Страница 3 из 3
- Надо вам сказать, - говорит этот посланец судьбы, - что моя профессия называется литературой. Я брожу по ночам, выслеживаю чудачества в людях и истину в небесах. Когда вы подошли ко мне, я наблюдал связь надземной дороги с главным ночным светилом. Быстрое передвижение надземки - это поэзия и искусство. А луна - скучное, безжизненное тело, крутится бессмысленно. Но это мое личное мнение, потому что в литературе все не так, все шиворот-навыворот. Я надеюсь написать книгу, в которой хочу раскрыть то странное, что я подметил в жизни.
- Вы вставите меня в свою книгу, - говорит Тобин с отвращением. Вставите вы меня в свою книгу?
- Нет, - говорит литературный тип, - обложка не выдержит. Пока еще нет, рано. Пока могу только сам насладиться, ибо еще не подоспело время отменить ограничения печати. Вы будете выглядеть неправдоподобно фантастично. Я один, наедине с самим собой, должен выпить эту чашу наслаждения. Спасибо вам ребята, от души вам благодарен.
- От разговора вашего, говорит Тобин, шумно дыша сквозь усы, и стукает кулаком по столу, от разговора вашего того и гляди терпение мое лопнет. Мне была обещана удача через ваш крючковатый нос, но от него пользы, я вижу, как от козла молока. Вы с вашей трепотней о книгах словно ветер, который в щель дует. Я бы подумал, что ладонь моей руки наврала, если бы все остальное не вышло по гадалке - и негритос, и блондинка, и...
- Ну-ну, - говорит этот крючконосый верзила. - Неужели физиогномика способна ввести вас в заблуждение? Мой нос сделает все, что только в его возможностях. Давайте еще раз наполним стаканы, чудачеств хорошо держать во влажном состоянии, в сухой моральной атмосфере они могут подвергнуться порче.
На мой взгляд, тип этот поступает по-хорошему - за все платит и весело это делает, с охотой - ведь наши-то капиталы, мои и Тобина, улетучились по пророчеству. Но Тобин, разобиженный, пьет молчком, и глаза у него наливаются кровью.
Вскорости мы вышли, было уже одиннадцать часов. Постояли малость на тротуаре. А потом крючконосый говорит, что ему пора домой. И приглашает меня и Тобина к себе. Через пару кварталов мы доходим до боковой улицы, на которой стоят кирпичные дома - у каждого высокое крыльцо и железная решетка. Долговязый подходит к одному такому дому, глядит на окна верхнего этажа, видит, что они темные.
- Вот мое скромное обиталище, - говорит он. - И по некоторым приметам я заключаю, что жена моя уже легла спать. Мне хочется, чтобы вы зашли вниз на кухню и немного подкрепились. Найдется и отличная холодная курица, и сыр, и пара бутылок пива. Я в долгу перед вами за доставленное удовольствие.
И аппетиты у нас с Тобином, и настроение подходили к такому плану, хотя для Дэнни это был удар: тяжко было ему думать, что несколько стаканов выпивки и холодный ужин означают удачу и счастье, обещанное ладонью его руки.
- Спускайтесь к черному ходу, - говорит крючконосый, - в я войду здесь и впущу вас. Я попрошу нашу новую прислугу сварить вам кофе - для девушки, которая всего три месяца как прибыла в Нью-Йорк, Кэти Махорнер отлично готовит кофе. Заходите, - говорит он, - я сейчас пришлю ее к вам.