобии и указывая на ее сравнительно большой инкубационный период - согласно этим данным, укус мыши не мог столь быстро и трагично подействовать на Томми. Кроме того, заметил он, даже если мышь была заразной, что, кстати, могло бы объяснить ее странное поведение, это не меняло дело, поскольку никаких укусов на руках и теле Томми обнаружено не было.
Имеются царапины на ногах, но они были, по всей вероятности, получены в тот момент, когда Томми босиком бежал по лесу: ни одна из этих маленьких царапин не походила на укус.
Затем свои показания дали Гус Хоффман и Джед Гарнер.
Их истории были идентичными, поскольку они все время находились вместе.
Стаунтон внимательно выслушал их показания, особенно когда был упомянут пес Бак - тот, что прошлой ночью шел по следу Томми, а сегодня привел их к пещере в лесу.
Последним был опрошен шериф, рассказавший о том, как после сообщения о случившемся он был в лесу и выносил с остальными тело Томми.
Судья вышел в соседнюю комнату, но вернулся почти сразу же с готовым вердиктом - самоубийство на почве временного помешательства. Присутствующие стали расходиться.
Стаунтон направился к мужчине, которого называли Гусом Хоффманом, но тот вышел в соседнюю комнату морга, по всей вероятности, чтобы договориться насчет похорон.
Туда же вышли и Гарнер с дочерью.
Тогда профессор остановил шерифа, высокого крупного мужчину, представился ему и рассказал о происшествии с собакой.
- Может быть, и к лучшему, шериф, - сказал он, - что я разговариваю по этому поводу с вами, а не с самим мистером Хоффманом, на которого вчера обрушилось это ужасное несчастье. Может быть, не стоит сразу же сообщать ему, что собака тоже погибла. Пусть думает, что пес сбежал или потерялся, и постепенно свыкнется с мыслью, что тот не вернется. Как вы думаете?
Шериф почесал затылок.
- Ну, не знаю, - в нерешительности произнес он.
- А что, если мы поступим так, - сказал профессор. - Чтобы дать вам время все это обдумать, а мне - задать вам пару вопросов носительно этого странного самоубийства, которое столь заинтересовало меня, может быть, мы пройдем в бар напротив и выпьем по рюмочке?
- Что ж, на рюмочку у меня найдется время. Я должен еще уладить здесь кое-какие мелочи, так что подождите, а я присоединюсь к вам через десять минут.
В баре Стаунтон заказал себе пиво, набил трубку и закурил. Прохладное пиво было очень приятным, и профессор допил свою кружку, когда вошел шериф и сел напротив.
- Пиво выглядит совсем неплохо, - сказал шериф и, повернувшись к стойке, крикнул: - Эй, Хэнк, принеси нам пару кружек. Больших.
Затем он сказал, обращаясь к профессору:
- Я тут поразмыслил и решил, что вы правы относительно случая с Баком. Не стоит ошарашивать Гуса новостью насчет собаки. Ему и так несладко. Кстати, вы оставили собаку на дороге? Там он может ее увидеть или ее может увидеть кто-нибудь другой, а потом позвонит ему.
Профессор отрицательно помотал головой.
- Она лежит в моем фургоне, завернутая в брезент. Я похороню ее, когда доберусь до дома.
Профессор снова закурил трубку.
- Я ужасно сожалею о том, что произошло, но вовремя остановить машину было совершено немыслимо. Пес прыгнул прямо под колеса неизвестно откуда. У меня не было возможности даже притронуться к тормозам.
- Странно, - задумался шериф. - Бак всегда боялся машин и убегал в поле, едва заслышав шум мотора. Боязнь машин у него была, как бывает боязнь выстрелов у других собак.
Стаунтон уставился на шерифа, широко раскрыв глаза.
- Боже праведный, шериф! Он, наверное, обезумел, раз бежал так, будто оглох и ослеп. А у вас тут бывали случаи бешенства?
- Да нет, вот уже пару лет как не было. А пожалуй, и больше.
Шериф, похоже, не заинтересовался предположением профессора.
Стаунтон смотрел на его полное круглое лицо и прикидывал, не глуп ли он, этот шериф. "По всей видимости, нет, - решил он наконец, - умственные способности нормальные, но вот с воображением слабовато. Он пропустил мимо ушей сообщения о странном поведении полевой мыши и собаки, отбросив как несущественные, и полностью сосредоточился на поступке Томми. Да, это было, конечно, очень странно, но, в конце концов, парень внезапно сошел с ума, а безумцы совершают безумные поступки. Так, по всей видимости, рассуждал шериф, и почти наверняка так рассуждали все присутствовавшие на дознании".
- Послушайте, шериф. Я немного опоздал к началу дознания; не слышал медицинского свидетельства. Было ли вскрытие?
- Вскрытие? Нет, а зачем оно? Нет никаких сомнений, что он покончил с собой, разрезав вены. Больше никаких отметин на теле нет, кроме маленьких царапин на ногах, да еще ступни у него порезаны и кровоточат.
Стаунтон открыл рот и тут же снова закрыл его.
Шериф спросил:
- Я все пытаюсь сообразить, где вы живете. Это, наверное, тот дом милях в десяти отсюда, в самом конце дороги?
- Точно, - ответил профессор, - "У старика Бартона" - так называют это место. Раньше там была ферма, но теперь все заросло и запущено. Мой приятель из Бостона купил этот участок и дом для летнего отдыха. Этим летом он не смог выбраться сюда и предложил мне воспользоваться домом.
- Да-да, помню, тот парень, кажется, Хастингс. Несколько раз видел его здесь в летнее время. Вы с женой отдыхаете или в одиночестве?
- Я один. Холостяк. Я вообще люблю одиночество. Когда занимаешься преподаванием...
- А что вы преподаете, мистер Стаунтон?
- Зовите меня просто Док, шериф. Я преподаю физику в Технологическом институте Массачусетса. Специализируюсь на спутниковой связи. Первую половину отпуска я посвятил научной работе, но в оставшееся время хочу по-настоящему отдохнуть.