Страница 1 из 4
Варькино поле
историческая повесть
Виктор Бычков
© Виктор Бычков, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
– Выноси, миленький, выноси! Давай, Мальчик, дава-а-ай! – ротмистр Аверин торопил коня.
Левая, раненая в локоть рука безвольно свисала плетью. Иногда он умудрялся оглянуться назад: кони красноармейцев были свежи, и расстояние между ними стремительно сокращалось, неумолимо приближая трагический финал. Это прекрасно понимал офицер и девушка, которая чудом держалась у него на руках, намертво обхватив ротмистра. Её непокрытые длинные волосы развевались на ветру, закрывали лицо мужчине, мешали смотреть.
А конь начал сдавать: уже не бежал галопом, а скорее изображал его, ёкая требухой, с трудом выбрасывая ноги, тяжело, с шумом дышал. Всё-таки выстрелы преследователей попали в цель, ранив не только седока, но и вогнав в мышастый круп лошади несколько пуль. Одна из них прошла по касательной, вспоров правый бок животного, задев рёбра, и теперь сидит под лопаткой передней ноги, забирая у него последние лошадиные силы. Да и отдыхал конь сутки назад, и то в перерывах между боями, всего часа два, не более.
Мальчику не было равных среди его собратьев по скорости и выносливости, по его не совсем лошадиному уму не только в кавалерийском эскадроне, но и во всём полку. Недаром даже полковой командир полковник Бахметьев не раз предлагал Аверину Алексею Ильичу поменяться лошадьми, обещая взамен не только своего Мустанга, но и пять червонцев золотом, и дюжину бутылок французского шампанского из личных запасов в придачу. Вот только ротмистр не мог расстаться с лошадью.
– Друзьями, Вениамин Павлович, не торгуют! Тем более, преданными, как мой Мальчик. Он для меня больше, чем друг, если хотите. Даже речи быть не может ни о каких торгах.
И полковник в очередной раз отступал перед железным аргументом подчинённого, но надежду не терял. Не мог поверить истинный знаток и ценитель лошадей в настоящую, почти человеческую, одушевлённую, осмысленную дружбу человека и животного. Уж кто-кто, а он-то знает не понаслышке о взаимоотношении кавалерийской лошади и всадника. Сам всю жизнь в седле. Чего тут нового? Ну, обучить; ну, приручить к себе; ну, джигитовка… и всё! Да, конь иногда бывает очень хорошо прирученным своим хозяином на уровне инстинктов. Зачастую вот эти отлично выработанные животные инстинкты некоторыми творческими натурами, далёкими от жестоких реалий, воспринимаются как преданность коня человеку. А то и возводятся ими в такие чувства, как истинная дружба. Всё это понятно для обывателя. Ему, обывателю, только подай вот такую историйку, и хлебом кормить не надо. Тут же слепо поверит, даже слезу умильную пустить может по случаю. Чего только не может зародиться в человеческом мозгу?! Какого только бреда, какой околесицы не наслушаешься от иных впечатлительный, тонких творческих натур?! Но не до такой же степени, как у эскадронного с Мальчиком?! Это уже чересчур. Будто лошадь мыслит и поступает как человек, чуть ли не руководствуясь при этом нормами христианской морали и нравственности?! Это не укладывалось в голове командира кавалерийского полка. Зачастую люди между собой не всегда ладят, находят взаимопонимание. А тут человек и животное… Бред, рождённый в воспаленном мозгу.
Однако он, ротмистр Аверин, знал, что говорит. Впрочем, об его отношении с конём в полку ходили легенды. Обросшие людской молвой, а то и просто домыслами, они не всегда, возможно, соответствовали истине, действительности, но в одном были точны: эта пара – человек и лошадь – понимали друг друга, были единым целым не только в повседневной жизни, но и в бою. Да и преданность лошади хозяину вызывала у сослуживцев – товарищей, командиров и подчинённых, – неподдельное восхищение животным, вознося его в разряд существ обожествлённых, мыслящих. В кавалерийском полку Мальчика боготворили, едва ли не считая его идолом.
Потомственный дворянин двадцати шести лет от роду, офицер в отставке Аверин Алексей Ильич вернулся в полк добровольцем вначале шестнадцатого года, успев принять участие в военной кампании против немцев на фронте.
Прибыл не один, а с конём, со всей амуницией. И сразу же эта пара покорила сослуживцев. И было чему удивляться боевым товарищам-кавалеристам.
Мальчик мог часами терпеливо ждать своего седока, пока тот не проиграется в пух и прах в «Фараона», или как называли эту же игру в кавалерийском полку – в «Штосса». Причём, ждал не у коновязи, не на привязи, как иные лошади, а свободно разгуливал у стен полкового лазарета, где офицеры играли в карты. По одному ему ведомым признакам выбирал именно то окно, за которым находился ротмистр Аверин, и замирал в ожидании, дремал стоя у окна.
Коню чужды были удила, его рот не знал железа. Он понимал хозяина без этой жестокой процедуры. Однако уздечка, как обязательный атрибут лошадиной сбруи, обязательно присутствовала, но вторым концом была постоянно привязана за луку седла на спине Мальчика. Управлялся голосом всадника или лёгким пошлёпыванием ладошки по шее коня.
Всегда встречал эскадронного командира после игры в карты радостным ржанием с нотками лёгкого укора.
– Ну-ну, не бранись, парень, чего уж. Так получилось, – оправдывался перед лошадью ротмистр. – Этот божий одуванчик отец Павел опять мухлевал, как последний одесский биндюжник. Вот же сволочь! А ещё священник полковой. Ему бы о душе солдатской подумать, а он… карты, деньги, вино. Вот и… – офицер хлопал для наглядности по пустым карманам, разводил руками. – Опустошил с божьей помощью честного защитника Отечества, шулер, прости Господи. До последней копейки выпотрошил мои закрома. Пусто-с! А я как не пытаюсь уличить, поймать этого мошенника за руку – ускользает, как угорь. Скользкий товарищ, хоть ты что хочешь! Но я обязательно подловлю его в следующий раз.
Конь стоял рядом, понимающе кивал головой, будто сочувствовал, тихонько ржал, от нетерпения рыл копытами землю.
Прощённый и понятый другом, ротмистр чёртом влетал в седло. Тотчас Мальчик без понукания делал «свечку», с места брал в карьер, стлался по-над землёй, уносил незадачливого игрока на окраину уездного городка, где эскадронный снимал квартиру у пожилой супружеской пары.
В первые дни пребывания в полку офицеры не верили в такую, почти человеческую преданность лошади своему хозяину, и поэтому пытались поймать коня, переподчинить его кому-то другому, доказать этому зарвавшемуся ротмистру-врунишке, что животное – оно и есть животное. А всё остальное – враки, плод нездоровой фантазии некоторых оторванных от действительности маменькиных сынков, особ дворянского роду-племени.
Предпринимали попытку поймать лошадку и не раз. Но она не давалась. И даже когда привлекли отделение солдат, Мальчик смог уйти от людей. От людей ушёл, но кружил рядом с лазаретом, ждал хозяина. Однако, когда его в очередной раз обложил взвод кавалеристов под руководством полкового коновала-мастера, с верёвками, с кнутами, лошадь не сразу далась в руки и вела себя совершенно непонятно людям. Видимо, понимая, что с ней затевают какую-то игру и что обложена со всех сторон, она не уходила, не пыталась скрыться, а стояла, ждала, пока солдаты подойдут ближе, лишь наклонила голову к земле, предостерегающе фыркала. В какой-то момент, когда бойцы уже были в непосредственной близости, в нескольких саженях от Мальчика, он вдруг взвился на дыбы и смело бросился на людей. Но не с целью прорваться сквозь цепь, уйти. Отнюдь! А сбивал грудью, кусал зубами, становился на дыбы, бил противника передними ногами, не упуская возможности пройтись по человеческим телам и задними подкованными копытами. Он принял вызов, дрался! И не убегал! Вот что было поразительным: лошадь не убегала! Дралась! Казалось бы, прорывай людское кольцо и полная свобода… Однако, не тут-то было! Мальчик оставался и будто играл с людьми. Подыгрывал им в этой нешуточной затее-потехе, снова и снова своими поступками будоража человеческое сознание, выбивая из привычного представления о мироустройстве, о взаимоотношении в этом мире человека и лошади, давая повод для людского удивления.