Страница 9 из 14
Вскоре рядом оказался Головастик, а затем и Яган, от переживаний на время утративший дар речи. Здесь нас и оставили, мокрых, полузадохнувшихся, но свободных, если под свободой понимать отсутствие цепей и колодок.
Давно замечено, что изоляция от соблазнов и искусов суетного мира весьма благоприятно сказывается на мыслительной деятельности. Скольких великих творений ума человечество не досчиталось бы, если бы не тюрьмы, монастыри и карантины по случаю чумы.
В этом смысле я находился в идеальных условиях. Изоляцию усугубляла темнота. Единственные доступные развлечения: песни Головастика и жалобы Ягана — уже иссякли. Значит, плюсуем еще один положительный фактор — тишину. Тут хочешь не хочешь, а задумаешься. Тем более, что пора подвести некоторые итоги.
Можете размышлять вместе со мной.
Вот я зачерпнул пригоршню грязи. Могу побиться на любой заклад, что кроме нее в моей ладони находится сейчас космическая пустота, кусок льда, кипящая магма, грудь красавицы, алмаз невиданной доселе чистоты, сердце свирепого зверя и еще многое-многое другое. В это трудно поверить. Еще труднее это объяснить. Но это действительно так.
Неисчислимые миры заполняют один объем абсолютного и всеединого пространства, ничуть не мешая при этом друг другу. Так в цилиндре фокусника самым загадочным образом умещаются: и живой кролик, и букет бумажных цветов, и стакан воды, и двенадцать дюжин разноцветных носовых платков.
Любой предмет можно представить как бесконечное количество плоскостей. Точно так же и вся наша Вселенная, вместе с Землей, Солнцем, Юпитером, Сириусом, Канопусом, Большим Магеллановым Облаком и миллиардом других галактик, по сути дела, и является лишь тончайшим срезом другой, намного более высокоорганизованной структуры, некоей непознаваемой для человеческого сознания Супервселенной.
Все составляющие ее миры родились одновременно. Одни называют это актом божественного творения, другие — первичным толчком, третьи — моментом сингулярности. А что это такое на самом деле, не знает никто.
Все миры родились совершенно одинаковыми. Но уже в первые секунды начали появляться и различия. Сначала одна-единственная элементарная частица отклонилась от своего предопределенного пути. Потом пара атомов столкнулась в неположенном месте. Вследствие этого звезда родилась совсем не там, где надо. Планеты заняли другие орбиты. На них образовались иные минералы. Место суши заняли моря. Место морей — ледники. И любое такое отклонение было чревато бесчисленным количеством последствий. Разрастаясь, как снежный ком, любой аномальный фактор сам становился нормой. Как результат: в одном из миров разум стал достоянием приматов, в другом — сумчатых, в третьем — грызунов, а в остальных, скажем, ста миллионах миров разум вообще не возникает.
Все миры отделены друг от друга невидимыми, но непреодолимыми стенами. Мы не знаем, есть ли в этих стенах двери и какими ключами они открываются. Но в любых стенах есть слабые места: трещины, норы, выбоины. В принципе, их можно отыскать, вычислить, нащупать вслепую. Многие из них, кстати, давно известны.
Совершенно достоверным фактом можно считать существование межпространственного перехода где-то в глубинах озера Лох-Несс. Через него в наше измерение нередко проникают странные существа, якобы похожие на древних плезиозавров, а на самом деле похожие только на самих себя. Мутная и холодная вода шотландского озера не позволяет им ни долго жить, ни размножаться. Где-то в Гималаях существует место, в котором наш мир соприкасается с другим миром, населенным косматыми, неуклюжими гоминидами, прозванными шерпами «йети». Появление гиппогрифов, цилиней, сирен и морских змеев, страшные и загадочные эпидемии, время от времени обрушивающиеся на землян, феномен Бермудского треугольника, озеро Вражье в Тюменской области, башня Призраков в Тебризе, старомосковская богадельня на Кулишках, квартира харьковчанки Брыкиной, оазис Юм в Антарктиде, НЛО, загадочные исчезновения людей и всевозможные необъяснимые феномены, считавшиеся раньше колдовством и морокой, — все это следствие взаимодействия разных миров.
Не исключено, что некоторые личности, память о которых навечно сохранила история: Саргон Древний. Шакьямуни, Иосиф Флавий, йог Патанджали, Нострадамус, Калиостро, Гарри Гудини — были на нашей планете всего лишь случайными гостями.
Таких людей, как я, немного. По крайней мере, я знаком со всеми, а память у меня неважная. Несведущий народ зовет нас «контактерами», «рейнджерами» и даже «охотниками за привидениями». Все эти клички или приблизительны, или высокопарны. Нам они не нравятся. Сами себя мы называем пролазами (синоним здесь — проникать, а отнюдь не ловчить. Прошу не путать!)
Это не профессия, не увлечение, а, скорее, образ жизни. Ты должен быть пролазой не с девяти до восемнадцати, а все двадцать четыре часа в сутки. Вся наша жизнь посвящена одной цели. Каждый из нас обязан постоянно быть наготове.
Нас никто не принимает всерьез, но зато никто и не мешает. Фактор существования бесчисленного количества сопредельных пространств (ансамбля миров, как говорим мы) не занимает внимание широкой общественности. Мало ли кругом всяких чудаков! Если одни, рискуя жизнью, лазают по отвесным скалам, а другие в утлых лодочках сплавляются по горным рекам, почему бы третьим не заняться исследованием подступов к «тому свету»?
Главным критерием отбора для пролазы является не смелость, не бицепсы, и даже не ум, а неприметность. Да-да, именно неприметность. Ум можно обострить учением, бицепсы накачать тренингом и анаболиками, а особая смелость нам вообще ни к чему. Зато неприметность — редчайший дар. Примерно то же самое, что абсолютный музыкальный слух или способность к левитации. Его не купишь, не разовьешь и не воспитаешь.
Чтобы все это стало понятным, начну с антитезы. Вам, несомненно, приходилось встречать людей, на которых сразу обращаешь внимание, вне зависимости от того, красивы они или уродливы, молоды или стары, во что одеты и кем окружены. Именно из этой среды выходят политики, знаменитые актеры и брачные аферисты. Именно эти люди украшают обложки журналов, рекламные проспекты, предвыборные плакаты и картотеки Интерпола. Отношения с судьбой у этой публики всегда были сложными — головокружительные взлеты нередко сменялись не менее головокружительными падениями, а иногда и мертвыми петлями.