Страница 4 из 38
— Я так и думал. Уж больно все гладко: слишком много улик и слишком слабая собственная версия. Догадываешься, кто стоит за этим?
Крэг пожал плечами:
— У меня есть враги. Но я выясню.
— Нет! — резко возразил Олливер. — Если ты согласишься на мое предложение, тебе придется отложить сведение личных счетов, пока не выполнишь мое поручение. Согласен?
Крэг неохотно кивнул:
— Согласен. Что я должен сделать?
— Сейчас не время и не место обсуждать это. Раз уже ты заранее согласился, мы поговорим о деле, когда ты будешь на свободе. В двух словах всего не объяснить.
— А если я решу, что это слишком опасно, и откажусь?
— Не думаю. Это — трудное дело, но я уверен, что за миллион долларов ты за него возьмешься. Кроме того, ты сможешь получить куда больше, чем просто деньги. Я рискну в надежде, что мы договоримся. Но сначала обсудим побег.
— Побег? Вы не може… — он осекся на полуслове, поняв, что хотел задать дурацкий вопрос.
— Конечно, побег. Тебя признали виновным в тяжком преступлении на основании неопровержимых улик. Если я отпущу тебя или вынесу легкий приговор, меня тут же обвинят в попустительстве и предвзятости. У меня тоже есть враги, Крэг. Они есть у всех, кто занимается политикой.
— Ладно. Как вы можете помочь мне бежать?
— Твой побег сейчас готовится. Как только все приготовления будут закончены, тебя известят, что надо делать.
— Каким образом?
— Через динамик в твоей камере. Мо… у моего друга есть доступ к системе внутренней тюремной связи. Должен сказать, однако, что мы не можем гарантировать стопроцентные шансы на успех. Мы сделаем все от нас зависящее, а об остальном ты должен позаботиться сам.
Крэг улыбнулся.
— И если мне не удастся выбраться оттуда, значит, я — не тот человек, который вам нужен. Таким образом, вы ничего не теряете, если меня подстрелят при попытке к бегству. Ладно, пусть будет так. Какой приговор вы собираетесь мне вынести?
— Будет лучше, если я объявлю, что беру отсрочку на двадцать четыре часа. Если я вынесу приговор прямо сейчас — неважно какой: Каллисто или психокоррекция — то подготовка к приведению его в исполнение начнется немедленно. Я не знаю, сколько времени на займет, но лучше иметь сутки в запасе. Поэтому я беру отсрочку.
— Хорошо. Что я должен делать после побега?
— Приходи ко мне домой. Линден, семь-девятнадцать. Никаких телефонных звонков — мой телефон наверняка прослушивается.
— Дом охраняется? — Крэг знал, что дома большинства политических деятелей были под круглосуточной охраной.
— Да, и я не собираюсь прдупреждать охранников, чтобы тебя пропустили. Они — члены моей партии, но довериться им в этом я не могу. Как пройти сквозь охрану — твоя проблема. Если ты не сможешь этого сделать без моей помощи, значит, ты не тот, за кого я тебя принимал, и не тот, кто мне нужен. Но постарайся их не убивать без крайней на то необходимости. Я не люблю насилия. — Он нахмурился. — Я не люблю насилия, даже если оно вынужденное и во имя благородной цели.
Крэг рассмеялся:
— Постараюсь не убивать ваших охранников даже во имя благородной цели.
Олливер покраснел:
— Цель в самом деле благородная, Крэг… — он обернулся и взглянул на часы, висевшие на стене. — Хорошо, у нас ещё есть немного времени. Я часто разговариваю с подсудимыми по полчаса и даже больше до вынесения приговора.
— В прошлый раз вы долго беседовали со мной, прежде чем освободить, раз уж меня оправдали.
— Ты этого заслужил. Ты был виновен тогда. Но я должен рассказать тебе, для чего все это затевается, и смеяться здесь не над чем. Я хочу основать новую политическую партию, Крэг, которая вытащит наш мир, всю Солнечную систему из того болота, в котором они завязли.
Я хочу положить конец взяточничеству и коррупции и вернуть мир к старомодной демократии. Это будет партия нового типа, которая выведет нас из тупика. Если взглянуть правде в глаза, то обе ведущие партии, хотя я и являюсь членом одной из них — партии нелепых крайностей. Союзная партия имеет коммунистические истоки, а Синдикалистская — фашистские. В противостоянии между ними мы потеряли то, что когда-то имели — демократию.
— Я понимаю, о чем вы говорите, — сказал Крэг, — и, может, даже в чем-то согласен. Но Союзная и Синдикалистская партии сделали демократию бранным словом и превратили её в посмешище. Чем вы собираетесь привлечь сторонников?
Олливер улыбнулся:
— Конечно, мы не настолько наивны. Дискредитировано само «слово», а не понятие. Мы назовем себя Кооперационистами и заявим о себе как сторонниках компромиссного курса, который примирит две существующие крайности. Не меньше половины членов обеих партий, искренне желающих иметь честное правительство, присоединятся к нам. Да, сейчас мы действуем тайно, но перед выборами мы выйдем из подполья — ты сам в этом убедишься. Что ж, на сегодня, пожалуй, достаточно. Итак, мы обо всем договорились?
Крэг кивнул.
— Хорошо, — Олливер нажал на кнопку на столе, и вошли охранники. Покидая с ними зал, Крэг слышал, как включилась записывающая аппаратура, и голос Олливера, объявлявшего, что для принятия окончательного решения берет отсрочку в двадцать четыре часа.
Очутившись в камере, Крэг задумался. Он старался представить себе, в чем заключался план побега. Предусматривал ли этот план, дававший ему шанс, смену одежды? Он посмотрел на себя. Серая рубашка может сойти, если расстегнуть ворот и закатать рукава. Но серые брюки буквально кричали о тюрьме. Ему придется воспользоваться брюками охранника, даже если они будут не совсем впору, и при первой возможности переодеться в шорты. Почти все жители Альбукерка летом носили шорты.
Он расстегнул воротник и, закатав рукава, подошел к металлическому зеркалу, вмонтированному в стену над раковиной. Да, его вид до пояса вполне сойдет. Даже короткая тюремная стрижка не будет бросаться в глаза — летом многие стриглись коротко.
Что касается лица, то здесь проблем не было. У него было самое обычное лицо, на котором не было никаких признаков порока или преступных наклонностей — такое лицо ничем не выделялось в толпе и с трудом запоминалось. За это лицо он щедро заплатил тому же хирургу в Рио, который усовершенствовал его протез. Лицо, которое у него было раньше, стало слишком хорошо известным в преступном мире, а это было куда опаснее, чем полиции.
Его тело тоже производило обманчивое впечатление. Самое обычное телосложение скрывало силу и выносливость акробата, и он отлично владел всеми разрешенными и запрещенными приемами рукопашного боя. Крэг мог легко справиться с обычным противником одной правой рукой и часто так и делал при свидетелях на спор, когда не хотел выдавать секрет своей левой руки. Это был его козырной туз, припрятанный на крайний случпй. Он пользовался им, если по другому уже было нельзя.
Шагая по камере, он остановился у окна. До свободы его отделяло тридцать этажей. Но тюрьмой были только три верхних этажа. Если ему удастся добраться до двадцать седьмого этажа, он может спуститься вниз на лифте и оказаться в относительной безопасности.
Но каковы были его шансы пройти эти три этажа? Он решил, что больше половины, если Олливер ему поможет. В противном случае — тысяча против одного: именно к такому неутешительному выводу он пришел накануне суда.
Олливер! В конце концов он оказался ничем не лучше других политиков. Помогает преступнику бежать, чтобы этот преступник что-то украл для него. А может, он действительно сказал Крэгу правду? И действует из альтруистских побуждений? Крэг пожал плечами: все это было неважно.
Но Олливер в самом деле удивил его. Интересно, как он выглядел, когда судья вместо приговора улыбнулся и предложил ему свободу и миллион долларов.
Крэг ухмыльнулся и неожиданно рассмеялся вслух.
— Неужели это правда так смешно, Крэг? — спросил насмешливый женский голос.
Он быстро взглянул на решетку в потолке. Голос продолжал:
— Да-да, сейчас связь двусторонняя — вы можете отвечать. Об этом мало кто знает, но с камерами везде установлена двусторонняя связь. Иногда, к примеру, полиция хочет знать, о чем адвокат беседует с подследственным. Полиция тоже не брезгует грязными приемами, но вам, наверное, это известно и без меня?