Страница 10 из 23
— Чей обоз недавно из города вышел? — осведомился приезжий.
— Кони незнамо чьи, а людишки при них — из дворни посадника.
— Кто над вами стоит?
— Нездила, сотский, — хором ответили стражники. — По-нынешнему Ульф.
— Скажите ему, что княжий вирник Добрыня велел каждому из вас всыпать по десять плетей. Да не забудьте, я проверю. А ты, холоп, — он вновь ткнул копьем измаравшегося в золе стражника, — веди меня в посадские хоромы.
Городок, поставленный совсем недавно, при князе Святославе Игоревиче, был невелик и даже слободами обрасти не успел. Улочек было всего ничего, а приличных строений и того меньше. Краше и богаче всех других, само собой, смотрелись хоромы посадника, к которым примыкал просторный двор, где он принимал дань от тяглового люда и раз в седмицу творил суд.
Дворовые оказались порасторопней городской стражи и сразу приметили важного гостя.
— Что батюшке угодно? — Какой-то малый жуликоватого вида ухватился за конский повод. — Я здешний приказчик, Страшко Ятвяг.
— Жито есть? — Добрыня спешился.
— Как не быть! Полное гумно.
— Расседлай коня. Напои и накорми житом вволю. Да только не запали. Шкуры лишишься.
— Как можно! Я в Киеве родился и у боярина Засеки одно время в стременных состоял. Тебя, батюшка, хорошо помню… Ты пока в горницу пожалуй, кваску холодного испей. Или велишь фряжского вина подать?
— После… Хозяин где?
— Почивать изволит. — Приказчик кланялся за каждым словом, словно клюющий зерно кочет.
— Так ведь солнце давно встало. Неужто посадникова служба так маятна?
— Прихворнул маленько с вечера. Видно, киселем обкушался… — Приказчик лукаво ухмыльнулся. -Тебе, батюшка, дорогу в покои показать?
— Сам найду… Про то, что в вашем городишке один именитый муж жизни лишился, ты знаешь?
— Много знать мне по холопскому состоянию не положено. А много болтать — и подавно.
— Ступай… С коня моего глаз не:води. Один его хвост дороже всего вашего городишки стоит.
Хоромы были срублены из красной сосны первого разбора от силы пару лет тому назад, однако внутри успели зарасти паутиной и пропахли кухонным чадом. Одно из двух: или посадник был никудышным хозяином, или не ощущал себя здесь постоянным жильцом.
Его самого Добрыня отыскал не сразу — одних горниц и светелок в хоромах было с дюжину, а клетей и того больше.
Посадник спал на медвежьих шкурах, брошенных прямо на пол. а в головах у него стоял запеленутый в бересту горшок с квасом.
Отпив из горшка пару глотков, Добрыня вылил остальное на голову хозяина.
— Кто посмел? — не разлепляя паз, пробормотал тот. — Запорю…
— Вставай. Супостаты под стенами, а ты почиваешь. Какой ты после этого посадник? Ты лежака.
— Так это ты, Добрынюшка, — голос у посадника был слабый, как перед кончиной. — Вот уж кого не ждал… Хоть бы предупредил нас. Мы бы тебя на меже хлебом-солью встретили.
— Уж не взыщи с меня, непутевого, предупредить не смог… Мобильник за долги отключили, — буркнул Добрыня куда-то в сторону.
— Ты это об чем? Никак заговариваешься? — Посадник сел и сразу застонал, словно его с креста сняли. — В дороге притомился, или в опохмелке нуждаешься?
— Ты каждое мое слово во внимание не бери. Шутейные они.
— Вестимо, ты шутник известный. — После нескольких не совсем удачных попыток посадник встал, наконец, на ноги. — Да только шутки твои, случается, добрым людям боком вылазят.
— Боком им вылазят не мои шутки, а собственное воровство и беззаконие… Ты хоть сам как поживаешь?
— Славно живу, не жалуюсь. Княжескую пользу блюду. Дани собираю. Рубежи стерегу… А ты сюда, Добрынюшка, никак по делу послан?
— По делу. Правду буду править, а потом и суд. И для тебя я нынче не Добрынюшка, а боярин Добрыня Златой Пояс, княжий вирник.
— Не обижайся, боярин. — Посадник подтянул повыше порты. — Одичал в этой глухомани. Ты лучше скажи, какая такая напасть в моей земле приключилась, если сюда столь славного мужа прислали.
— Будто бы ты сам не знаешь. В твоей земле с месяц назад княжеский служка Власт Долгий пропал. Слух есть, что погубили его здесь со злым умыслом.
— Вот ты про что, боярин… — Похоже, у посадника отлегло от сердца. — Было такое несчастье. Только без всякого умысла. Упился твой Власт хмельным медом, подрался, вот его, болезного, и пришибли.
— Кто пришиб?
— Кабы я знал, так этот лиходей давно бы на суку висел… Мимо нас разный народец шляется. И весь, и меря, и чудь заволочская. Варяги захаживают. Случается, что и печенеги у рубежей трутся.
Посадник хотел сказать еще что-то, но Добрыня нетерпеливо прервал его:
— Покойник где?
— Сожгли по обычаю, а горшок с прахом при дороге выставили. Волхв варяжский при том присутствовал. Хочешь — у него спроси.
— Почему сожгли, разбирательства не дождавшись? Он ведь не смерд какой-нибудь, а княжий служка. Из знатного рода. Вашим лапотникам не чета.
— Опасались, как бы он не протух. Вишь какая жара стоит.
— Квас твой не протух. — Добрыня поддел ногой пустой горшок. — Небось в леднике его держишь. Мог бы и покойника туда до времени определить.
— Не взыщи, боярин. Не сообразил я…
— А почему после смертоубийства гонца в стольный град не отрядил?
— Засуха проклятая реку выпила. Плыть нельзя. А конный до вас не скоро доскачет.
— Я вот доскакал. — Добрыня, звеня тяжелыми бронями, грозно надвинулся на посадника.
— Так это ты! — Посадник, придерживая порты, отступил в угол. — Другого такого скакателя и у степняков не сыщешь. Да и аргамака своего с нашими клячами не равняй.
— Увертлив ты, как ужака… А где барахлишко Власта? Конь? Грамоты?
— Барахлишко вместе с ним спалили. Конь на моей конюшне стоит. А вот грамот при покойнике не имелось, это я тебе, как отцу родному, глаголю.
— Все проверим. Потому я сюда и приехал.
— Если злодея найдешь, как с ним полагаешь поступить? — спросил посадник.
— Как издревле повелось. Выдам его родне убитого на расправу. А коль мстителя не найдется, виру потребую.
— Велика вира?
— Восемьдесят гривен.
— Тебе из них сколько причитается?