Дисбат

— Неужели вы во все эти предрассудки верите?

— Я придерживаюсь принципов дзен-буддизма, — солидно пояснил участковый. — Это мне как-то ближе.

«Боже мой, — подумал Синяков. — Как изменился мир! Ведь раньше менты придерживались только принципов марксизма-ленинизма. В крайнем случае — алкоголизма. Хотя и в скрытой форме».

Между тем Стрекопытов, желая продемонстрировать широту своего кругозора (хотя о буддизме он знал только со слов знаменитой песни Высоцкого), как бы между прочим заметил:

— В переселение души, значит, веришь, начальник… Ну-ну…

— Душа переселиться не может, поскольку ее не существует, — как о чем-то само собой разумеющемся сообщил Дрозд. — Переселяется карма.

— А это что еще за фигня такая? — удивился Стрекопытов, выволакивая из лифта чемодан, на котором Синяков так и не удосужился замазать грозную надпись «Секретный № З».

— Судьба, если говорить просто, — похоже. Дрозд слегка смущался своих слов. — Но не слепая судьба, как ее понимают христиане или мусульмане, а судьба, предопределенная моим поведением в прежних жизнях.

— В гробу я эти дела видал! — ни с того ни с сего озлился Стрекопытов. — Шаманство! Буддизм! Я вот Завтра пойду в православный храм и свечку Николаю-угоднику поставлю! Так-то оно вернее будет.

— Тем и хорош буддизм, что в его основе лежит принцип терпимости, — произнес Дрозд мягко. — Только это и мешает мне, гражданин хороший, выселить вас из занимаемого помещения, давно превращенного в притон. Статью назвать?

— Не надо. Знаю, — сразу успокоился Стрекопытов. — Тридцать восьмая статья Основ жилищного законодательства. Выселение нанимателя без предоставления другого жилья за нарушение правил социалистического общежития… А разве ее не отменили?

— Для вас — нет, — отрезал участковый.

— Понял, — откозырял Стрекопытов. — Исправлюсь… Постараюсь изменить… эту… как ее… карму.

— Постарайтесь-постарайтесь, — кивнул Дрозд. — А я уж прослежу.

Как и следовало ожидать, под тачкой Стрекопытов подразумевал трехосный мусоровоз, закупленный в Японии по бартеру (мы им — металлолом, они нам — автомобили). Перед прочими видами транспорта этот монстр обладал тем преимуществом, что на правах коммунальной спецмашины имел право игнорировать любые запрещающие, а равно и предписывающие знаки. Поэтому путешествие обещало быть недолгим — через проходные дворы и детские площадки, минуя центральные проспекты с их вечными пробками, неисправными светофорами и разгулом дорожной милиции.

— Машина не хер, всех не увезет, — предупредил водитель «Ниссана», как нарочно имевший узкие косые глазки и желтое плоское лицо. — Пассажирское место только одно.

Стали прощаться.

— А свечку я все же поставлю, — шепнул Стрекопытов на ухо Синякову. — И Николаю-угоднику, и Андрею Первозванному, и Федору Столпнику.

Дрозд сказал буквально следующее:

— Последователи буддизма считают, что наша жизнь есть только долгий и тягостный сон. Пробудиться от него могут лишь избранные. Этих немногих и называют буддами, то есть проснувшимися. Постарайтесь убедить себя в том, что вся ваша прошлая жизнь была сном. Завтра проснитесь другим человеком и начните все сначала.

— Легко сказать, — пробормотал Синяков, пораженный плодотворностью этой, казалось бы, простой мысли. — Но я постараюсь…

Едва он успел втиснуться в кабину мусоровоза (громоздкий чемодан очень мешал), как водитель, при ближайшем рассмотрении похожий отнюдь не на японского самурая, а скорее на монголо-татарского разбойника, врубил все многочисленные мигалки и, рванув с места, прокричал неизвестно кому:

— Сукой буду не забуду, изуродую иуду!