Враг за Гималаями

ГЛАВА 5 ОПЕР ПО КЛИЧКЕ ПСИХ

Беспокоить водителя-левака Толю Сургуча уже не хотелось, он мог находиться сейчас совсем на другом конце города, и Донцов ненавязчиво поинтересовался у Шкурдюка — не подкинут ли его на служебном транспорте к зданию отдела милиции, откуда три дня назад в клинику выезжала следственная бригада.

— Зачем же на служебном! Лучше я вас на личном прокачу. — с редкой по нынешним временам учтивостью предложил заместитель главного врача.

— Возражать не буду. — согласился Донцов.

— Но сначала перекусим.

— Нет уж, увольте. Тогда на всех моих неотложных планах придется поставить крест. На сытое брюхо не побеседуешь.

— На голодное тем более! — упорствовал Шкурдюк.

— Все, вопрос закрыт. — Донцову пришлось перейти на полуофициальный тон. — Вы должны содействовать мне, а не совать палки в колеса.

За то время, которое они провели в клинике, погода опять резко изменилась — дождь сменился ледяной крупой, а поверхность грязи приобрела обманчивую прозрачность.

Машина, принадлежащая Шкурдюку, видимо, была куплена еще в те времена, когда он процветал на плодородной ниве поп-культуры. По нынешним временам такая четырехколесная игрушка, напичканная разными прибамбасами, гражданину страны с переходной экономикой совершенно ненужными, стоила тысяч двадцать. В условных единицах, конечно.

Впрочем, на охраняемой стоянке, предназначенной исключительно для личного транспорта работников клиники, имелись тачки и покруче. Создавалось впечатление, что врачи-психиатры живут не так уж и плохо.

После прибытия к месту назначения Шкурдюк своим поведением несколько озадачил Донцова. Вместо того, чтобы отбыть восвояси или ожидать следователя в машине, он увязался вслед за ним. Вряд ли это объяснялось одним лишь праздным любопытством.

«Ну ладно, походи за мной хвостиком. — подумал Донцов. — Посмотрим, что из этого получится».

Предъявив свое удостоверение дежурному, отгородившемуся от всего остального мира пуленепробиваемым стеклом, Донцов осведомился, есть ли на месте кто-нибудь из тех, кто утром шестнадцатого числа выезжал на труп по адресу: улица Сухая, десять.

— Это в «Дом чеканутых», что ли? — перелистывая книгу происшествий, поинтересовался дежурный.

— Примерно. — Донцов исподтишка подмигнул Шкурдюку.

Однако впечатлительная душа заместителя главного врача не выдержала.

— Вы, пожалуйста, подбирайте выражения! — произнес он фальцетом. — Ваше заведение в народе, между прочим, тоже живодерней зовут.

Дежурный на этот выпад никак не отреагировал — за целый день ему приходилось слышать здесь и не такое.

— Из следствия сейчас никого нет, — сообщил он, потыкав кнопки коммутатора внутренней связи. — Загляните в розыск. Второй этаж. По коридору налево, двадцать пятый кабинет.

— Спасибо, знаю, — ответил Донцов. — Бывал уже здесь раньше.

По давней традиции, тянущейся, наверное, еще со времен знаменитого полицмейстера Архарова, кабинет сотрудников уголовного розыска выглядел как лавка старьевщика или жилище какого-нибудь нового Гобсека. Вопреки мольбам несчастных уборщиц, попрекам коменданта и прямым угрозам пожарного инспектора, здесь за самый короткий срок скапливалась масса разнообразнейшего барахла, которое и выбросить было нельзя, и сплавить на склад вещдоков не полагалось.

Была тут и ржавая арматура, послужившая орудием преступления, и фрагменты взломанных дверей, возвращенные с экспертизы; и десятки навесных замков, перепиленных, сбитых или вскрытых отмычками; и костыли, однажды вдоволь погулявшие по человеческим головам; и бронзовые плиты, сорванные с могильных памятников; и булыжники со следами крови; и много другого добра, пригодного в основном лишь для свалки.

За колченогим письменным столом, словно нарочно подобранным под стиль остального интерьера, восседал молодой опер, и что-то ловко печатал на компьютере. Донцов немного знал его по прежним встречам, вот только фамилию запамятовал. То ли Домовой, то ли Водяной — в общем, что-то фольклорное.

Одеждой, прической, манерами и даже выражением лица опер был как две капли воды похож на типичного братка из провинциальной банды, прибывшей на гастроли в столицу.

И причина этого крылась вовсе не в стремлении замаскироваться под блатного, а в некой не зависящей от человеческой воли всеобщей тенденции, нивелирующей внешний вид, оружие и лексикон постоянных врагов — так римские легионеры позаимствовали у варваров штаны, терские казаки у горцев — черкеску с газырями, а оседлый люд у кочевников — кривую саблю.

Последний раз опер виделся с Донцовым лет пять назад, когда милицейская опергруппа, игравшая роль наркокурьеров, напоролась на милицейскую же засаду, поджидавшую настоящих наркокурьеров, однако повел себя так, словно они расстались всего час назад.

— Заползай! — радушно пригласил он. — Как делишки?

— Средне, — ответил Донцов.

— Служишь или уже на пенсии?

— Служу.

— Говорили, что ты на повышение пошел.

— Было дело.

— Хорошее местечко?

— Хорошее, только работать все равно заставляет.

— К нам каким ветром занесло?

— Есть одна проблема… Ты случайно не выезжал три дня назад на улицу Сухую? Там в психиатрической клинике пациенту кислород перекрыли.

— Вот именно, что случайно! — Опер закончил печатать и откинулся на спинку стула. — Моя смена уже, считай, закончилась, а тут это сообщение. Представляешь, шесть утра, вся наша публика рассеялась. Из убойного отдела никого нет. Вот дежурный, тварь, меня и сосватал. Полдня там, как папа Карло, провозился. Спасибо гражданину хорошему, накормил нас.

Опер сделал в сторону Шкурдюка благодарственный жест. Память на лица у него была профессиональная.

— Тогда мне повезло. — Донцов уселся на свободный стул.

— А тебе что, собственно говоря, от меня надо?

— Хочу на это дело взглянуть.

— Забирать будете? — обрадовался опер.

— Сам еще не знаю. Пусть в верхах решают. Хотя профиль, похоже, наш.

— Ваш? — Опер навострил уши. — А что вы за птицы такие, если не секрет, конечно?