Страница 10 из 17
– Знание – это великая сила, особенно сейчас, когда страна возрождается и без образованных людей заводы, фабрики не построишь.
– Тимофей Николаевич сказал, что через два года, когда я закончу вечернюю школу, меня отправят учиться в Москву. Мне не терпится туда. Москва уже во сне снится. Вы далеко живете от Красной площади?
– Как тебе сказать: не далеко и не близко.
– А с крыши вашего дома виден Кремль?
– Нет, не видно.
Милиционер вел гостя по улицам поселка. Пыли здесь было меньше. И все же штиблеты Семена утопали в горячем песке. Глянув на ноги гостя, милиционер, обутый в кирзовые сапоги, усмехнулся:
– Здесь такая обувь не годится. В наших песках имеется черный мураш, каракурт. Если укусит, то человеку конец. Вам нужны сапоги или ботинки. Я попрошу наших геологов, они дадут.
– Спасибо. А местных ребятишек не кусают каракурты, ведь они бегают босиком.
– Иногда случается, и они тихо умирают. Жалко. Что поделать, если обувь дорогая и не каждый семье по карману. Вообще-то, в таких случаях наш народ не сильно переживает, люди говорят: «Бог дал – Бог и взял». Мы привыкли к смерти детей, потому что наши женщины рожают почти каждый год и многие дети умирают. Я заметил, у русских не так. Два года назад работал у нас один геолог с женой, учительницей. Их сыну было лет пять, и вот как-то в темном сарае его укусила гюрза и бедный мальчик умер. Родители так страдали, что его жена заболела, говорят, с головой что-то случилось. Потом они уехали в Ярославль, но каждый год приезжают на могилу сына, представляете, из такой дали. Наши женщины редко бывают на могилах, да и уже не помнят имена своих детей.
Рассказ Саота напомнил ему о дочери: неужели сейчас Леночка там, у кочевых пастухов? Что она делает? Опять стало страшно. Чтоб как-то отвлечься от тяжелых мыслей, Семен принялся изучать поселок. Дома в ауле были столь обветшалые, что со стен осыпался песок. Дворы были не огорожены, и жизнь людей текла на виду. Женщины в старых платьях до пят занимались во дворе по хозяйству: кто-то стирал в корыте, другие крутились возле очага, третьи чесали овечью шерсть, расстелив ее на циновках. Их головы были повязаны платками, а лица – иссохшие от жары и ветров, и все же глаза смотрели на чужака живо. Их дети с шумом выбегали на дорогу и спрашивали у Соата: «Это новый геолог приехал?» Милиционер лишь кивал головой, чтобы детвора отвязалась. Гордо шагая, Соат был приветлив со всеми: улыбка, легкий поклон, прижав руку к груди. Как такого не уважать: молод и уже при власти. Ему навстречу двигались два старика верхом на ослах. Они тоже спросили о незнакомце. Соат не мог соврать и сказал почтенным людям: «Он приехал к Кириллову по своим делам». По инструкции, милиционер не должен разглашать информацию без разрешения начальника. Как объяснил Кириллов, это может нанести вред делу построения социализма, и особенно сейчас, когда врагов народа становится больше. По теории товарища Сталина, с развитием социализма классовая борьба усиливается.
Ближе к центру картина аула сменилась, и Семен увидел ряд современных домов из жженого кирпича, стены, крашенные в белый, голубой цвет. На этой улице находилась местная власть, милиция, больница и контора геологов.
Там Семен заметил русскую девушку, светловолосую, с короткой стрижкой. Она явилась из соседней улицы. На ней было желтое платье в черный горошек и соломенная шляпа. Лицо Соата вмиг расцвело, и его понесло к ней, он только успел сказать гостю: «Я сейчас, всего минуту». Оставшись один, Семен укрылся в тени низенького карагача и не сводил с них глаз. Соат что-то говорил ей, а девушка мило улыбалась. Даже издалека были заметны сияющие глаза юноши. Впрочем, Семена это мало интересовало, и он стал разглядывать улицу. Так прошли минуты, и его начинали злить их любовные разговорчики. «Для этого он мог найти другое время. Мне бы скорее отыскать Леночку, тогда я буду самым счастливым человеком на свете», – сказал себе Розенталь.
– А я подумала, что вы геолог, – и Семен услышал женский голос за спиной.
– О вашем горе мне поведал Соат. Я весьма сочувствую вам, хочется быть чем-то полезной. Такое горе… Зовут меня Света, я из Самары, мои родители работают здесь геологами.
– Спасибо за теплые слова, за помощь. Вы тоже геолог?
– Будущий геолог, а пока студентка. Каждое лето приезжаю к родителям на практику. Приходите к нам – будем рады. Извините, мне надо идти: спешу в школу. По вечерам я еще даю уроки русского языка для местных жителей.
– Очень благородное дело – давать знания.
– Дело-то важное, а вот люди не понимают этого. Многие опять не ходят.
– Надо было мне сразу сказать! – возмутился милиционер. – Завтра же все будут ходить на занятия.
– Соат, мне не совсем по душе, что ты делаешь это насильно, под угрозой.
– Зато, когда станут образованными людьми, скажут мне спасибо, как я говорю Кириллову, что выучил меня грамоте. Семен поддержал Соата:
– По-своему, но Соат верно мыслит. Разве эти люди виноваты, что родились не в Москве, а здесь, в пустыне? Разве они виноваты, что их родители не знают, что такое образование, культура? Если их не заставлять, то в этой пустыне никогда не зацветут сады. Так что в этом случае сила оправдана. Надо быстро строить социализм, затем коммунизм, чтобы как можно больше людей увидели этот рай на земле.
– Лишь отчасти я согласна с вами. И все же лучше убедить людей, хотя, разумеется, на это потребуется время.
Однако Соат стоял на своем и даже готов был горячо спорить, твердя, что его народ понимает только силу и власть. Таким образом без принуждения тут не обойтись. Ему не терпелось изменить жизнь своего аула как можно скорее, и неважно, каким образом это будет сделано. Но Света прервала его, напомнив о своих занятиях в школе. Она заспешила по улице, перекинув кожаную сумочку через плечо. Соат проводил ее глазами и тяжело вздохнул.
– Она тебе нравится? – спросил Семен.
– Да, очень, – и юноша стыдливо опустил голову за свою откровенность.
Некоторое время они шли молча. Внезапно Семена осенила мысль: разговор о любви этого азиата к русской девушке может ему раскрыть психологию кочевника-похитителя и ответить на вопрос, способен ли кочевник на такое? Верна ли версия милиционера Саши, что девочку могли украсть, чтобы сделать из нее невесту?» Поэтому Семен завел беседу о чувствах Соата:
– Любовь – это прекрасное чувство, и не нужно его стыдиться.
– Я хочу, чтоб Света стала моей женой, но не знаю, как она… – и снова смутился.
– А чем тебе не по душе местные девушки. Это твой народ, они ближе.
Семен задал этот вопрос намеренно.
– Сам не раз думал о том же.
– Не стыдись меня, говори все, что на душе. Для меня это важно.
– Она нравится из-за желтых волос, белой кожи, глаза какие-то красивые. И одевается как-то просто, красиво. Наши девушки не такие, совсем не такие: кожа темная, глаза узкие, платье некрасивое, как мешок. Еще лицо скрывают платком, когда видят мужчин.
– Скажи, а другим вашим парням тоже нравятся русские девушки и они хотели бы иметь светлых жен?
– Думаю, да. Местные парни не отказались бы от таких невест, если те захотят жить по мусульманским обычаям.
– А как их родня отнесется к невестке-иноверке?
– Такая им не нужна. Например, я знаю, что моя мама будет против Светы, хотя весьма уважает ее родителей и вообще русский народ. Да, мама работает у геологов, уборщицей.
Здание милиции оказалось маленьким и прилегало к другим – из жженого кирпича с черепичной крышей. У крыльца стояла коляска, обтянутая черным брезентом. Как только они вошли туда, Семен ощутил приятную прохладу. В полутемном коридорчике на скамейке дожидались начальника двое мужчин средних лет в легких изношенных халатах и чалме. Как требует того обычай, Соат поздоровался с каждым, спросил о делах, о здоровье и после завел Семена в кабинет.
За столом сидел мужчина лет пятидесяти крупного телосложения с большой лысиной и пышными усами. Его фуражка лежала рядом с папками и стеклянной круглой чернильницей. Увидав приезжего с культурной внешностью, начальник милиции решил, что это какой-нибудь проверяющий чиновник из области. Кириллов вышел из-за стола и крепко пожал ему руку. Соат представил гостья: