Душитель из Бангкока

Вавилон – символ современного западного общества потребления в растаманской культуре.

Варанаси – Варанаси старше истории, старше традиции, старше, чем легенды, и выглядит вдвое старше, чем всё это вместе. Марк Твен

Ракшасы – демонические сущности в индийской мифологии.

Фреш чикен – свежий цыпленок.

Намастэ – традиционное приветствие в Индии. Произошло от слов «намах» – поклон, «те» – тебе. Более глубинное толкование: «Божественное во мне приветствует божественное в тебе».

Гхаты в Варанаси – это не просто ступенчатые спуски к великой реке. Они представляют собой сердце религиозной жизни города – места кремации, древнейшие храмы, места ритуалов и церемоний.

Саддху – странствующие аскеты, стремящиеся достичь освобождения (мокши).

Глава десятая

Дороги Индии. Мой друг Паша. Капалики. Практика лучше теорий. Без чилома не обойтись. Бом Шанкар. Танец облаков. Махадэв. В Кальпу? Медитатор хренов. Трезубец на ладони

Горы, пустыни, джунгли, океан, пляжи, пляжи, пляжи и небо, казавшееся все ближе и ближе. Наши «Роял Энфилды», несущие нас навстречу неизвестности. Падения, разбитые колени и локти, стесанная кожа бедер и скорость, скорость, скорость. Танцы на пляже под открытым небом в Анджуне*, горячие источники Маникарана*, крышесносный касольский чарас*, дорога над пропастью из Нако в Табо, Кумбха-мела в Харидваре, драка с местной гопотой в трущобах Бомбея, женская сборная Швеции по баскетболу в Кочине*, горы и чай Дарджилинга*, квартал Джи-Би Роад в Дели, ашрам Шивананды в Ришикеше, гашишная медитация в Кальпе, панчакарма в Керале*, ауровильское разочарование, ром «Оулд Манк» в гоанских шеках, марсианские пейзажи в Хампи*, ретрит в Ладакхе* и много-много-много чего еще.

Мы странствовали с Пашей по Индии на мотоциклах «Роял Энфилд» почти год. Возможно, ездили бы и дальше, но мне по семейным обстоятельствам пришлось вернуться на родину, а Паша остался в Индии. С тех пор я его и не видел. Я был в Индии много раз, но наши пути не пересекались. Мать Индия нас не сводила, а связаться с Пашей было практически невозможно – он не признавал никакую технику, кроме мотоциклетной. Всё остальное (в том числе и мобильные телефоны и компьютеры) еще со времен растаманской юности он считал злобным порождением Вавилона и ничем из этого старался не пользоваться. До меня периодически доходили слухи, что его видели то там, то здесь на бескрайних просторах индийского субконтинента, но самому с ним встретиться мне не удавалось.

И вот встреча. Конечно, узнать в классическом индийском странствующем йоге, с головы до ног измазанном пеплом (и меня, мерзавец, измазал им во время наших дружеских объятий), моего старого друга было непросто, но до того мгновения, когда он открыл рот и выдал на-гора свои сакральные слова. Что-что, а сказать красиво он умел. Что вы хотите, папа заведующий кафедрой филологии Санкт-Петербургского университета, мама – крупнейший в России специалист по «Вильяму нашему Шекспиру». А сын… Сын – странствующий йогин, практикующий ритуалы древней тантрической шиваистской секты капаликов.

Капалики – это йоги, живущие обычно в местах сожжения трупов (шмашанах). Они поклоняются богу Шиве в его наиболее грозных обличьях и совершают ритуалы, так или иначе связанные со смертью, кладбищами, мертвыми телами, кровью, сексуальными практиками.

Честно говоря, я не сильно удивился тому, что Паша решил примкнуть именно к этому направлению духовного поиска. Он всегда был сторонником того, что практика лучше любых теорий и пробовал самые разные пути: от ИСКОНовского* кришнаизма до тибетской школы Чод (очень напоминающую тех же капаликов). И чем радикальней и дальше от принципов Вавилона был культ, тем более привлекательным он был для Паши.

Путь, которому он следовал сейчас, если, конечно, все это было всерьез, очень уж непростой. Слишком много опасностей – от банального сумасшествия до серьезных заболеваний тела. Поэтому капаликов в Индии не так уж и много. Но Пашу опасности только привлекают…

Кстати, об опасностях. Первое, что он сказал, после традиционных «Ну, как ты?» и «А как ты?», были слова:

– Я вижу, тебе угрожает серьезная опасность. – Увидев, что я малость ошалел от его догадки, он добавил, – Ну, ничего, я за тобой присмотрю.

А подробнее можно? Конкретнее. – Поинтересовался я у Паши.

Нельзя. Твой понятийный аппарат не готов воспринимать то, что я могу рассказать. Или, чтобы тебе было не так обидно, скажу по-другому, – у нас с тобой разные сетки мышления – мой друг подробностями делиться не спешил.

По большому счету он был прав. Мы с ним находились в разных пространствах и язык, используемый для описания того, что происходит в его мире, мне не был понятен.

– А расскажи-ка куда это ты в очередной раз вляпался – обратился ко мне Паша.

Пришлось рассказывать всё с самого начала – от встречи с Д. до попытки леди-боя меня застрелить. Внимательно выслушав меня, Паша заявил, что без чилома* здесь не обойтись, и наполнил трубку своей термоядерной смесью.

– Бом Шанкар,* – сказал он и затянулся, после чего передал трубку мне.

В мои планы курение разных веществ не входило, но в данном случае это было частью ритуала, и я, в свою очередь сказав «Бом Боланатх, Бом Шива*», сделал затяжку.

Ох, и крепкий же оказался чарас. С одной затяжки меня унесло куда-то в те места, где Ганг берет свое начало – в мои любимые Гималаи. Я сидел на веранде отеля «Голубой лотос» в деревушке Кальпа и любовался танцующими над вершиной Киннаур Кайлаш облаками. Они всё старались выстроиться так, чтобы походить на мантру «ОМ»*, но никак у них не получалось.

И вдруг облака рассеялись и я увидел стоящего на вершине горы Шиву. Он не очень походил на иконографические образы – далеко не вся атрибутика присутствовала. Но сияние вокруг него и горящий огнем третий глаз не оставляли сомнений. Да, и какие сомнения? Я знал, что это Шива. Знал и всё!

И тут я осознал, что я уже не на веранде гостиницы, а буквально в двух шагах от Махадэва*. Он подозвал меня ближе. Каждой клеточкой кожи ощущая жар, идущий от первого йога на Земле*, я подошел к нему.

– Открой ладонь. – сказал он мне.

Я протянул к нему руку и открыл ладонь.

– Это поможет тебе. – он положил мне в руку маленький золотой трезубец*. И исчез.

А я очнулся на берегу Ганга в священном городе Варанасаи. Мой друг Паша пристально меня рассматривал.

– Где был? – спросил он.

– В Кальпе.

– Значит, нам туда дорога, значит, нам туда дорога, – громко пропел Паша слова старой военной песни в очередной раз пугая своим громогласным голосом японца, к тому времени уже отошедшего от шока и собиравшегося вновь медитировать.

– Какая дорога? Я не собираюсь в Кальпу, – возразил я.

– А собирался ли ты пару дней назад в Варанаси? – спросил меня Паша.