Шахматы

Перед глазами Лизы появились картинки. Сначала смазанные, потом все более и более четкие, они показывали Лизе сцены, которые показались ей знакомыми – там были знакомые дома и лица, но что-то странное было в их чередовании.

У себя в голове Лиза слышала сопутствующие им звуки и даже чувствовала некоторые ощущения. Например, когда промелькнула собачка, которая умерла у Лизы два года назад, словно кто-то на секунду впихнул в Лизу ощущение горя. Именно впихнул, так как Лиза уже давно не ощущала ничего похожего в отношении ее смерти. Когда картинка сменилась, ощущение горя мгновенно ушло, оставив после себя слезинку на маске.

Через минуту Лиза поняла, в чем дело, – картинки чередовались в строго обратном хронологическом порядке, даже движения людей (они были очень быстрыми, но их можно было заметить в отдельных случаях) были обратными. Машина словно тащила сознание Лизы назад, все дальше и дальше. Лиза увлеклась – многие воспоминания она считала безвозвратно утерянными.

– Лиза, скорей иди домой! Уже…

Картинки начальной школы, старые подружки, давно переехавшие в другие районы города и в другие школы…

– Мама, опять мама… Улыбается… – Лиза невольно проговаривала вслух то, что видела. – Ой, папа! Это же мне два года, не больше!

Несколько глубоких вздохов, руки на пластинках сжались в кулак, потом разжались.

– Снова мама, белый потолок… Эй, ты что делаешь?! Ну-ка, ну-ка! (С возмущением.)

Лиза ощущала себя Ливингстоном, пробивающим себе путь к Замбези, Колумбом, силой своей воли ведущим корабль памяти к одному ему известной цели.

– Девочка! Держите, мамаша, – и собственный рев сладким щебетом прозвенел в ее новой памяти. Потом шлепок по заду, резкая боль в районе живота (Лиза даже немного ощущала ее сейчас), голоса врачей, движение холодного воздуха… и огромное, огромное чувство потери. Лиза даже прослезилась, сама не желая того… Тепло и тишина.

Ну вот, тут меня еще не было. И куда теперь машина меня… – не успела додумать Лиза, как ее качнуло и буквально чуть не выбросило из кресла. Вспышка сознания и голоса… Откуда эти голоса? Почему темно?

– Петь, давай не сегодня, а? У меня…

– Могла бы и подготовиться! Всегда так, я уже прихожу, а ты… Стерва! (Удар! Лиза снова покачнулась от неожиданности).

– Петя, ты что делаешь, восьмой месяц же, как же так…

– Убью, тварь!

Удар, удар, вой мамы, конечно мамы, папа… Папа, как же ты… Эти воспоминания почему-то прокатывались перед Лизой не в обратном направлении. Но – снова некогда думать, Лиза была потрясена до глубины души происходящим.

Она почувствовала, что ее снова несет, постоянно несет, вглубь, не останавливая ни на чем, кроме каких-то, видимо, особенных моментов ее памяти. Да, ее собственной памяти! «Неужели родители не знали, что я все чувствую… Я была тогда уже живая. Господи, неужели они это не чувствуют?..»

Ее несло снова, немного толчками, будто машина пропихивала ее сквозь не слишком широкую нору, в которой Лиза в некоторых местах застревала. Жизнь до рождения! Так вот откуда начинается жизнь! Я что, прямо до… этого дойду?

Лиза вспоминала около десяти минут. Здесь, в периоде перед рождением, ей приходилось иногда чуть ли не выскакивать из кресла от волнения. Еще бы! Половина родителей, если бы они узнали, что их дети вспомнили говоримое и делаемое во время беременности, предпочли бы умереть на месте! Изредка на Лизином лице отражался румянец смущения, быстро сменявшийся, однако, мертвенной бледностью. То, что она слышала, – комментировать вслух не решалась. Но кто решил, что от жизненных невзгод лучше б спрятаться в живот? Лиза подумала, что это очень недалекая мысль.

И когда Лиза решила, в конце десятой минуты, что ее больше никогда ничего не удивит, машина зачем-то повернула назад, и стала как бы (это личные ощущения Лизы, будем считать их истинными) подчищать, что ли, эту область до рождения. Лиза вспоминала все новые и новые подробности, вспоминала отдельные голоса и звуки, начинала вспоминать ощущения тела и отметила одну интересную особенность: хотя она и была живая, но… Лиза не могла вспомнить ни одной мысли или разумного желания того периода перед рождением.

Через две минуты память блестела, сверкала перед Лизой, как свеженачищеный мастикой пол. Деятельность машины поутихла. «Да, за такое некоторые отдали бы полжизни», – подумала Лиза и собралась убрать руки с этих металлических зеркалец, пойти поблагодарить коммандера, Ролекса и этого… Макса, как…

Лизу словно вжало в кресло снова.

Машина, разгоняясь и толкая Лизу, создавала чуть ли не действительное ощущение инерции – настолько реальным стало для Лизы движение по линии собственной памяти. За окном промелькнули несколько деревьев у дороги, несколько воспоминаний за доли секунды вспыхнули в уме, и машина пронесла Лизу от зачатия до рождения за пару секунд, затем ударила по тормозам, оставив черный дымящийся след на асфальте, и развернулась в обратную сторону, по инерции залетев на месяц после рождения…

Лизу чуть не вырвало из кресла, а машина, направив свой капот в сторону начала жизни, выровнялась и ударила теперь уже по газам. Лизу снова вжало в кресло. Машина, разогнавшись до сотни за две секунды, влетела в рождение, как в стену кирпичей, и… Лизу выбросило в другое измерение.

Лиза выпала из кресла, упала на колени, и несколько секунд ее тошнило на блистающие белизной матовые плитки.

Нильгано не понимал, зачем они это делают. Хорошо, что Ментор не замечает и восстанавливается.

Как только Лиза села за прибор и ушла в мир грез, вдруг негромко взвыла сирена: боевая тревога! Нильгано с коммандером бросились в командный центр, приказав Ролексу оставаться с Ментором.

В командном центре уже на местах были несколько десятков техников, стучащих по клавиатурам в надежде добыть дополнительные данные. Что было несомненно – так это то, что около двух сотен Скунсовских кораблей решили вдруг в едином порыве наброситься на базу. На поверхности базы слышались глухие разрывы ракет, иногда, при особо удачном попадании, людей в центре встряхивало, что, впрочем, их особо не волновало.

Ролекс наблюдал за битвой через тот самый стеклянный купол, напряженно сидя на кромке дивана. Видно, в бой пускалось любое оружие – наряду с лазерными лучами белого цвета, перекрещивающимися и изредка выбивающими из какого-нибудь корабля искры, применялись самонаводящиеся ракеты, нацеленные на какое-то конкретное помещение станции, но при приближении безжалостно уничтожающиеся защитным полем. По куполу бликами пробегали то быстрые, как молнии, отблески лазеров, то красное зарево взрывов, отразившихся из-за горизонта.

Корабли Скунсов, невероятно похожие на корабли Черной Звезды из «Звездных Войн», летали в основном группами по 5—10 единиц, и одиночные истребители Леммингов, которые легко можно было отличить по тактике одиночного маневрирования, составляли такие немыслимые узоры на звездном небе, что Ролексу надоело смотреть на баталию. Он снова стал наблюдать, как бы чего не случилось с Лизой, корчившейся на кресле, словно оно было электрическим стулом, но рук не отпускавшей.