Вариант

С каким-то отчаянием Вадим ответил:

- Боюсь!

- Чего?

- Не со мной бы надо тебе говорить! У меня же всё только в чувстве, я еще не всё словами определил...

- Но я же не прошу обращать меня! - возразил Андрей. - Я просто хочу понять тебя. Говори как можешь. Если и не пойму, - ничего страшного! Я не хочу с тобой спорить. Я хочу только послушать тебя.

- Я попытаюсь, - неуверенно ответил Вадим.

Еще некоторое время шли молча.

- Жизнь ведь ничтожна во времени... Так? Но человеку дано понимание вечности. Откуда? Это же парадокс... А бесконечность! Можешь ты себе ее представить? Параметры не нашего бытия!

- По Канту шпаришь! - усмехнулся Андрей.

- По Канту? Нет. Едва ли... Я не читал его. Скучно...

Живо повернулся к Андрею:

- А правда? Истина! Мы с тобой сколько эти слова мусолим! Ведь никто не знает конкретно, что это такое!

- Улыбка счастливой женщины! - улыбнувшись, пробормотал Андрей.

- Что? - не понял Вадим.

- Извини, я так... Продолжай.

- Я хочу сказать, что каждый ищет смысла этих слов, но не находит... А ведь в сознании-то нашем есть, понимаешь, есть понятия правды, истины... Они будто даже не в нас, эти понятия, а над нами, а мы только головы задираем, да на цыпочках тянемся...

- Ты гений, Вадик! - весело рассмеялся Андрей. - Платона ты ведь тоже не читал!

Вадим насупился. Замолчал. Андрей взял его за локоть:

- Больше не буду! Мне интересно, честное слово!

Вдруг закрутил головой.

- Подожди минуту.

Подскочил к какому-то парню.

- Есть закурить?

Парень нехотя достал пачку сигарет, небрежно протянул Андрею.

Андрей попросил спички и, не поблагодарив, вернулся к Вадиму. У того даже горло пересохло от удивления:

- Андрей, случилось что-нибудь?

- Нет, - ответил Андрей, затягиваясь глубоко и с удовольствием. Разве я не имею права вести себя парадоксально?!

Юмора, однако, не получилось, и Вадим с еще большей тревогой смотрел на Андрея.

- Ну, хорошо, - сбивчиво заговорил Андрей, - вечность, бесконечность, правда, истина, добро, зло - параметры чего-то иного, чем мы. Назовем его Богом. Что меняется от этого в нашей жизни?

Вадим пытался было что-то сказать, но Андрей вдруг схватил его за плечо, остановил, заговорил громко и зло:

- А хочешь другую философию! У тебя кошка есть дома? Кошка, говорю, есть?

- Есть, - испуганно ответил Вадим.

- У твоей кошки одна цель - жить. Когда она хочет есть, она мяучит, когда ей холодно, она мяучит. А когда она сытая, что она делает? Мурлычет! А можешь ты мне объяснить, что это такое? В мурлыканье нет жизненного смысла. Это издержки бытия. Так вот слушай, доморощенный Платон, так называемая интеллектуальная жизнь человека, в которую входит и религия, есть мурлыканье высокоразвитого животного! Мурлыканье! Всё! И ничего больше!

- Что ты говоришь, Андрюша! - крикнул Вадим так громко, что оглянулась проходящая мимо женщина с пучками моркови в сетке. - А разум!

- Разум? - вдруг обрадовался Андрей, словно ждал этого вопроса. Разум - это шестое чувство самосохранения. У кошки их пять, у волка пять, а у человека шесть. То, что ты называешь разумом, развилось в человеке в связи с выпадом его из общей системы природы, где достаточно пяти чувств. Гипертрофия этого шестого чувства породила так называемую интеллектуальную жизнь, как обжорство порождает жировые наслоения. Жирному тепло, но он может и задохнуться от жира. Так и человек! Да! Именно так! Разум сохраняет жизнь и губит ее! Булка хлеба и атомная бомба - продукт хитрости-разума! Кошка не контролирует свое мурлыканье, оно непроизвольно. Творчестно человека - тоже! Спроси меня еще, что такое искусство, и я отошлю тебя к твоей кошке, которая играет с мышью, когда сытая! Хочешь формулировочку? Искусство - это...

- Не надо, Андрей!

- Надо! Боишься! А может быть, я говорю тебе ту единственную правду, которую человек не только боится, но и не хочет знать! О чем я? А! На-ка, проглоти! Искусство - это побочная функция нормально функционирующего живого организма! Каково! Эта функция присуща всем живым существам в соответствии со степенью их развития!

- А поэты, умирающие от чахотки!

Вадим покраснел от волнения.

- Например, кто? - злорадно спросил Андрей.

Вадим растерялся.

- Чахоточники и язвенники, Вадик, занимаются политикой, самым гнусным вариантом мурлыканья! Или тебе еще рассказать про комплекс неполноценности, чтобы ты не вспомнил про слепого Гомера и горбатого Эзопа! Человечество живет по тем же законам взаимопожира-ния и самовыживания, что и весь мир, идея же Бога, как и все прочие идеи - это опыты коллективного самоконтроля, попытки регулирования взаимопожирания!

Сигарета сама догорела в его руке, он еще попытался затянуться, но обжег пальцы, отшвырнул окурок. Он упал к ногам мороженщицы, она что-то закричала им обоим. Вадим поспешно затянул Андрея за угол, там они свернули в арку большого дома, вышли во двор, остановились. Во дворе никого не было.

Андрей успокоился, снова стал самим собой, в глазах погасла лихорадочность, движения стали сдержанными, лицо застыло в привычной маске твердости и уверенности. Таким знал его Вадим. Почти таким. Что-то новое появилось в глазах "командора". Новое было тревожным. Не добрым. Иначе не приковывало бы взгляда...

- Понимаешь, Вадик, - уже спокойно сказал Андрей, - я не вижу аргументов против того, что наговорил тебе. Хотел послушать тебя, а разболтался сам... Этот разговор был не нужен вовсе.

Вадим ответил ему с грустной уверенностью:

- У тебя что-то случилось. Серьезное? Не хочешь говорить, не нужно. Только... если это то, что я думаю...

- Ну, - разрешил Андрей.

- Ты остался один...? Я имею в виду твой вариант...

- Нет, я не один, - сказал Андрей, и тон означал, что тема исчерпана. - Я уезжаю. Надолго. Кое-кто из наших, возможно, тоже уедет. Постарайся с ними не встречаться. Так надо.

Вадим робко спросил:

- Чем-нибудь я могу... помочь тебе?

Андрей помолчал.

- Можешь. Новый телефон Ольги у тебя есть?

Вадим торопливо рылся в записной книжке.

- Есть. Записывай.

- Говори.

Вадим вспомнил, что Андрей никогда не записывал телефоны. Это была часть его системы.

Оба они расстались с предчувствием, что виделись последний раз.