Страница 9 из 22
– Мать честна, – вслух сказал Векша и почесал затылок. Он еще раз внимательно осмотрел место своей смерти. Ошибки быть не могло – именно здесь псы загнали его на дерево. Однако поляна изменилась. По каемке ее прорастал молодой ольховник. Чертовщина… Векша поежился и, трижды плюнув через плечо, вновь углубился в лес. Теперь он знал, как добраться до своей деревни.
Пыхтя и сопя, стараясь не наступать голыми пятками на покрывавшие землю шишки, он продирался сквозь чащу. Эти места были ему привычны. Все чаще на его пути встречались знакомые прогалины да овраги. До деревни оставалось не так далеко. Шаги его убыстрялись, да и мечты о еде подгоняли. Брюхо урчало так, что звук от него заглушал скрип старых сосен, заселивших этот лес задолго до прихода рядовичей. Древние деревья заслоняли своими кронами солнце, и в чаще царил полумрак. Даже комары притихли. Всплыли вдруг пугающие мысли о безголовом. «А вдруг он там, за деревом? Притаился и ждет?» – испуганно подумал Векша и, на всякий случай, поднял с земли сук покрече. С ним он почувствовал себе увереннее.
Векша все шел и шел, а день клонился к вечеру. Лесные птицы постепенно умолкли, устраиваясь на ночевку в своих дуплах и гнездах. В кронах деревьев гулко зашумел ветер, становившийся ощутимо прохладным. Векша ежился от дыхания вечера, мечтая о том, что найдет в развалинах домов хоть какую-нибудь одежду. Он представил, как выглядит со стороны – голый и толстый парень посреди дикого леса. «Вот стыдобище» – подумал мальчик и покраснел. Он опасливо глянул под ноги: не наступить бы на острый корень или, чего хуже, разгулявшуюся к вечеру гадюку.
Где-то далеко-далеко протрубил лось, призывая к себе рогатых сородичей. Толстяк сглотнул слюну, вспомнив, как несколько недель назад охотники притащили в Лукичи огромную тушу лосихи. Векша бы многое отдал за духовитую похлебку из мяса лесного гиганта. Но в его теперешнем положении встреча с любым лесным зверем крупнее лисицы не предвещала ничего доброго.
Почти незаметная в сумерках, звериная тропка наконец уперлась в просвет между деревьями, и Векша вышел из леса к узкой речке. «А вот и Узла» – обрадовался он. – «Дошел». А затем затаил дыхание, зная, что ожидает его на другом берегу.
Там чернела его деревня. Точнее, то, что от нее осталось. Поваленный частокол в закатном свете открывал тоскливый вид на останки Лукичей. Непривычная для этого места тишина окутывала пространство. Деревня была мертва.
Еще недавно путника, вышедшего из леса к броду, встречали далекие голоса мужчин, перекликавшихся на сторожевых помостах, крики женщин, зовущих детей в дом, лай собак, мычание коров. Всюду горели вечерние факелы, отражаясь в неспешно бегущих потоках реки Узлы. Тогда здесь была жизнь. Здесь радовались и горевали. Рожали и умирали последние люди Удела. И за одну ночь поселение рядовичей превратилось лишь в воспоминаниее о живом и теплом месте. Теперь оно никого не ждало.
Векша не сразу решился подойти к броду. Некоторое время он опасливо вглядывался в темную громадину мертвого села, спрятавшись за стволом нависшей над водой ивы. Он дрожал – и не только от холода. Его сердце сильно колотилось от быстрой ходьбы и страха услышать голоса альвийских конников. Но тишина была мертвенной, а останки деревни – пустыми.
Векша некоторое время крепился, но не выдержал. Быстро семеня, сбежал с пригорка и со всего размаха плюхнулся в прохладную от вечернего ветра реку. Встав на колени, он еще и еще зачерпывал и жадно глотал родную воду. Векша долго пил, а затем с фырканьем плашмя погрузился в реку, счищая с себя грязь и пот жаркого летнего дня. Под водой было хорошо. Ему захотелось стать рыбой, чтобы плыть и плыть себе, не поднимаясь на поверхность, вплоть до самого моря-океана.
Векша вынырнул, высморкался и, отфыркиваясь, встал с колен. И сразу же пожалел об этом – холодный вечерний ветерок мгновенно вогнал в озноб мокрую кожу. Зуб на зуб не попадал, да так, что на все окрестности стук разнесся. Съежившись, трясясь от холода и стуча зубами, толстяк побрел через брод. От плещущейся в пустом желудке водицы стало веселее, однако есть хотелось немилосердно.
Глава VI
Тьма сгустилась неожиданно. Векша думал, что у него есть пара часов, чтобы пройтись по селу, освещаемому последними лучами долгого летнего солнца. Однако было поздно, и ничего не оставалось, как забраться в ближайший дом и попытаться найти огниво, чтобы развести огонь. Можно было дойти до своей избы, но подросток живо представил, как наткнется в сумерках на порубленные тела родных – дяди Вторака и тетки Звяжинки. Нет, лучше ночь у соседей переждет.
Ступив ногой на берег, Векша, готовясь в любой момент дать деру, пристально всматривался в еле различимые во мраке навалившейся ночи очертания изб. Видеть он мог лишь те, что находились на самом краю поселка. Затем он шлепнул себя по щеке и прибил одинокого комара. В ночной тиши шлепок разнесся над водой.
Подскальзываясь на поваленных бревнах, Векша прошел через остатки частокола и вошел в деревню. Теперь, в почти кромешной темноте и тишине, освещаемой лишь тусклым лунным светом, Лукичи больше не казались ему безопасным убежищем. Здесь было страшно и тоскливо.
Издалека донеслось уханье филина. Чернеющий за поблескивающей Узлой лес постепенно наполнялся ночными звуками, от которых у Векши похолодело в животе. Надо было искать место для ночевки.
«Если наступлю на мертвяка, сразу помру со страха. Их тут много должно лежать» – подумал Векша. От этой мысли его колени затряслись. Под ухом застрекотали цикады, отчего стало еще жутче. Млея от страха, Векша наощупь добрел до ближайшей избы. «Это дом Наровицы, Кущиной вдовы» – прошептал толстяк и оробел от звука собственного голоса.
Внезапно от пришедшей в голову догадки Векша остолбенел. Вони не было. «Нелюди все село порубали. Никого не оставили. Тут лежать все должны. А запаха мертвецкого нет!» От этого ему стало не по себе еще больше.
Нащупав дверь в избу и открыв ее, Векша осторожно засунул голову во мрак пустой хаты и принюхался. Ничего, только плесенью пованивало. Переступая порог, подумал Векша и о том, что в ночном сыром воздухе даже гари не чувствуется. «Чудеса какие… Надо будет утром пойти дядю с тетей похоронить с честью. Да и всех соседушек, кого найду» – пронеслось в голове. В полном мраке он со скрипом затворил дверь и, нащупав засов, опустил его. «Все, добрался!» – подумал он.
Ни зги не видно. Только в дальнем углу избы из небольшого окошка пробивался хилый лунный свет. У Кущихи Векша бывал не раз, когда посылали его за медом, поэтому расположение предметов в горнице он знал хорошо. «По правую руку от меня столешница дубовая, дальше пройти – печь с очагом. Вот туда мне и надо».
Печке вдовьей вся деревня завидовала. Покойный Куща был справным мужиком. Все в его руках становилось ладным да полезным. Потому и печь он сделал особую – с очагом-камином. Все селяне ходили поглазеть на искусную работу. Говорили, что такую диковинку Куща у гномов в Ключене высмотрел.
Шажок за шажочком пробираясь к печи, Векша ощупывал пустоту, натыкаясь руками то на поверхность стола, то чувствуя под ладонью стену. «Мора, помилуй, не дай напороться на мертвяка. Наровица, миленькая, пусть тебя здесь не будет» – дрожал Векша. Ударился лбом о горшок, что висел на потолочном крюке, зашипелся и выругался. Все, вот и печка. «Теперь надо огниво раздобыть. Куда вдовица его запропастила?» Векша лихорадочно ощупывал предел печи. Чем дольше он находился в полной темноте, тем страшнее ему становилось. Сердце гулко стучало, а низ живота подозрительно сводило. Подкрадывалась паника.
Есть! Найти очаг было легко; в нем уже были сложены щепы. Пару раз лязгнув кремнем о кресало, мальчик радостно воскликнул. А вот и искра! Спустя несколько мгновений маленький огонек с тихим треском радостно набросился на пыльные щепки.
Горница тускло осветилась. Однако даже этого было достаточно, чтобы сердце перестало стучать, как молот о наковальню. Векша ощутил почти что счастье. Опустившись голой задницей прямо на пол, напротив весело разгорающегося огня, он подкинул пару чурок и протянул озябшие руки к пламени. Тепло обволакивало его, а от мокрой кожи пошел влажный пар. А Векша сидел, уткнув обвислое брюхо в колени, и глупо улыбался. Несмотря на голод и усталость, он впервые почувствовал себя в безопасности. Огонь стал его маленькой победой. Очаг немного дымил. Векша закашлялся: «Трубу давно не чистили». Пришлось приоткрыть оконце, чтобы впустить в избу прохладный ночной воздух.