Заклание-Шарко

ВАСЯ. Из доступного – никого.

ФЕДЯ. Как никого? А Ленка, Вика, Катя?

ВАСЯ. Ленка будет рядом с Василичем и Петей естественно. Вика и Катя с Васями. Остается одна девушка – Таня. Но около нее будут вообще все крутиться.

ЛЕША. Это почему?

ВАСЯ. Из-за выдающихся внешних данных.

ФЕДЯ. Девяносто—шестьдесят-девяносто. Метр восемьдесят. Я правильно все понял?

ВАСЯ. (Прищурившись как И. В. Сталин). Я даже думаю так – девяносто три—пятьдесят девять—девяносто один. И метр восемьдесят два.

ЛЕША. Да. Глаз – алмаз. Всё до сантиметра измерил. И откуда она.

ВАСЯ. Из Кирова с родителями переехала. Отец ее…

ГОЛОС ОХРАННИКА ИЗ ДИНАМИКА. Шеф приехал.

Все присутствующие персонажи замерли, пригнувшись, будто хлыстом невидимым воздух разогнали медленно. По комнате прусский дух растворился дисциплинированно послушно, в каждый уголок добрался пламенно. Все изменилось, и в окно стал поступать свет закатный солнечный неожиданно, преображая незаметно все на пути его прямом попадающееся. Люстра мигать перестала, лица стали улыбаться радоваться этой застывшей фотонной поэзии, всегда не вовремя прекращающей скуку-тоску обыденности происходящей. Окно стало прозрачно-свежим своей готовностью показать зрителям, смотрящим в него, удивительный умирающий мир, словами невыразимый и от того родной настолько, что сама мысль покинуть его в столь величественный миг была так больна и неестественна глазам, что из всех глаз покатились слезы. Затуманенное сознание выхватило дом на холме белый с одной дверью железной неприступной и окном, всегда направленным в сторону заката ежедневного среди сосен вековых и ведущую к нему дорогу асфальтовую из бесконечности. Вернувшись в сидящих в комнате людей, наваждение превратило их в пазлы-пары, недостающие для завершения картины мира окончательной. Так оказалось, что пазл-Вася как раз пришелся впору между пазлом-Викой и Шоном, пазл-Федя – между пазлом-Катей и Арчи. Для пазла-Леши пары для завершения картинки пока не нашлось. Будем искать.

«Слушай, ты этот фильм смотрел?» – «Да». – «Их всех убьют?» – «Да». – «Давай еще раз посмотрим, может быть, сейчас все по-другому будет». – «Давай».

В это время в комнату вошел Антон.

АНТОН. Привет, бездельники. Развлекаетесь?

ЛЕША. Видишь – работаем.

АНТОН. Хватит, хватит работать. Сейчас поедем уже. Сейчас полчаса поболтаем и в путь. Вы на чем разговор закончили? В смысле, о чем разговаривали: о музыке или о женщинах?

ВАСЯ. Мы? О высоком, конечно… о музыке.

АНТОН. (Зевает). Ясно. Музыка кончилась в 75 году. Ленинград – говно. Чего у вас там третьим пунктом?

ЛЕША. Какие женщины будут на дне рождения.

АНТОН. Доступных – не будет. Все занятые. Вообще надо расставаться с детством. В вашем возрасте уже наивно думать, что на каком-нибудь дне рождения, или на свадьбе, или просто на дружеской вечеринке можно встретить свободную девушку.

ВАСЯ. Я им говорил…

ЛЕША. А кто вообще будет?

АНТОН. Режиссер. Петя. Девчонки. Блэк с женой. Помощница Василича – Вика. Какой-то московский гость. Васи. Мы. Всё.

ЛЕША. Антоний. Вопрос можно?

АНТОН. Спрашивай.

ЛЕША. Мы-то чего туда поедем? Ну ладно ты, у тебя бизнес с Василичем. А мы трое зачем?

АНТОН. Для массовки. Я говорил уже. Из нынешних гостей на прошлом дне рождения был только я и Петя. А вообще, гостей было более ста. Губернатор… Ну, и вся элита города. Отмечали в загородном доме… нет, наверное, лучше будет назвать – во дворце Василича. Гуляли три дня. Чего там только не было… Стриптизерши, балалаечники, цыгане, евреи. Даже группа какая-то западная очень известная. Сейчас не помню её названия.

ВАСЯ. Да, шеф. Вы тогда изволили целую неделю на работу не являться.

АНТОН. Выпил бы ты залпом две пивные кружки коньяка. Я бы посмотрел, когда ты на работу пришел бы. Ну, так вот. Сейчас, когда Василич со всеми в городе поссорился, к нему на день рожденья все испугались идти. И вы, милые мои, пойдете туда для того, чтобы совсем уж уныло этот праздник не прошел. Понятно?

ФЕДЯ. А почему он место такое странное выбрал?

АНТОН. Так из-за этого завода у Василича все неприятности и начались.

ФЕДЯ. Что за неприятности? Расскажи.

АНТОН. Вы что, про это место не в курсе?

ФЕДЯ. Я знаю, что вроде стремное очень что-то. Я, когда матери сказал, куда иду, она чего-то запричитала, начала какую-то ахинею про НЛО нести…

АНТОН. Придется просветить вас в этом вопросе. Ну, ладно, начну по порядку. Завод этот построили году в семьдесят седьмом. Был он очень секретный. Огорожен аж пятью рядами колючей проволоки. И охранял его целый взвод автоматчиков. В городе всем объяснили, что ходить туда и шляться там не надо, что будут стрелять без предупреждения. За первый год десяток алкашей, случайно туда забредших, пристрелили. Потом все всё поняли и ходить в это место никто даже и не думал. С самого начала был там директор. Обычный человек, только для такого поста уж больно молодой – ему еще и сорока не было. И еще одно. Был он как две капли воды похож на американского артиста – Роберта Де Ниро. Одно лицо – не отличишь. А в остальном – обычный советский директор на совершенно секретном объекте. И вот как-то секретарша приходит на работу к восьми утра, – а она всегда первая приходила, и видит: директор как-то неестественно на стол голову положил и не шевелится. Она к нему. Потрясла. Не шевелится. Она к начальнику охраны. Ну, выясняется, что директор помер. Увезли его и никому ничего не сказали. Отчего помер, к примеру. Сказали только, что скоро пришлют нового директора. Прислали нового. И вроде все наладилось. Но через месяц случилось вот что. Проходит новый директор с утра к своему кабинету, здоровается с секретаршей, открывает дверь и начинает орать: «Ирина Петровна! Почему посторонние в кабинете?» Она, испугавшись, подходит к двери, заглядывает в кабинет и падает в обморок. Короче, в кабинете сидит старый директор, – тот, который умер. Как ни в чем не бывало. Улыбается, песенки насвистывает. После этого завод весь эвакуировали. Пригнали туда полк… наверное, спецназовцев. В город начальства из Москвы немерено приехало. А через месяц завод этот просто оставили, без боя, как Кутузов Москву. Ушли, и всё. Народ туда начал наведываться, но ничего интересного там не нашел. Брошенный завод. Обычное дело для нашей необъятной Родины. И вот уже тридцать лет завод этот пустует. И тридцать лет его охраняет некий Кузмич – город обязали выставить на этот объект ночного сторожа. И ничего необычного вот уже тридцать лет не происходит.

ЛЕША. Антоний, по-моему, чушь это все собачья. Страшилка для подростков.

АНТОН. Ну, да… Только историю эту мне мать Лены рассказала…

ФЕДЯ. Ха. Ленкина мать таких историй штук сто знает. И рассказывает их непрерывно. И про город, и про родственников своих, и про себя. Причем, всем подряд. И знакомым, и незнакомым. Я как-то еще младшим школьником к Ленке зашел, ждал в гостиной, так мать её мне три такие истории рассказала. Я потом Ленку спросил: «На какой планете твоя мать живет?». Не верилось мне, мальцу, что такое на Земле может происходить.

«…и только русские люди относятся к смерти с легкомыслием, невиданным для западного цивилизованного мира. Сродни это отношение верованиям диким африканцев и азиатов некультурных, буддистов, язычников мусульманских и прочих народов, лишенных Слова Божьего. В то время как в просвещенной Европе, Америке Святой ценность человеческой жизни приравнена к Абсолюту, и выше ценности этой нет ничего в мире подлунном, русские относятся к жизни своей, как к мелочи досадной, ничего не значащей, и убивают почем зря окружающих людей и себя, в том числе нигилистическим отношением к здоровью. Манипулируя ничего не значащими для европейца понятиями, такими как честь, любовь, совесть, русские на сегодняшний день низвели ценность человеческой жизни к самому минимальному показателю за все время существования этой никчемной нации…»