Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 28

Отсутствие служб услуг влекло за собой одну особенность. Услуги сами по себе были, только все на самодеятельности людей. Подвести дрова, сено стройматериалы, бетонные плиты под фундамент, старые шпалы под садовую дорожку, вспахать огород, перекрыть крышу, вырыть колодец или яму для овощей, выкорчевать площадку под картошку, прорыть канаву от ручья к дому, засыпать песком и щебенкой заболоченную лужайку и тысячи других дел нужны в маленьком поселке. Все это делалось и делается до сих пор. Начальство смотрит сквозь пальцы на то, что его люди это проворачивают в рабочее время и с использованием казенной техники, а часто и с воровством материалов. Трудно кого-либо в этом осуждать. У людей часто нет выбора. И плата как правило одна и та же – бутылка водки. Калым стал символом легкой наживы и легкого спуска этой наживы – в пьянке. Мало кто копит на этом деньги. Не в русском характере.

В этой атмосфере размываются понятия бережливости, ценности рубля, да и вообще ценности своего дела, своих способностей. На казенной работе много все равно не заработаешь, а есть возможность подкалымить – эти деньги – на ветер.

А если учесть, что в молодежной среде того времени почти все было открыто и просто не принято было выпивать в одиночку, то коллективные выпивки вошли в обыденную жизнь. Вовлеклись в это и Валя с Борей. У Вали было еще к тому же тяжелое похмелье и на второй день он был никудышным работником, если даже и добирался к обеду до своей конторы. На районных курсах он получил диплом бухгалтера, но эта бумага не могла изменить его характера. Он был всегда добрым, мягким, но при отсутствии характера, умения поставить себя во взаимоотношениях с начальством и людьми, это мало приносило пользы как ему самому, так и окружающим. Вынесенная с детства любовь к рыбалке не стала его серьезным увлечением. Не обрел он и привычки что-то мастерить по дому – почти обязательное условие жизни на селе. Словом, мало что его привязывало к сельской жизни. А работа была рутинной, однообразной. Забегая вперед, скажу, что со временем Валентин получил права шофера и с этой профессией он дожил до пенсии. Не очень удачно женился, почти в одиночку вырастил дочку Лену.

Авантюрный характер Бориса

Характер Бориса иной – более порывистый, немножко авантюрный, неспокойный. Размеренная жизнь его не то что тяготила – в поселке у него было много друзей, на работе его ценили, но душа, видимо, требовала перемен. Поездка с папой в Донбасс, фэзэушная жизнь и первые самостоятельные шаги вдали от семьи, служба в армии с не очень строгими условиями на военной автобазе, легкость овладения профессиями давали ему представление о некой другой жизни, а опыт давал уверенность в своих силах. Я замечал, как он мучился после молодецких пирушек – не столько физически, сколько душевно – он сам себе не нравился. Он чувствовал, что способен на большее и подспудно боялся местной трясины.

Как-то мы с папой и Борисом до обеда выкашивали небольшую пожню, а после обеда сгребали и укладывали в копну ранее выкошенную и уже высушенную отаву. Во время обеда мы с папой уговаривали Бориса пойти учиться в вечернюю школу. А через три года он мог бы пойти в техникум. Так поступали некоторые ребята с амбициями. Боре в том году было 24 года. Он прикинул и решительно сказал, что шесть лет учебы – это не для него.

Галкин Борис Александрович

Папе хотелось, чтобы Борис, увлекшись учебой, мог по-настоящему помочь достроить дом и вообще остепенился, привел в дом жену

Борис подсмеивался, на долгие разговоры не шел. Видимо, уже задумал что-то свое.

Этот летний день мне запомнился еще и по другому поводу. Когда мы присели пообедать, папа споро, в один замах, рубил толстые жерди на костер. Борис подтолкнул меня в бок:

– Посмотри, какие крупные жилистые руки. Разве нам с нашими руками построить дом?

– Чего там шепчитесь? – спросил папа.

– Мы удивляемся, какие у тебя большие крепкие руки, – признался я.



– О, ребята, не завидуйте. Хорошо бы вам не пришлось рубить столько, сколько мне. Вся жизнь с топором, косой и мотовилом. Не приведи Бог. Да и чугунная баранка трактора не легче. Так что учитесь и не думайте о прошлом.

Не прошло и года, как Борис с местным парнем Василием Ильиным, работавшим в столярном цехе, засобирались в Мурманск, наниматься на траловый флот. Кто-то из приезжих расхваливал, как хорошо платят мурманским рыбакам. Быстро рассчитались, собрались, и уже подготовленный Борисом местный парень отвез их на дрезине к поезду.

Папа и мама не одобряли затею Бориса, но и не очень отговаривали, думали остепенится на людях. Жалели, правда, что не привязали к дому, который нужно было еще достраивать.

Слабый характер Валентина

Валентин начал врастаться в колхоз, который позднее превратился в совхоз, а он сам, подучившись в Вельске, стал бухгалтером. У него там время от времени возникали проблемы с финансовыми расчетами, доводилось и папе выручать, погашать какие-то неоправданные перерасходы, которых он, видимо, не умел предотвращать, или шел на поводу у председателя колхоза. Слабый податливый характер не раз играл с ним злую шутку и по работе, а потом и в семейной жизни. Жена оказалась женщиной с сильным характером, хотя и нельзя сказать, чтобы не проявляла и доброты и благодушия. Просто позволяла себе больше, чем нужно для прочной семейной жизни.

А у меня начался новый этап. Но об этом – в следующей главе.

О родне в это время (1953 г.)

При возвращении в деревню мне пришлось заново знакомиться с родней. Дядя Гриша приехал в свой дом с поселения из Коми Республики. На поселении он женился на тете Ане («комячка» – называла она себя) и приехали с тремя детьми Юрой, Володей и Светой. К моему возвращению только братья учились в начальной школе, Света еще была маленькой.

Дядя Гриша мне много рассказывал о тюрьмах, лагерях и поселениях, где провел 18 лет, и все добивался реабилитации.

Второй мамин брат – дядя Андрей вернулся из Читинской области, где провел всю войну на узловой станции Могоча, водил паровозы по Восточно-Сибирской магистрали. Его перевели в Кулой (75 км от нас по Северной дороге на Воркуту). У них с тетей Анной было трое детей – Женя от погибшего на войне первого мужа тети Ани, учившаяся в 8-м классе, Боря девяти лет и совсем маленькая Зоя.

Дядя Анлрей частенько приезжал в деревню, а когда мы переехали в достроенный дом, – в поселок на праздники. В каком бы состоянии ни был, упрямо добираться домой, чтобы выспаться к моменту, когда могут вызвать в поездку. Когда родня ахала и охала, как он, не совсем протрезвев, бежит к железной дороге, он только усмехался: «Мне лишь бы добежать до магистрали, а там мужики с товарняком всегда притормозят». И это не было бахвальством. Он дорожил своей работой, которая, надо сказать, хорошо оплачивалась. Папа частенько занимал у него. Без такого займа не обошлось и тогда, когда я через два года уезжал поступать в ленинградский университет. И во многих других случаях он был для нас палочкой-выручалочкой. Тетя Анна, которая вела родословную из Украины, удивляла коренных жителей обильным огородом, в котором росло то, что, что, казалось, невозможно в нашем северном холодном климате.

Папа и мама мечтали, что вырастут дети, станут на ноги и тогда семья заживет. Ведь раньше в семье никогда не было ни приличного достатка, ни облегчения в жизни. А тут ничего не получалось. Газеты, радио и кинохроника кричали о все новых и новых успехах страны, показывали счастливых людей у станка, на комбайне, в праздничных демонстрациях, а у нас мало, что менялось. Правда, от голода уже отошли, о хлебе, картошке и молоке уже не беспокоились, но все остальное менялось медленно. Мне это, наверно, больше, чем другим бросалось в глаза, потому что я на себе испытал, как много делалось для нашего здоровья, учебы и культуры, а деревня, да и поселок с его промышленностью преображались как-то медленно. И не видно было просвета. Ведь так много всеми было пережито, столько наобещано после войны, а все как-то не сходилось с повседневной жизнью. Братья были женихами, девушки к ним тоже присматривались. Но все мы не знали, что будет дальше. Старый дом становился тесен – ну что две комнаты? Летом еще можно было спать на повети, что мы с братьями и делали, а зимой – тесно. Новый недостроенный дом, вернее – его сруб без потолка и крыши, оставался мокнуть под дождями. Не хватало денег на материалы и наем плотников.