Страница 9 из 16
– Афанасич, я ей передал боковушку. А Захаров будет заниматься только разгонным блоком, – познакомил со своими планами «начальник» группы.
– А она справится? – усомнился я.
– Бойкая девица… Да и ты поможешь… Справится, – бодро определил он.
– Прокопыч, да мне проще все сделать самому, чем обучать бойких девиц, – возмутился я, вспомнив, как Гурьев сходу оценил мою работу над стандартом, даже не вникая в нее. Способности Степановой, похоже, прикинул так же – лишь по ее темпераменту. Ну и ну.
– Да, чуть не забыл. Мазо сказал, чтобы ты съездил на Новостройку и посмотрел стенды. Можно ли там проводить огневые испытания блоков?
– Где хоть эта Новостройка, Прокопыч? И кто меня туда пустит без мандата?
– Зайди к Мозговому. Он туда часто ездит, – посоветовал Прокопыч…
– Здравствуйте, товарищи ракетчики! – поприветствовал группу Бойкова, в которой работал Мозговой, – Сидите, сидите. Не буду мешать плавному протеканию ваших путаных мыслей, – пошутил я.
– Как ты сказал, ракетчик? – рассмеялся Мозговой, – Надо записать. «Не буду мешать… плавному протеканию… ваших путаных мыслей», – процитировал он меня, помечая меж тем что-то в блокнотике, – Метко сказано. В точку попал, ракетчик, – продолжил он смеяться.
Меж тем остальной «коллектив», казалось, даже не заметил моего прихода. Никто не ответил на приветствие. Все сидели молча, уткнувшись в бумаги.
Мы договорились с Мозговым о поездке, и я покинул негостеприимную группу.
Так я впервые попал на Новостройку. В тот, тогда еще закрытый городок, автобус доставил нас с Олегом из Загорска минут за сорок. Рядом с городком, на огромной отчужденной территории, располагалась база для стендовых испытаний изделий ракетной техники. Олег был здесь своим человеком. Он прожил в городке большую часть своей сознательной жизни. Это была его малая Родина. Он знал тут все и всех.
Он показал стенд, где испытывали вторую ступень ракеты Н1. Это был самый большой стенд в стране. Увы… Мне показалось, без существенной реконструкции его нельзя было использовать для наших целей. Свой отчет я передал Мазо.
С той самой поездки на Новостройку между мной и Олегом установились приятельские отношения. Мы понимали друг друга и в спорных вопросах, часто возникавших в нашем непростом коллективе, действовали заодно.
Меж тем Мазо продолжал усиливать группу Гурьева. И однажды за столом Кузнецова появился старший инженер Саша Отто, молчаливый, очень серьезный молодой человек.
– Афанасич, будешь работать в паре с Отто, – дал указания «начальник группы».
– Как это? – не понял я.
– Как с Кузнецовым, – уточнил он.
– Как с Кузнецовым не получится, Прокопыч. Отто далеко не Кузнецов.
– Кузнецовым будешь ты, – неожиданно «повысил» меня Чебурашка.
Поговорив с Отто, выяснил, что по окончании института он ни дня не работал по специальности.
– Странно, – не удержался я, – Практически, Саша, ты молодой специалист, а по должности уже старший инженер. Как так получилось? – спросил, даже не рассчитывая на ответ.
– По блату, – вполне серьезно ответил «специалист». «Хорош напарник. Блатная сыроежка. Теперь только и жди подвоха», – подумал я.
Порасспросив, понял, что подготовку напарника надо начинать с азов. Для начала дал простейшее задание – переписать начисто мои черновики технических условий на ракету-носитель. Я подготовил этот документ еще до командировки в Днепропетровск, но машбюро не приняло его к печати – слишком много было правок и сносок.
– Задачка простая, – инструктировал напарника, – В первом отделе заведи свой спецблокнот и внимательно перепиши в него все из моих блокнотов. Тщательно проверь, чтобы не было ошибок, а то потом придется перепечатывать. Заодно потихоньку осваивай материал. Привыкай к терминологии и постарайся вдуматься в смысл каждого пункта документа. Не торопись. Времени достаточно. Что непонятно, спрашивай.
И мой напарник надолго исчез для меня. Исчез, разумеется, условно. Он молча сидел за спиной и совсем не беспокоил вопросами. Он переписывал и переписывал. Материала действительно было много…
– Афанасич, вот как надо работать! – примерно через неделю вдруг радостно воскликнул начальник группы. Я оглянулся и увидел рядом с ним Отто, а на столе начальника его раскрытый спецблокнот, – Всего за неделю разработать такой документ. Учись, – восхищался Прокопыч нашим новым сотрудником.
– Александр Михалыч, – подчеркнуто официально обратился я к Отто, – А где мои блокноты, которыми я разрешил вам пользоваться?
– Я их сегодня не брал, – растерянно ответил шустрый «напарник».
– Так возьми, а потом продолжим представление, – сказал я и отвернулся от блатного выскочки и нашего горе-начальника.
Не знаю, что происходило за моей спиной, но минут через пятнадцать меня снова окликнул Гурьев:
– Афанасич, подойди. Отто принес твои блокноты.
Я подошел к столу начальника группы.
– Александр Михалыч, покажите, пожалуйста, в вашем документе все отличия от оригинала, с которого вы переписывали, – попросил я.
– Отличий нет. Я все переписал один к одному, – растерянно ответил Отто.
– Тогда что вы разработали, Александр Михалыч?
– Ничего, – помолчав, ответил он.
– А тогда какого хрена ты вылез с чужим документом к начальнику? А если бы он тебя о чем-то спросил? Ты же ни на один вопрос толком не ответишь, разработчик хренов… Вам все понятно? – обратился я к Гурьеву.
– Понятно, – растерянно ответил он…
– Никогда больше так не делай, – сказал я Отто, едва тот сел за стол Кузнецова.
– Я все понял, Афанасич, – тихо ответил он. Похоже, тот случай стал ему уроком, потому что за все время нашей совместной работы подобных прецедентов больше не было.
– Кабулина, что случилось? Почему так поздно? – спросил Гурьев опоздавшую на час сотрудницу.
– Я не опоздала, Прокопыч… Я в поликлинике была.
– Могла бы позвонить. А то я не знал, что подумать.
– Не могла, Прокопыч. Так прихватил этот оттохондроз проклятый… Не до того было.
– Что за болезнь? Сроду не слышал.
– У Отто спросите… Наверняка кто-то из его родственников придумал.
– Александр Михалыч, что скажешь? – обратился Гурьев к Отто.
– Ничего. Я не медик… Может, кто и придумал… У нас в роду были медики. Даже известные.
– Как же… Знаем, – проснулся Мокшин, как всегда, после вчерашнего, – Отто Юльевич Шмит, – сообщил он под дружный смех присутствующих.
– Ну, Леня… Ты в своей тарелке, – не удержался я, уже изнывавший от едва сдерживаемого смеха по поводу «оттохондроза», – Надо же. Перла мудрости… Отто Юльевич… Оттохондроз, – и я рассмеялся в гордом одиночестве.
– Зря смеешься, Афанасич, – продолжил меж тем Мокшин, – Недавно где-то прочитал, что в Южной Америке поймали какого-то военного преступника… Тоже Отто… Михалыч, случайно не твой родственничек? – спросил он под очередной взрыв смеха. Не смеялся лишь Отто.
– Может и мой, – мрачно ответил он, – Отто фамилия редкая… В тридцатые годы много наших сменили фамилию… У деда были два брата. Так они собрались и решили, старший станет Пушкиным, средний – Лермонтовым. Моему деду предложили стать Гоголем. А ему фамилия не понравилась… Был, говорит, Отто, Отто и останусь.
– Вот и отвечай теперь за оттохондроз Кабулиной, – пошутил я.
– Да, Михалыч, – внезапно поддержала меня Кабулина то ли в шутку, то ли всерьез, – Твои предки выдумали болезнь, вот и помоги вылечиться.
– Обязательно, – буркнул Отто.
Недели две Кабулина ежедневно задерживалась в поликлинике. И всякий раз едва она входила в комнату, кто-то из присутствующих непременно спрашивал:
– Кабулина. Ну, как твой оттохондроз?
– Все также, – устало отвечала Кабулина, – Михалыч обещал помочь, но уже забыл о своем обещании, – иногда добавляла она под дружный смех сотрудников.
– Михалыч, помоги Кабулиной, – всякий раз просил Мокшин. К моему удивлению пару раз с такой же просьбой выступил сам Гурьев.