Страница 13 из 23
— На самое дно преисподней?.. — Игумен на пару мгновений умолк, но тут же задал совершенно неожиданный вопрос: — Ты Писание читал?
— Представление имею.
— О втором пришествии знаешь?
— Осведомлен.
— А что, если оно уже состоялось? А мы пересидели под землей не только царство антихриста, но и пришествие Спасителя?
— Без вас бы такое событие не обошлось.
— Почему? Забыли о нас. И люди забыли, и ангелы.
— Относительно людей я с тобой, брат игумен, согласен. А вот ангелы забывчивостью вроде не страдают. Придет время, всех на Страшный суд позовут.
— Позовут только тех, кто не глубже двух саженей под землей зарыт. Да и зачем звать на Страшный суд тех, кто и так в преисподней обретается?
— Разве тут плохо? — вполне серьезно поинтересовался Кузьма, кроме Шеола ничего другого в своей жизни не видевший.
— Не для людей эта бездна кромешная предназначена, а для злых духов и их приспешников. Наши души к свету рвутся. К престолу Господнему.
— А раньше почему не рвались? Я даже разговоров таких упомнить не могу, хотя бывал здесь раньше неоднократно и с разными людьми, вплоть до Трифона Прозорливого, запросто беседовал.
— Раньше на душах братьев наших груз грехов висел. Обжорство, лень, прелюбодеяние. Сам Трифон, царство ему небесное, пример в этом подавал. Повредилась истинная вера. Не о небесном радели, а о мирском.
— Теперь, значит, все изменилось?
— Не все, но многое. Грешники наказаны. Еретики изгнаны вон. Паства в молельни вернулась. Постом, подвижничеством и тяжким трудом смиряет свою плоть, дабы очистить душу.
— Рад за вас. Только я здесь с какого боку припека?
— Сейчас узнаешь, не спеши. Образа видишь? Между прочим, все строгановского письма. От прадедов нам достались… Выбери любой.
— Может, не надо? — замялся Кузьма, уже догадавшийся, что его хотят вовлечь в какую-то непонятную и скорее всего опасную игру. — Еще оскверню ненароком…
— Если осквернишь, мы их заново освятим. Иди, не бойся.
— Я и не боюсь… — машинально пробормотал Кузьма.
Надо было бы получше разглядеть пресловутый столп, да и самого столпника в придачу, но иконы находились совсем в другой стороне. Кузьма двинулся к ним нехотя, словно к месту экзекуции. Венедим следовал за ним шаг в шаг, буквально в затылок дышал. Не ровен час долбанет своей веригой по темечку — и увернуться не успеешь.
— Веня, предупреждаю, ты ко мне сзади не заходи! — Кузьма резко остановился. — Я не курица, а ты не петух. Держись на расстоянии.
— Зачем браниться, брат Кузьма? — донеслось со столпа. — Здесь как-никак святое место.
— А чего он лезет! У меня, может, болезнь такая. Не переношу, когда у меня за спиной кто-нибудь трется.
Отбрехиваясь таким образом, Кузьма приблизился к широкому киоту и с опаской взял в руки первую попавшуюся икону. Деревянная доска, лишенная оклада, оказалась на удивление легкой.
— Что ты видишь на сием образе? — вновь подал голос игумен.
— Подожди, дай разобраться. — Кузьма поднес Доску поближе к свету лампады. — Даже и не пойму, что здесь к чему…
— Спасителя видишь? Или угодников?
— Да тут всякого народу полно.
— Такой образ называется «людница». Чем народ занят? В аду мучается, пирует или кается?
— Вроде идут куда-то… Впереди один с кружком вокруг головы и с крестом в руке.
— Это Спаситель, — пояснил игумен, и Кузьма заметил, что Венедим быстро перекрестился двуперстием. — А вокруг головы у него нимб.
— Так… — Кузьма, чувствуя себя дурак дураком, продолжал изучать сильно помутневшую от времени и копоти икону. — Вслед за Спасителем целая череда мужиков топает. Все сплошь лысые и бородатые. Есть, правда, и пара баб. К воротам идут, у которых обе половинки сорваны. Сверху ангелы с трубами порхают.
— Достаточно, — произнес игумен таким тоном, словно сам только что обзавелся нимбом. — Восславим Господа за ниспосланное нам знамение. Из многих иных образов ты, Кузьма Индикоплав, выбрал именно тот, который олицетворяет подспудный смысл нашей беседы.
— Не понял… — Кузьма повертел икону в руках и даже на обратную сторону глянул, но там не было ничего, кроме дырок, оставленных жуками-древоточцами.
— Сия сцена изображает Спасителя, выводящего из преисподней праведников-пращуров начиная с Адама и Ноя. Сломанные ворота есть врата ада. За ними сияет свет Божьего царства… Что мешает нам, смертным людям, последовать примеру предков и покинуть это место, более пристойное для крыс и нетопырей? Нехоженой дорогой поднимемся к свету и преодолеем Грань, как Спаситель некогда преодолел адские врата.
Венедим вновь перекрестился и, забормотав что-то, уткнулся носом в сложенные ладони, а Кузьма, вернув икону на прежнее место, с подозрением произнес:
— Не меня ли, брат игумен, ты метишь на место Спасителя?
— Что ты! Окстись. Свою паству я поведу сам. Ты же должен разведать самый короткий и безопасный путь, а кроме того, определить место, где удобнее всего преодолеть Грань.
— Ничего себе задачка! А если я не соглашусь?
— Сначала оцени те выгоды, которые ты получишь в случае успеха.
— Интересно… Не иначе как в святые меня запишете?
— Не сразу. Сначала ты будешь крещен и рукоположен в один из наивысших санов святокатакомбной церкви, а заодно очистишься от всех грехов и заслужишь вечное спасение. Это уже немало. Впоследствии можешь стать и святым, если примешь обет постника, плотеубийцы, затворника или вережника.
— Заманчивое предложение. — Кузьма почесал затылок. — Только уж больно много чести для какого-то приблудного безбожника.
— Как раз из среды безбожников и язычников и выходят самые рьяные слуги Господни. Пример тому — князь литовский Довмонт, принявший крещение уже в зрелом возрасте. Впоследствии за многочисленные христианские добродетели он был причислен к сонму святых.
— Кем он после крещения стал — постником или затворником?
— Он стал князем псковским.
— Это другое дело. Это понятно… Ну а что ждет меня в случае отказа?
— Не стоит заранее обсуждать это… От такого предложения может отказаться только самоубийца, а ты на самоубийцу не похож.