Страница 16 из 23
ГЛАВА 4 КЛИНИКА ИЗНУТРИ
— Может, пройдем вовнутрь, — предложил Шкурдюк, легкая куртка которого не могла служить защитой от промозглого ветра.
— Сначала закончим внешний осмотр. — ответил Донцов. — Чтобы больше сюда не возвращаться… Как называется этот корпус? — Он кивнул на шестиэтажку, в которой некто, пока неизвестный, лишил жизни несчастного паралитика.
— Что-то я вас не совсем понял… — Шкурдюк слегка растерялся.
— На проходной нашего ведомственного госпиталя висит схема, где обозначены все здания. Например, кардиологический корпус, урологический корпус, морг и так далее. Здесь я такой схемы не видел. А в нашем деле необходима конкретность.
— Теперь понял. — Шкурдюк увял, расстроенный своей собственной недогадливостью. — У нас так, увы, не заведено. Да и госпиталь с клиникой нельзя сравнивать. Разные масштабы. У нас, как видите, все компактно. Называйте это здание просто «третий корпус».
— Пусть будет по-вашему… Теперь, гражданин Шкурдюк, я задаю вам официальный вопрос. Каким путем можно проникнуть в третий корпус? Имеется в виду ночное время.
— Только через центральный вход. Но там всегда дежурит охранник.
— А с той стороны? — Донцов перевел взгляд на застекленную галерею.
— Там имеется раздвижная решетка. На ночь она запирается на навесной замок.
— Разве подобрать к нему ключи — проблема?
— Думаю, что не проблема. Но тогда сработает сигнализация.
— Понятно… Все окна первого этажа оборудованы решетками?
— Все, кроме столовой, — упреждая очередной вопрос следователя, Шкурдюк торопливо добавил: — Это служебная столовая, для персонала. Пациенты там не бывают. Понимаете ли, решетки у нас ставятся не против тех, кто хочет проникнуть вовнутрь, а против тех, кто хочет выйти наружу.
Для пущей наглядности он даже извернулся всем телом, изображая человека, преодолевающего некую невидимую преграду.
— Но, надеюсь, столовая оснащена сигнализацией? — Странно, но здесь, на холоде. Донцов чувствовал себя значительно лучше, чем пару часов назад в теплом кабинете.
— Непременно! — заверил его Шкурдюк. — Кучу денег на нее угрохали.
Ворон, скорее всего тот самый, тем временем вернулся, но уселся подальше от людей, на крышку мусорного контейнера.
Кряжистый сутуловатый мужчина, до этого соскребавший со стены какую-то непотребную мазню, достал из кармана ломоть черного хлеба и швырнул его птице. Заместителю главного врача такая филантропия очень не понравилась.
— Аскольд Тихонович, вы опять за свое! Я неоднократно запрещал вам кормить этих стервятников! — хотя полноценный крик у Шкурдюка не получался, человек со скребком должен был обязательно его услышать.
Однако он никак не отреагировал на столь категоричное замечание, и возобновил свою монотонную деятельность. Ворон, злобно каркнув на Шкурдюка, подхватил хлеб и скрылся с ним в неизвестном направлении.
— Кто это? — осведомился Донцов.
— Лукошников. — Шкурдюк болезненно поморщился. — Аскольд Тихонович. Наш дворник.
— А что он делает сейчас?
— Стену чистит, разве не видите. Какой-то мудак из баллончика размалевал. Растворителем пробовали — не берет.
— Интересно…
— Что тут интересного! В нашем доме все подъезды тем же манером испоганены. Убивать надо таких живописцев.
С этой плодотворной мыслью Донцов в принципе был согласен, но сейчас его занимало совсем другое — хулиганская мазня, на текущий момент уже почти уничтоженная, находилась прямо под окном злополучной палаты.
— Позовите сюда дворника, — попросил он.
— Понимаете ли… — замялся Шкурдюк. — Он слегка со странностями. Давайте лучше сами к нему подойдем.
— Давайте, коли так. Он случайно не из ваших бывших пациентов?
— Нет. Пенсионер. Подрабатывает здесь на полставки. Раньше, говорят, в немалых чинах ходил. Привык показывать характер.
Было заметно, что заместитель главного врача немного побаивается своего дворника.
— Здравствуйте. — сказал Донцов, подойдя к Лукошникову поближе. — Бог в помощь.
— Лучше бы сами помогли. — не оборачиваясь, ответил тот (голос был скрипучим, тон — недоброжелательным).
— Скажите, что здесь раньше было нарисовано?
— А я, думаете, понимаю? Круги какие-то, загогулины. Лучше у молодежи спросите. Или у того, кто малевал.
— И как давно эти художества появились?
— Давно, — усиленно работая скребком, ответил дворник. — Еще с лета.
— Я это безобразие сразу хотел ликвидировать, — вмешайся в разговор Шкурдюк. — Но Иван Сидорович почему-то не позволил.
— Кто такой Иван Сидорович? — поинтересовался Донцов.
— Наш главврач. Профессор Котяра.
— А сегодня, следовательно, разрешил.
— Более того, потребовал в категорической форме!
— Любопытно… Но меня, в общем-то, другое интересует. Взгляните, пожалуйста, на пожарную лестницу. — Донцов обратился к дворнику.
— Взглянул, что дальше? — Тот с видимой неохотой прервал свою работу.
— Нижняя ступенька отстоит от поверхности земли примерно на три метра. Как же на эту лестницу забраться?
— Зачем? По ней спускаться положено. Эвакуироваться то есть.
— Ну а все же? — настаивал Донцов.
— Становись ко мне на горб, вот и дотянешься. — Дворник опять налег на скребок.
— А если мусорный контейнер подтащить? Не так уж и далеко.
— Он доверху набит. С места не сдвинешь.
— И три дня назад был набит?
— И три, и четыре, и пять. Мусоровозка еще в прошлую пятницу обещалась приехать. Сачкуют коммунальщики.
Одет Лукошников был довольно странно: плюгавая шапка-ушанка, ватная телогрейка, ватные штаны того же тюремного покроя, валенки с галошами. Где-нибудь в районе Воркуты такой наряд и мог бы считаться шиком, но для этой погоды и этого города никак не подходил.
Удивляла и внешность дворника. Лицо древнего старца, темное, как дубовая кора, сплошь иссеченное глубокими морщинами, с бровями, похожими на клочья серой пакли и вывернутыми вурдалачьими губами, совсем не сочеталось с могучим, сохранившим завидную подвижность телом. Глядя в это лицо, хотелось спросить: «Аскольд, где брат твой Дир?»