Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 77 из 79



- И чего ты хочешь от меня? - спросил он, свирепо задирая бороду. Чтобы выжить и остаться на троне, я должен убить ее, а я не в силах этого сделать; кроме того, она подучит Александра начать гражданскую войну. Неужели ты думаешь, что я хочу утопить мой народ в крови? Или мне нужно убить еще и своего сына?

Прежде чем я ответил, он продолжил:

- Если македонцы затеют междоусобицу, что подумают народы, живущие вокруг? Что, по-твоему, сделают тогда Демосфен и афиняне? А фиванцы? А царь персов?

- Понимаю.

- В самом деле? Тогда вернутся прежние времена и все, чего я добился, пойдет прахом. - Он глубоко вздохнул, потом добавил: - Пусть Александр живет, даже если он и не мой сын. Я не буду убивать его.

- Тогда они убьют тебя, - сказал я. - Через день или два.

- Да будет так, - сказал Филипп. - Только не надо говорить мне, кто и когда это сделает. - Он сардонически усмехнулся. - Я люблю сюрпризы.

Испытывая разочарование, я качнул головой и шагнул в сторону.

- Подожди, - сказал он, неправильно истолковав мое поведение. - Это будешь ты, Орион? Ты мне это хочешь сказать?

Распрямившись в полный рост, я ответил:

- Никогда! Я скорее умру, чем позволю убить тебя.

Царь внимательно посмотрел на меня:

- Ты говоришь правду. Я никогда не верил в россказни о твоем дезертирстве.

Повернувшись ко мне спиной, царь направился в сторону города и, едва сделав три шага, исчез, оставив меня одного в далеком мире творцов. Я закрыл глаза и...

Открыл их в темнице крепости Эги. Я был скован по рукам и ногам, и голова моя - там, где Павсаний ударил меня, - ныла тупой болью.

В своей темной камере я мог определять время лишь по биению собственного пульса; способ непрактичный, однако за неимением чего-либо лучшего я считал сердцебиения, как человек, страдающий от бессонницы, считает овец. Я мог покинуть камеру и переместиться в опустевший город творцов, но мне все равно пришлось бы вернуться в это же самое место и вновь ощутить на себе эти же самые цепи. Подобно Гере, я был заперт в ловушке, пока ход событий не определится тем или иным способом. Но, заметив крыс и в этой камере, я забыл про подсчет пульса. Как и в темнице в Пелле, мои хвостатые компаньоны были не прочь отъесть мне пальцы рук или ног, если я не буду все время шевелиться. Обручи столь плотно стискивали мои запястья, что руки нормального человека распухли бы. Но я сознательно заставил глубоко лежащие сосуды взять на себя работу периферийных, пережатых наручниками. Еще я постоянно шевелил пальцами, чтобы разогнать в них кровь и отпугнуть голодных грызунов с жадными глазами-пуговками.

Внезапно я услышал шаги: кто-то, шаркая ногами, шел по коридору снаружи. Люди остановились у моей двери. Засов взвизгнул, дверь со скрипом отворилась. Я увидел тюремщиков, один из которых держал факел.

Между ними стоял Кету.

Он протиснулся между стражниками и вошел в мою камеру. Встав на колени, индус заглянул в мое лицо:

- Ты еще жив?

Я улыбнулся:

- Я еще не достиг нирваны, мой друг.

- Слава богам! - Он распрямился и велел тюремщикам вывести меня наружу.

Я сопротивлялся, пока они волокли меня по коридору в замыкавшую его большую комнату. Сердце мое застучало, когда я заметил вокруг пыточные инструменты.

- Царь приказал освободить тебя, - заверил меня Кету. - Вот кузнец... Он указал на потного, волосатого, совершенно лысого мужчину с округлым брюшком. - Он снимет цепи.

Кузнец едва не отбил мне руки, но после чуть ли не получаса стука и лязга я оказался свободен. Мои лодыжки и запястья были стерты, но я знал, что раны скоро заживут. Кету вывел меня из зловещего подземелья под неяркий свет умиравшего дня.

- Царская дочь благополучно вышла за Александра Эпирского, - сказал мне Кету. - Сам Филипп велел мне выпустить тебя на свободу и предоставить тебе все нужное для того, чтобы ты оставил Македонию. Можешь отправляться, куда тебе угодно, Орион.



- Брак заключен? - спросил я.

Кету, который вел меня к конюшне, ответил:

- Брачная церемония состоялась вчера вечером. Пир продлится еще два дня.

- А кто-нибудь пытался убить царя?

Влажные глаза Кету расширились:

- Убить? Нет! Кто осмелится на это?

- Предатель, - сказал я.

- Ты уверен?

- Я слышал это из его собственных уст.

- Ты должен все рассказать начальнику царских телохранителей Павсанию.

- Нет, я должен повидать самого царя.

Кету схватил меня за руку:

- Нельзя. Филипп велел исполнить в точности все его приказания. Он не хочет видеть тебя. Бери сколько хочешь коней и никогда более не возвращайся в Македонию.

Я стоял посреди двора возле конюшен. Пахло пылью и конской мочой. Мухи лениво жужжали в пурпурных тенях заката. Издалека слышалось слабое пение флейт, стук тамбуринов и вспышки хохота подгулявших мужчин. Царь праздновал свадьбу своей дочери. Павсаний наверняка был с ним. И, покорившись воле Олимпиады, Филипп хотел, чтобы я не мешал убийце.

- Нет, - сказал я, обращаясь скорее к богам, чем к маленькому Кету. - Я не позволю им убить его. Мне безразличны их планы, мне все равно, что будет потом с континуумом. Я просто не дам свершиться такой несправедливости. - Отодвинув индуса, я шагнул в сторону дворца, где шел брачный пир.

Кету хромал возле меня.

- Тебе не следует идти туда! Страже приказано не пропускать тебя. Филипп не хочет видеть тебя. Тебя убьют, если ты попытаешься силой пробиться к нему.

Не обращая на него внимания, я направился в большие двери, где на страже стояли четверо воинов в броне.

- Пойдем со мной, Орион, - молил Кету. - Мы проедем все Персидское царство, нас ждет моя родина, прекрасный Индустан. Мы увидим святых людей и прикоснемся к их мудрости...

Но я хотел лишь спасти Филиппа и разрушить козни коварной Геры. Я готов был любой ценой защищать царя, почтившего меня своим доверием.

- Пожалуйста, Орион! - Глаза Кету были полны слез.

Оставив его позади двора, я направился к стражам у двойной двери. Все четверо были вооружены копьями. Двое из них скрестили древки, преграждая мне путь.

- Не велено пропускать, - сказал старший.

Я узнал в нем приятеля по казарме.

- Я должен увидеть царя.