Паутина Лайгаша

Глава XXXVIII

До последней секунды я и сам не предполагал, что произнесу эту фразу.

Все-таки вся эта история сильно напоминала сказку.

Было у отца три сына… Да не было у него никаких трех сыновей! Один был. Хотя, как показало время, явно дурак.

Я даже не сразу спросил себя, почему именно мне выпала честь стать жрецом сразу двух богов, почему они оба согласились поделиться со мной своей Силой.

Расставшись с Вороном, я действительно отправился тогда в Тайлен.

Зеленая Дева приняла мою Клятву.

Она доверяла мне, хотя никогда не заговаривала ни о Вороне, ни о моей матери. Я начинал как все – с самого низшего Ранга, с Поверившего в Любовь.

И потом шаг за шагом, год за годом поднимался все выше и выше. Ни разу не обманув ее доверия.

Чумные бараки в Трайгорне, крысы, которых ели дети в трущобах Трумарита, мятеж Ложных Пророков в Реборде, восстание богоборцев в Килузане… Путь жреца Ашшарат не был усеян розами, однако я не свернул с него, пока не понадобился Ворону.

Ему был нужен мой опыт, мои умения. И вновь я не обманул ожидания бога, которому служил.

Айригаль обещал мне власть и славу. Через четыре года он сделал меня иерархом, ввел в синклит. Выше был только сам Ворон.

«Я уже не умею подчиняться…» Я не помнил, кто и когда произнес эту фразу. Но я действительно разучился подчиняться. Всем, кроме бога.

Ворон не стал создавать лангер, ему претила идея таиться от своих же иерархов, он не хотел дробить силы. Орден Айригаля и Орден Пурпурной Стрелы действовали как единое целое.

У Ворона не было лангера, но я стал его Командором.

И вновь стоило бы спросить: почему я?

Откровенно говоря, был даже момент, когда я начал презирать Ашшарат за то, что она терпела меня среди своих жрецов. И любила меня, зная, что, по большому счету, я принадлежу лишь Ворону.

Только потом я осознал, что это не так. Вернее, не совсем так.

Ворон не был Злом. Это люди придумали, что смерть – Зло, и жрецы Царящего за Порогом приняли правила игры. Черные свечи, скелеты, черепа – вся эта мишура привлекала, пугала, заставляла бояться и поклоняться. Сам же Ворон частенько усмехался, когда ему доводилось бывать в Лазоревых храмах.

И Ашшарат не была Добром. Это люди привыкли считать любовь – благом, рождение – милостью богов. Свет, зеленые одеяния жрецов, медальоны с изумрудными листочками… Такая же мишура. Но те, кому хотелось верить в Добро, приходили в храмы Зеленой Девы.

Трудно любить Орробу, которая несет с собой смерть. Но так ли почитаема была бы Ашшарат, если бы люди жили вечно? Когда я представляю себе мир, населенный дряхлыми больными стариками, впереди у которых – бессмертие, я готов молиться Орробе денно и нощно, лишь бы она не забывала собирать свою жатву.

Не Добро и не Зло. Боги. И все же это были разные боги.

Ворон мог быть добрым и милосердным, обаятельным и беззаботным. Но он всегда оставался игроком, Игроком с большой буквы, готовым многим пожертвовать ради красоты самой игры.

Дева Вечной Весны бывала капризной и своенравной, не слишком логичной и по-женски мстительной. Но грань между игрой и жизнью – нашей жизнью – была для нее той гранью, которую не должны преступать даже боги.

Раньше я без колебаний играл на стороне Ворона. И по его правилам.

Подаренный Вороном хрустальный шар заставлял меня воспринимать жизнь как бесконечную пьесу, которую разыгрывали передо мной лучшие актеры Двэлла. Мне казалось, что когда шар гаснет, они снимают свои костюмы и маски и расходятся по домам в ожидании того часа, когда в их театре вновь появится единственный зритель.

Однако то, что я видел в шаре, и было жизнью. Настоящей жизнью.

Впервые я подумал об этом, когда ждал Бэх в маленькой провинциальной гостинице, отчаянно желая быть с ней рядом и понимая, что в святилище Темеса она должна войти одна.

Достав шар, я хотел попросить его показать талиссу. И не смог.

Я понял, что смотрю на него в последний раз.

Это было все равно, что расстаться со старым другом, с которым провел вместе долгие годы. Расстаться по собственной воле.

И все же в глубине души я знал, что он никогда не был моим. Мы оба принадлежали одному и тому же богу – Владыке Базальтового Трона. Некогда принадлежали…

Я попрощался с шаром и ласково погладил его хрустальную поверхность. Она была теплой на ощупь. Совсем живой. Иногда мне даже казалось, что он все слышит, все понимает.

– Прощай, – прошептал я одними губами. – Я отпускаю тебя.

Шар исчез, словно только этого и ждал.

Обидно. Я надеялся, что он хотя бы помедлит, хотя бы попрощается.

Но он уже знал, что отныне нас с ним ждут разные пути. Он спешил к Ворону, а я…

Я вновь вспомнил, как Ворон улыбнулся, когда я попросил у него разрешения провести пару недель вместе с талиссой. И сам настоял на сохранении полной тайны: ни Денетосу, ни его приближенным не стоило знать, что в Лайгаш имеет шанс заглянуть один из иерархов. Представляю, какой прием они бы нам устроили!

Невероятно устав за день, я быстро уснул. И мне снилось, что Айригаль спустился на Двэлл в образе человека, который мне хорошо знаком. Точно помню, что я встречался и разговаривал с ним, мы скакали рядом по каким-то бесконечным полям, шутили и смеялись.

Но, проснувшись, я начисто забыл, какой именно облик принял Ворон на этот раз. В душе я уже не был его жрецом.

Прошлой ночью, когда растолкавший нас Мэтт наконец заснул и мы с Бэх остались вдвоем, я протянул ей письмо. Так проще: я слишком боялся увидеть ужас и отвращение в глазах, которые столь сильно любил.

– Ты уходишь?

Она не удивилась. Только сжимавшая письмо рука слегка дрогнула.

– Если ты захочешь, я вернусь.

Я надел ей на палец старинное кольцо с маленьким сапфиром в окружении изумрудных лепестков. Кольцо, доставшееся мне от матери.

– Просто на память…

Именно так, ничего не объясняя. Бэх сама почувствует, как меня позвать.

Она не стала прощаться. Не стал и я – сказанное слово порой бывает сильнее надежды.

Меня ждал еще один разговор. Иерарх вправе попросить бога о личной встрече.

Отойдя меньше, чем на милю, я направился к заросшему травой гроту, окруженному рощей старых сухих кленов, на которых не было ни единого зеленого листка. Готов поклясться, что еще вчера его здесь не было, да быть и не могло.