Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 39

      — Ну, а что теперь? — спросил Скотт. Держа кренделек во рту, Джессика обняла руками его колено и подняла ногу, пытаясь вскарабкаться на софу.

      — Мне кажется, ты ей понравился, — заявил Майк. — Она, похоже, хочет к тебе на колени.

      Скотт взял Джессику под мышки и поднял ее. Она была тяжелее, чем он ожидал, но оказалась гораздо легче, когда он посадил ее на колени.

      — Скотт, — подсказал ее отец. — Джессика, ты можешь сказать «Скотт»?

      — Отт, — повторила Джессика, поднеся свой мокрый кренделёк к губам Скотта.

      — Как мило, — заметил Майк. — Она делится с тобой.

      Скотт мотал головой из стороны в сторону, чтобы увернуться от кренделька.

      — Я что, должен съесть его? Это негигиенично. Микробы...

      Засмеявшись, Майк пояснил:

      — Притворись, что ты ешь его. — Он продемонстрировал, как это делается.

      Скотт рассмеялся:

      — Мм, мм?

      Джессика воспользовалась тем, что он отвлекся, и засунула крендель между его губами. Скотт откинул голову назад и, чувствуя себя полным дураком, скопировал Майка, сделав вид, что откусил от кренделька, и затем сказал:

      — Мм, мм.

      Джессика засмеялась и опять поднесла кренделек к его губам. Они повторяли это представление пять-шесть раз, пока она не устала от игры и не повернулась у него на коленях, прислонившись плечиком к его груди и наблюдая передачу по телевизору. Она как будто понимала, что происходит на футбольном поле, за которым наблюдали Скотт и Майк. Мама Джессики и ее подруга делали друг другу перманент, поэтому Джессику с отцом отправили на квартиру к Скопу.

      Спустя несколько минут Майк сказал:

      — Кто бы мог подумать: она уснула. Скотт посмотрел на малышку. Ее голова склонилась на одну сторону и губы были слегка приоткрыты. Такие же, как у отца, каштановые волосы колечками обрамляли лицо. Скотта поразило, как легко ребенок, такой маленький и беззащитный, доверился ему.

      — Что это значит? — спросил он Майка. Майк не отрываясь смотрел на экран телевизора. — Что?

      Скотт подождал, пока одного игрока не сбили и команды не приостановили игру.

      — Иногда это танталовы муки, — заявил Майк. — Я имею в виду, что это постоянно. Неумолимо. До того как у нас появилась Джессика, мы оставляли двойную порцию еды для нашей кошки и уезжали на уикенд без всяких проблем. Теперь же, если мы уходим на пару часов в кино, это целая процедура: няня, указания, беспокойство по поводу того, как она там без нас. Что касается уикенда, это все равно что отправляться в путь целым табором: одежда, пеленки, еда, переносная кроватка, одеяла, слюнявчики, сиденье для автомобиля, кинокамера.

      — Это?..

      — Это? — переспросил Майк и, будто прочитав мысли Скотта, закончил: — Стоит того?

      — Пожалуй, именно об этом я и спрашивал.

      — Откуда неожиданное любопытство?

      — Я как раз пытаюсь разобраться в этом, — объяснил Скотт. — Мы давно знаем друг друга, Майк. Мы по-прежнему те же люди, правда? Но я вижу, как ты меняешь пеленки и сюсюкаешь, и я спрашиваю себя, тот ли ты парень, который всегда исполнял на вечеринках двенадцать строчек припева к «Поваляй меня в клевере и повтори это вновь».





      — Мы те же люди, Скотт. Просто мы выросли. Ты помнишь, в разгар апрельского налогового кризиса в котором часу мы прекратили обсуждение? В десять? Одиннадцать? Зевающие, стонущие, кряхтящие, как старики. Мы привыкли откладывать особо важные бумаги на последний момент, а затем работать всю ночь напролет. Взгляни на нас теперешних: организованные, благоразумные, ходящие на работу в костюмах.

      — Мы сложившиеся типы, на которых указывают пальцем и над которыми посмеиваются, — заявил Скотт.

      — И это не так уж плохо. Что касается меня, я был бы не прочь водить шикарную машину вместо этой старой рухляди, которая почти не ездит, но я абсолютно уверен, что никогда не пожалуюсь на то, что Сьюзен ждет меня после трудного рабочего дня.

      — А  Джессика? — тихо спросил Скотт.

      Глаза Майка устремились на спящую дочь, и в них зажглась гордость.

      — Она словно мороженое на торте, приятель. Конечно, это нелегко — иметь ребенка. Но когда я смотрю на нее, я вижу будущее. А когда она обвивает руками меня за шею и называет папой, я чувствую... — Он тяжело вздохнул. — Я не могу сказать тебе, что я чувствую. Это невозможно выразить словами. Но я словно расту, будто она делает меня больше и лучше, чем я был прежде.

      Устав от эмоционально насыщенного разговора, они переключились на футбольный матч. Во время очередного перерыва в игре Майк взял из сумки с пеленками, упакованными Сьюзен, стеганое одеяло и расстелил его на полу вместо матраса.

      — Теперь она будет спать до утра, — сказал он Скотту. — Я уложу ее, пока у тебя не отвалились руки.

      Он нежно взял дочь с груди Скотта и положил ее на животик на матрас, затем накрыл легким одеялом. Она слегка захныкала, затем устроилась поудобнее и успокоилась.

      Скотт почувствовал странное ощущение пустоты там, где у него на груди лежал ребенок. Чтобы избавиться от этого чувства, он встал и направился к холодильнику за пивом.

      — Вы с Дори наконец решитесь осесть? — спросил Майк, когда Скотт протянул ему банку с пивом.

      Скотт понимал, что ему открылась великолепная возможность признаться Майку, но трусливый комок у него в горле не пропустил слова правды. Все, что он мог сделать, — это выразить свой страх в форме вопроса:

      — Неужели ты не устал от постоянной подотчетности?

      — Конечно, устал. Я устал от подотчетности ипотечной компании и банку, который дал мне деньги на машину, и клиентам, которые ждут от нас чуда, и правительству. Мне приелись все глупые формы, которые мы заполняем, и парни, с которыми я играю в гольф и которые ожидают, что наша четверка достойно выступит в благотворительном турнире.

      — Это не то, о чем я тебя спрашиваю, и ты это прекрасно знаешь.

      — Да, черт побери, Скотт, я знаю. Да, меня иногда раздражает, что я должен звонить домой, если задерживаюсь на работе, и быть вежливым со Сьюзен и приветливым с Джессикой, когда я устал как собака и все, чего мне хочется, — это упасть в мое любимое кресло и смотреть по телевизору какое-нибудь старье. Но мне и в голову не придет избавиться от машины потому, что я устал платить штрафы, и я не могу отказаться от того, что мы дел им со Сьюзен и Джессикой только потому, что иногда я должен выйти за пределы своих возможностей, чтобы удовлетворить их потребности. Жизнь — это компромисс. На всем есть ярлычок с ценой. Мне кажется, что Сьюзен и Джессика стоят моей подотчетности. Они — часть меня, и я — часть их, и это мне нравится.

      Неожиданный шум транслируемой игры привлек их внимание. Одна из команд перехватила передачу.

      — Здорово, — произнес Майк, когда игрок добежал до края поля и исполнил короткий танец.

      — Как ты можешь выносить это? — спросил Скотт, забыв об игре. — Ты ведешь бухгалтерские книги по двадцати деловым сделкам одновременно, и ты можешь сказать с точностью до пенни, каков их итоговый баланс на любой день, но ты не знаешь, сколько денег лежит на вашем общем счету.

      Майк бросил на него раздраженный взгляд.

      — Все дело в Дори, так? Она что, берет тебя в тиски, устав от этих поездок взад и вперед?

      — Какой бухгалтер вытерпит, если кто-то залезет носом в его банковский счет? — Скотт продолжал, не обращая внимания на вопросы, которые попали почти в цель. — Я слышал десятки раз, как ты звонишь Сьюзен и говоришь: «Послушай, а у нас есть деньги на то-то и то-то?»

      Майк фыркнул.

      — Если это будет меня беспокоить, мы со Сьюзен заведем раздельные счета. Но это меня не беспокоит. Я доверил Сьюзен свою жизнь и безоглядно доверяю ей наши деньги. У нее трезвая голова, когда дело касается трат. У нее никогда не было неоплаченного чека.