Страница 3 из 15
Прежде всего, трубно храпящих у затухающих костров измученных работяг – спали вповалку почти все. Ахнули, когда предстал перед ними самолет – «головастик», с вздернутым коническим носом и похожий от заплат на разноцветное, пятнистое чудище. Нижние крылья провисали и, когда Горбунов потрогал их, закачались.
– Ничего, Федор Иванович, в воздухе они выпрямятся, – успокоил Шиуков, пытаясь изобразить на сером лице улыбку.
– А что это за мешок привязан около хвостового оперения?
– Я побегал на аппарате по аэродрому и определил, что его тащит на нос, вот для центровки и принайтовали мешочек с песком.
– Так, значит, он летает, Алексей Владимирович?
– Я только пробежки делал и чуть-чуть оторвался. В воздух он пойдет, не сомневайся, да и держаться должен, по моим расчетам.
– Подождите, мотор-то у него вон как назад ушел, почему же его на нос тянет?
– А вот под этим капотом, – Шиуков указал на конический фанерный носок, – мы бочку с бензином смонтировали, без дополнительного горючего вряд ли придешь к цели. Из бочки альвеером даже в воздухе можно качать.
– Бочку опустошу, тогда меня потянет назад?
– А мы проволоку сделали, дернешь – мешок с песком свалится с фермы.
– Да-а, – протянул Горбунов, – далеко на этом коне не ускачешь!
– Выбор твой, Федор Иванович. Откажешься – я полечу.
– Обижаете, товарищ начальник, – с вымученной усмешкой сказал Горбунов. – Но сначала я его попробую в воздухе.
– Нет. Если на контрольной посадке сложатся шасси или еще что произойдет, на ремонт у нас времени не будет. Бери пакет, взлетишь, сделаешь круг над аэродромом, если терпимо – ложись на курс.
– Тогда я полечу один. Легкая машина пойдет лучше.
– Нет. Полет не гарантирован. Если придется сесть в поле даже из-за пустяковой неисправности, кто тебе провернет винт, поможет запустить мотор? А если…
– Если… если…
– Всех «если» мы предусмотреть не можем, но главные…. вот тебе пакет.
Забирая из рук Шиукова конверт с большой сургучной печатью, Горбунов спросил:
– А карту?
– Не нужна. Я вот карандашом нарисовал схему, выйдете по ней на железку Актюбинск-Оренбург, будете считать полустанки и станции. Четырнадцатая ваша. Не проскочите дальше, там уже возможна встреча с казаками Дутова.
– На станциях и названия можно прочитать, – подсказал лётнаб Проскурин.
– Если погода позволит, – уточнил Шиуков. – Видите, снег метет, как бы не завьюжило. За дорогу цепляйтесь, за дорогу… В случае любой опасности знаете, что с пакетом делать.
– Ученого учить, – буркнул Горбунов. – Пошли, Митя!
Оделись лётчики тепло: Горбунов в унтах, Проскурин в валенках, на обоих стеганые ватные брюки, добротные полушубки под ремень. Тяжелые маузеры за пазухой. Брезентовые шлемы на головах, поверх еще и заячьи треухи.
Они с трудом втиснулись в кабину, живот к спине, уселись на жесткие деревянные сиденья.
– Как хоть назвали-то эту тележку? – весело обратился Горбунов к механику, схватившемуся за пропеллер, чтобы помочь лётчику в запуске.
– Не думали о том. По первым буквам «Ваузена», «Лебедя» и «Ньюпора», получается «валень», вот «Валенком» и прозовем.
– Лучше «Гибридом», – так же весело ответил Шиуков.
Веселье их было наигранным. Все понимали опасность
сложившейся ситуации не только лично для Горбунова и Проскурина, а и смертельную опасность для тысяч красных бойцов, если они будут участвовать в плохо скоординированной операции Восточного фронта и Туркестанской армии.
Механик «сорвал компрессию», и «Гном» заработал. Мотор стучал бодро, хорошо толкал вперед самолет. Но, хотя встречный ветер к часу взлета набрал силу, «Валенок» бежал по земле долго.
– Тяжеловат, – вздохнул Шиуков, провожая самолет взглядом из-под ладони.
– «Гномик» вытянет! – успокоил его механик.
Снежная пыль рассеялась, и они увидели аэроплан в небе.
Только сейчас Шиуков заметил, что, разбуженные звуком мотора, собрались за его спиной все строители «Валенка». Оторвался он от земли, и люди облегченно вздохнули.
«Валенок» сделал круг над аэродромом, покачал крыльями и ушел, растворился в белесой дали.
Непривычно, тревожно для экипажа проходил полет. Оба авиатора будто не слышали грохота мотора, прислушивались к скрипам, стонам и даже взвизгам конструкции. К тому же, «Валенок» все время крупно дрожал. От этой тряски не только клацали зубы у лётчиков, но и вихлялась стрелка компаса, единственного прибора, по которому можно было держать курс.
И вот то ли компас подвел, то ли отвлекли лётчиков переживания, то ли сизая поземка закрыла ниточку рельсов, только проморгали они железную дорогу.
– Митя, проскочили мы железку, или не дошли? – прокричал Горбунов, благо голова лётнаба торчала прямо за его плечами.
– По времени, видно, проскочили. Давай назад и ниже!
«Валенок» на планировании дрожал мельче, но все пытался отклониться влево, и на курсе его пришлось держать рулем поворота.
– Ишь ты, кобенится! – проворчал Горбунов.
На завьюженной земле они с трудом поймали темно-серую ленточку железной дороги, помогла им в этом черная тушка паровоза с одним вагоном, и, почти прижавшись к рельсам, пошли вперед.
Скрипя и постанывая, «Валенок» вез их.
Целлулоидовый щиток-отсекатель кабины смонтировали механики косо, и холодный жесткий ветер задевал правую часть лица Горбунова, а Проскурина хлестал по физиономии. Пришлось натягивать вязаные шерстяные маски. Пока снимали и опять завязывали шапки руками без меховых варежек, пальцы прихватил мороз.
Минут через сорок полета вдруг захлопала левая нижняя плоскость. Горбунов взглянул на нее и ахнул: разноцветные заплаты слизнул напористый воздух и, не смиряясь, драл обшивку, выкроив уже порядочную дыру. Увидел, как раздевается крыло, и лётнаб:
– Что будем делать, Федор?
– Станция! Читай название…
Они проскочили над красноободранными крышами вагонов длинного эшелона, продолжая путь.
Щелей в кабине гибридного самолета оказалось больше, чем хотелось бы, и на втором часу полета февральские сквозняки лётчиков почти доконали. Чтобы оттирать замерзшие руки, Горбунов все чаще держал рычаг управления коленками. Сзади него крутился, пытаясь согреться, Проскурин. Теперь вибрация машины не пугала их, а помогала трястись.
Через три часа полета Горбунов точно пилотировать машину уже не мог. Застыли ноги в унтах, холод просочился под шубняк и сковал поясницу, казалось, что за шиворот насыпали колотого льда, и он смерзся в комок в ложбинке у пояса. Горбунов набрал над рельсами побольше высоты.
Консоль нижнего крыла слева уже представляла голую решетку из лонжеронов и стрингеров, отдельные куски обшивки полоскал, выдирая, встречный ветер. «Валенок» шел с левым креном, приходилось Горбунову все время давить на правую педаль управления поворотом, и правая нога его быстро занемела до бедра, он почти не чувствовал ее. Попробовал согнуть, не получилось.
– Как садиться будем, Митя?
– Еще час лететь! Привезет «Валенок» два замерзших трупа. На, хлебни…
Федор отрицательно покачал головой: лётнаб в данной ситуации может себе позволить глоток спирта, он, пилот, нет.
– Глоток, не больше, понял, Мить! И начинай перекачивать горючее.
Это была мучительная работа. Альвеер сбоку и чуть впереди лётнаба. Чтобы дотянуться до его рукоятки, пришлось навалиться на спину пилота, пригнуть его слегка, снова выпрямиться на сиденье, и так качать, качать. Да еще левой рукой. А насос или замерз, или засорился – подавал горючее из бочки в самолетный бак по чайной ложке.
– Послушай, Федь, – пыхтел Проскурин, – правая рука как лед, а из-под левой подмышки пот ручьем, чудеса, да и только!
– Идет у тебя дело, идет, на хвост уже машину тянет. Сбрасывай мешок с песком!
Дернул Проскурин за проволоку, и, слава черту, мешок полетел вниз. Упал он, наверное, на крышу станционного вокзала.
– Название прочитал?
– У-ф! – оторвался Проскурин от альвеера. – Я и так знаю, это Соль-Илецк, дорога повернула вправо. Наша территория. У следующей станции аэродром.