Собрание творений. Том 1

Ефрем Сирин

Собрание творений

Том 1

Жизнь и труды преподобного Ефрема Сирина[1]

Преподобный Ефрем Сирин [2] родился, вероятно, в первых годах четвертого столетия [3], в Низибии, главном городе северо-восточной части Месопотамии, или в окрестностях его. Предки его, как сам он свидетельствует, были нищими, которые питались милостыней; деды уже стали земледельцами и жили в достатке; родители также были земледельцами и находились в родстве с незнатными городскими жителями [4]. Но незнатность рода вознаграждалась христианскими добродетелями и попечительностью родителей о воспитании своего сына в страхе Божием. Сам преподобный Ефрем говорит о летах своей юности: «Я был уже причастником благодати, – от отцов получил наставление о Христе. Родившие меня по плоти внушили мне страх Господень. Видел я соседей, живущих в благочестии, слышал о многих, пострадавших за Христа; отцы при мне исповедали Его перед судьей, я родственник мученикам» [5].

Еще в первые годы жизни Ефрема Бог показал будущее величие дитяти в знаменательном видении, или сне, вследствие которого, может быть, он и назван был Ефремом, то есть плодоносным. Было открыто, что на языке дитяти выросло виноградное дерево, которое так, наконец, разрослось, что ветвями своими покрыло всю землю, и было так плодоносно, что чем более птицы питались плодами его, тем более умножались плоды [6].

Но лета юности не прошли для Ефрема без некоторых преткновений. От природы пламенный, он был раздражителен, а в юной плоти по временам возбуждались нечистые желания. В таких чертах представлял впоследствии сам Ефрем первые годы своей юности, хотя, без сомнения, в его изображении нельзя не заметить того глубокого смирения, которое составляло отличительную черту его характера в иночестве. «Еще в молодых летах, – говорит он в своей «Исповеди», – произнес я обет; однако же в краткие эти годы был я злоязычен, бил, ссорил других, препирался с соседями, завидовал, к странным был бесчеловечен, с друзьями жесток, с бедными груб, из-за маловажных дел входил в ссоры, поступал безрассудно, предавался худым замыслам и блудным мыслям, даже и не во время плотского возбуждения». А пытливость молодого, ещё незрелого ума, усиливающегося постигнуть то, что выше сил его, или легкомыслие молодости вовлекли его в некоторые сомнения относительно Промысла Божия. «В юности, – говорит он, – когда жил я ещё в миру, нападал на меня враг; и в это время юность моя едва не уверила меня, что совершающееся с нами в жизни случайно. Как корабль без руля, хотя кормчий и стоит на корме, идет назад, или вовсе не трогается с места, а иногда и опрокидывается, если не придет к нему на помощь или Ангел, или человек, так было и со мной» [7].

Но Промысл Божий не оставил без вразумления колеблющегося юношу, и следующие события, рассказанные самим Ефремом с глубоким сокрушением, послужили ему вразумительным уроком о Промысле и переходом к новому образу жизни [8]. Однажды, по приказанию родителей отправившись за город, Ефрем запоздал и остановился ночевать в лесу вместе с пастухом овец. Ночью напали на стадо волки и растерзали овец. Когда пастух объявил об этом хозяевам стада, те не поверили и обвинили Ефрема в том, будто он привел воров, которые расхитили овец. Ефрем был представлен судье. «Я оправдывался, – говорит он, – рассказывая, как было дело. Вслед за мной был приведен некто, пойманный в прелюбодеянии с одной женщиной, которая убежала и скрылась. Судья, отложив исследование дела, обоих нас вместе отослал в тюрьму. В заключении нашли мы одного земледельца, приведенного туда за убийство. Но и приведенный со мной не был прелюбодеем, а земледелец – убийцей, равно как и я – похитителем овец. Между тем, взяты под сохранение по делу земледельца – мертвое тело, по моему делу – пастух, а по делу прелюбодея – муж виновной женщины; поэтому их и стерегли в другом доме.

Проведя там семь дней, на восьмой вижу во сне, что кто-то говорит мне: «Будь благочестив, и уразумеешь Промысл; перебери в мыслях, о чем ты думал, и что делал, и по себе познаешь, что эти люди страждут не несправедливо; но не избегнут наказания и виновные». Итак, пробудившись, стал я размышлять о видении, и, отыскивая свой проступок, вспомнил, что однажды, будучи в этом же селении, на поле, среди ночи, со злым намерением выгнал я из загона корову одного бедного странника. Она обессилела от холода и от того, что была непраздна; её настиг там зверь и растерзал. Как только я рассказал заключенным со мной этот сон и свою вину, они, возбужденные моим примером, начали рассказывать о своих: поселянин, – что видел человека, тонувшего в реке, и мог ему помочь, однако же не помог; а городской житель, – о том, что присоединился к обвинителям одной женщины, оклеветанной в прелюбодеянии. «Она, – говорил он, – была вдова; братья её, возведя на нее вину эту, лишили её отцовского наследства, дав из него часть мне, по условию». При этих рассказах начал я приходить в сокрушение, потому что в этом было некоторое явное воздаяние. И если бы все это случилось только со мной, можно было бы сказать, что все это случилось со мной по человеческим причинам. Но нас троих постигла одна и та же участь. И значит, есть некто четвертый, отмститель, который не в родстве с терпящими напрасную обиду и не знаком нам, потому что ни я, ни они никогда не видели его, – так как я описал им наружность того, кто явился ко мне во сне.

Заснул я в другой раз, и вижу, что тот же говорит мне: «Завтра увидите и тех, из-за кого терпите вы обиду, и освобождение от возведенной на вас клеветы».

На другой день действительно представлены были градоначальнику вместе с Ефремом и другими товарищами его по заключению ещё пять человек, обвиняемых в разных преступлениях. Из них двое были братьями оклеветанной вдовы и взяты в темницу за другие, действительно ими совершенные преступления; а трое остальных были невиновны в том, за что были посажены в темницу, но, как сами они открылись Ефрему, были виновны в лжесвидетельстве. Исследование всех этих дел не могло быть скоро закончено. Между тем, был назначен другой судья. Новый судья был знаком с родителями Ефрема и с ним самим, но Ефрем не сразу узнал его. Накануне того дня, когда всем заключенным надлежало предстать перед ним на суде, Ефрем снова увидел во сне говорящего: «На следующий день будешь ты освобожден, а прочие подпадут справедливому суду; будь же верующим и возвещай Промысл Божий». Действительно, на другой день судья рассмотрел дела обвиняемых; признал невинными посаженных в темницу по ошибке или злонамеренности, и предал на съедение зверям уличенных или сознавшихся в злодеяниях.

«Судья, – говорит Ефрем, – велит также и меня вывести на середину. Хотя и сближала его со мной единоплеменность, однако же стал он осведомляться о деле по порядку и пытался выспросить у меня, как было дело об овцах. Я сказал правду, как все происходило. Узнав меня по голосу и по имени, он приказал высечь пастуха для дознания истины, а потом освободил меня от обвинения, по прошествии без малого семидесяти дней. Знакомство же мое с судьей происходило от того, что родители мои жили за городом с воспитавшими этого человека; да и я, по временам, имел у него жительство…

После этого, в ту же ночь, вижу прежнего мужа, и он говорит мне: «Возвратись в место свое и покайся в неправде, убедившись, что есть Око, над всем назирающее». И, сделав мне сильные угрозы, он удалился; с тех пор и до ныне не видал я его» [9].

1

Этот очерк принадлежит бакалавру Московской Духовной Академии А. К. Соколову, скончавшемуся в 1881 году в сане протоиерея Московской Троицкой, на грязях, церкви, и перепечатан из первого (1818 года) издания Творений преподобного Ефрема с немногими сокращениями, поправками и дополнениями, сделанными профессором М. Д. Муретовым на основании сличения сирийского жизнеописания святого Ефрема, приведенного в сирийских Творениях преподобного Ефрема, том III, изданных в Риме (Acta S. Ephraemi Syriaca, по Ватиканскому Кодексу XI века, р. XIII–LXIII), с существенно сходным с ним, но имеющим и некоторые важные отличия сирийским жизнеописанием святого Ефрема в Парижском (в Национальной Библиотеке) Кодексе XIII века (изданном в Sancti Ephraemi Syri Hymni et Sermones, quos с eodd Londinensibus, Parisionsibus et Oxoniensibus edidit Thomas Iosephus Lamy Moechliniae, t. I–III), том II, под заглавием: Historia S. Ephraemi doctoris Syri, c. 3–90, a также на основании многих (после Римского издания), частично вновь напечатанных, частично же ставших известными позже, творений святого Ефрема, каковые и отмечены в конце очерка.

2

Сведения о жизни преподобного Ефрема заимствованы, во-первых, из собственного его повествования о некоторых происшествиях его жизни, изложенных в сочинениях «Обличение самому себе» и «Исповедь» (Творения преподобного Ефрема, том I, русский перевод, и edit. Rom., t. I, p. 119–144); во-вторых, из Похвального слова преподобному Ефрему святителя Григория Нисского и рассказов других греческих писателей (Sancti Ephraemi, Syri Opp. Graec., t. I); в-третьих, из его сирийских жизнеописаний – краткого, помещенного у Ассемана (Biblioth. Orient., t. I, p. 25–26), и двух пространных, из которых одно, с некоторыми сокращениями, помещено там же, а в полном виде издано в Творениях преподобного Ефрема на сирийском языке (том III), a другое, существенно сходное с ним, но имеющее и важные отличия, помещено в издании Lamy.

3

Год рождения преподобного Ефрема определенно неизвестен. Известно только, что Ефрем родился в царствование императора Константина (Assem. Bibl. Orient., t. I, p. 25 и Acta, § I; Греческий Аноним и Месяцеслов Василия). Судя по тому, что святой Ефрем отправлялся со святым Иаковом, епископом Низибийским, на Первый Вселенский Собор, можно предположить, что он уже тогда был не в детском возрасте. Но так как Константин правил в 306–337 годах, а Первый Вселенский Собор был в 325 году, то относя рождение преподобного Ефрема даже на 306 год, можно предположить, что на Соборе он был девятнадцатилетним юношей.

4

Так говорит о месте рождения святого Ефрема Созомен (H. E. L., t. III, р. 16). А сирийские жизнеописатели прямо утверждают, что родители святого Ефрема жили в окрестностях Низибии (Acta Vatic. в Opp. Syr., t. I, p. XXIII и Cod. Paris., Lamy, § 1, с. 4). То же утверждает сирийский писатель Бар-Гебрей или Абулфараж, епископ Тагритский († 1286), в Церковной хронике (ed. Abbeloos et Lamy, Lovan, 1872, 1, 70). Метафраст называет святого Ефрема вообще уроженцем Сирии не указывая на город (Opp. Graec., t. I, с. XXI, В). Поэтому показание анонимного жизнеописателя святого Ефрема о рождении его в Едессе должно считать ошибочным (Орр. Graec., t. I, p. XXIX, D). Но далее сам же жизнеописатель противоречит себе, когда говорит, что святой Ефрем возымел сильное желание видеть город Едессу и молил Бога – удостоить его увидеть этот город (ibid, р. XXX., Е. См. Lamy, ibid. с. 3–4, not. I). C этим соглашается и то обстоятельство, упоминаемое Ефремом, что родители его были земледельцы («Обличение», р. 123, А и 129–130). Та же ошибка повторена в Месяцеслове Василия (Opp. Graec., t. 1, р. XXXIV). Напротив, сравните ещё выдержки из Ватиканского Кодекса Греч., на р, XXXIII, С, и Армянского Месяцеслова. Opp. Syr., t. 1, praef.

5

Ibid., p. 130. По кратким (Asseman, p. 25) и подробным Актам Сирийским (§ I), отец святого Ефрема Абнил или Абизал был языческим жрецом, который изгнал сына из своего дома за расположение к христианству. После изгнания из родительского дома святой Ефрем нашел приют у святого Иакова, епископа Низибийского (ibid, § 3 и ibid, Asseman).

6

По Сирийскому Завещанию (Opp. Graec., t. Il, p. 408) и Ватиканским Актам (§ 15) видение было, по-видимому, самому Ефрему, когда он ещё ребенком находился на руках матери. Парижские Акты (Lamy, § 15, с. 30) и Apopht. (Opp. Graec., p. XLV) утверждают ясно, что видение или сон видел сам Ефрем в детском возрасте; сравните: у Григория Нисского (р. X: αρτι τηι παιδιχης ηλιχιας το απαλον υπερβας) и Метафраста (р. XXIII–XXIV: παις εν ων χαι εντον εφηβου). Напротив, по сообщениям Греческого Анонима (р. XXIX) и Месяцеслова Василия (р. XXXIV), этот сон, или видение, видели родители Ефрема. См: Армянский Месяцеслов, ibid.

7

«Обличение», р. 119–130.

8

«Обличение», р. 119. С этим повествованием преподобного Ефрема во многом сходен рассказ, переданный от его лица кем-то, вероятно, из слушателей его. Он помещен на греческом языке (Opp. Graec., t. III, p. XXIII).

9

«Обличение самому себе», р. 122–123.