Бастионы Дита

Запихнув все обратно, я вернул пакет на прежнее место. Если это предназначено не мне, то пусть и лежит, где лежало. А если наоборот — не в моих правилах принимать подарки от незнакомых людей. Тем более делать то, к чему тебя принуждают. Ведь содержимое пакета было красноречивее слов: перекуси, выпей, оденься поприличней и выходи наверх, опасности нет.

Меня не потеряли, не оставили в покое, просто охота пошла по другим правилам. (Если только в травлю медведя не вмешалось Общество защиты животных.) Ладно, побегаем. Первым делом сменим засвеченное место. Пусть меня поищут еще раз.

Вскоре, впрочем, выяснилось, что возможность маневра у меня ограниченна. Одни ответвления клоаки были заперты на такие могучие решетки, что свернуть их можно было разве что динамитом, другие оказались затоплены фекальными водами. Соваться в главный коллектор я не решился и после нескольких часов скитаний нашел приют в каком-то тупичке, имевшем сразу два преимущества: единственный путь подхода надежно контролировался, тем более что здесь хватало света, падающего через решетку дождевого стока, а в случае опасности можно было выбраться на поверхность, сдвинув все ту же решетку в сторону.

Поначалу я решил бодрствовать, дожидаясь дальнейшего развития событий, но последние перипетии до того измотали меня, что тяга ко сну из физиологической потребности вскоре превратилась в маниакальную идею. Еще час, подумал я, и можно рехнуться. К чему этот мазохизм? От краткого отдыха хуже не будет.

Заснул я со спокойной душой, а проснувшись, сразу увидел знакомый пакет, валявшийся почти у моих ног. Что, он сам за мной прискакал? Или его крысы притащили? Проспал… Обидно. А ведь до самых недавних пор ко мне (спящему или бодрствующему — без разницы) даже муха не могла подобраться незаметно.

Содержимое пакета было примерно то же плюс обоюдоострый стилет, явно не предназначенный для маникюра или чистки картофеля. Длина стандартная — примерно двенадцать дюймов. Бороздки для стока крови. И вообще штучка красивая. Вот только рукоять неудобная, шершавая, как рашпиль.

Снабдив меня оружием, они продемонстрировали полное доверие. Хотя всерьез сражаться такой игрушкой можно только с крысами. Уж лучше бы свой смертоубийственный керогаз-граммофон подбросили. Хотя нет, я бы и сам не доверил какое-нибудь серьезное оружие, к примеру — гранатомет, первому встречному гостю из другого мира.

Значит, меня по-прежнему настойчиво понуждают выйти на поверхность, намекая при этом, что от внимания неизвестных доброхотов избавиться невозможно. Впрочем, зла они мне не желают. В противном случае этот стилет уже торчал бы в моей глазной впадине или яремной вене (тыкать меня железом в другие места занятие неблагодарное).

Что же, ладно! Я принимаю вызов. Следующий ход за мной. Только не надейтесь, что я стану разыгрывать какой-нибудь общеизвестный дебют под чужую диктовку. Я сыграю вразрез всем правилам. И не в шахматы, а в кости.

Перещупав на предмет обнаружения какой-нибудь радиоактивной или химической метки все швы на одежде, я напялил на себя новый костюмчик, а все остальное постарался уничтожить или схоронить поглубже. Исключение было сделано только для стилета. К еде я даже не притронулся. Нет более надежных вожжей для человеческой психики, чем всякие хитрые снадобья, подмешанные в пищу или воду.

Клоаку я покинул уже не таясь, но совсем не в том месте, где спустился. Впрочем, столь примитивная уловка вряд ли могла обмануть тех, кто дважды безо всякого труда выследил меня под землей, но облегчать их труд я не собирался. Посмотрим еще, где сподручней затеряться — в подполье, с темными, но известными наперечет путями, или на городских улочках и задворках, пути по которым неисповедимы.

За время моего подземного сидения город не стал симпатичнее. Заплаты на его шкуре так и бросались в глаза. Вот дом, трижды разрезанный по вертикали и трижды достроенный из камня другой фактуры и формы. Вот в булыжную площадь вдается клин серой пемзы, еще хранящей следы упорного выжигания. Вот длинная монументальная лестница обрывается вдруг в глубокий котлован, словно выбитый дьявольским копытом, и на дне копошатся люди с тачками и заступами.

Прохожие встречались редко, и вид у всех был крайне озабоченный. Видимо, праздно шататься здесь не принято. Почти все они были одеты, как я.

Я тоже ускорил шаги, внимательно поглядывая по сторонам. Ничего похожего на уличные забегаловки, где можно было бы спокойно посидеть, на моем пути не попадалось. Несколько раз я проходил мимо зданий, построенных все в том же прагматично-унылом стиле, но более приземистых, чем остальные, и, как бы это лучше сказать… более внушительных с виду. Чувствовалось, что стены их раза в два толще обычного, а окна-бойницы, скупо разбросанные по широченному фасаду, можно было сосчитать по пальцам. Возле каждого из этих бастионов стояли молчаливые людские очереди, но я не решился присоединиться к какой-либо из них. Уж очень быстро возвращались те, кто проникал вовнутрь, и, выходя, никто ничего с собой не выносил, не жевал на ходу и не вытирал губы. За такой срок не успеешь ни поесть, ни Божьего благословения получить, разве что щелбана в лоб.

Места, через которое я со льдиной проник в этот мир, мне отыскать так и не удалось — или ориентиры подвели, или там все уже было засыпано и выровнено.

Какой-то прохожий, обгоняя меня, словно случайно задел плечом. Его сжатая в кулак ладонь на мгновение раскрылась, и я увидел в ней клок моей собственной свалявшейся и опаленной бороды. Вот вам и пароль!

И я пошел за этим человеком. Не оставлять же на поругание то, что долгое время согревало мою грудь и удивляло аборигенов Леденца, не имевших на лице никакой растительности. Со спины мой проводник выглядел сущим мозгляком, да еще и прихрамывал немного. Таких в секретные агенты не берут. А впрочем, откуда мне знать местные обычаи и правила. Может, колченогость здесь знак высшей доблести, как, например, у древних инков безобразно растянутые мочки ушей — знак благородного происхождения.

Шагов через двести мы поравнялись с какими-то руинами, внешне напоминавшими все другие дома на этой улице, но выглядевшими на тысячу лет старше. Вокруг было безлюдно, и я решил, что наступил подходящий момент для знакомства. Быстро догнав проводника, я просто взял его поперек туловища и внес под сумрачные, изъеденные временем своды. Он не сопротивлялся и даже ничем не выразил своего удивления. Единственно, чего я был удостоен, так это взгляда — долгого и внимательного, но лишенного чрезмерного любопытства, а тем более приязни. Ничего даже отдаленно напоминавшего оружие, деньги или документы у моего приятеля не оказалось, и я безо всяких церемоний подвесил его за шкирку на какую-то торчавшую из стены ржавую железяку. Почему-то я был уверен, что вреда это ему не причинит. Худ-то он был худ, но на удивление жилист, вертляв и цепок, тут меня не обманешь.