Страница 6 из 16
— Аполлинарий, — молила она, — отправил бы ты меня в будущее. Хоть на часок, а? Ты не боись, я там хулиганить не буду. Я только туда и обратно, на минутку — уж больно охота посмотреть хоть одним глазком, как там, в будущем?
— Я попробую, — рассеянно отвечал Пол Лампьевич и поздним вечером шел на Красную горку посмотреть, как молодежь, вернувшаяся с поля, при кострах играет в лапту и горелки. Там среди ровесников бегала и звонко смеялась Ефросинья. Она казалась такой далекой и недоступной, как иная галактика, — у нее был свой мир, ей светили другие звезды. Тогда Транзисторов открыл как-то чемодан и свинтил из трубок машину времени.
— Ты никак домой собрался? — спросил Евдоким, откладывая недочиненное колесо.
Транзисторов нежно погладил никелированный пульт и тихо улыбнулся:
— Матрена Аввакумовна будущее просила посмотреть. — Хочешь, я вместе с ней и Степаниду твою отправлю?
— Хороший ты мужик, — запыхтел Евдоким и взволнованно полез в карман за махоркой. — Будущее — оно интересно!..
Этой ночью исчезли из Щедрухи две женщины. Весть облетела деревню. Интерес к гостю возрос. Только Петр, было, рассердился, узнав о выходке своей жены, но под натиском общего мнения, простил: все-таки в будущее сгинула. Транзисторов с тех пор каждый день стал уходить с мужиками в поле, где от зари до зари косили они траву. В полевой кухне за обедом он виделся с Ефросиньей. Люди были добры, веселы и не чуждались приезжего. Работали с песнями — так легче.
— А в будущем песни веселые? Спой! — просили Транзисторова.
— У меня голоса нет, — виновато клонил голову Транзисторов. — В следующий раз приеду — вам магнитофон с записями привезу.
Казалось, отпуск складывался удачно. И погода стояла хорошая, редкое облако заслоняло июльское солнце. Но тут как гром с ясного неба, вернулась из будущего Матрена Аввакумовна в противогазе и всю деревню до безумия довела:
— Святы небесныя!.. И даже тучи там разноцветные. Не жизнь у них, а ярмарка — на улицах толкучка, бабы крашеные, почти голые ходют. Дорогу не перейти — сшибут. А вдоль дороги, что твои метлы в землю воткнутые, деревья стоят стриженные, окультуренные!
Глядя на противогаз и представляя метлы вдоль дороги, селяне до утра молились перед лампадкой. Мужики с тоски перепились. К Транзисторову прибежал бледный дьякон малощедрухинского прихода.
— Значит, в будущем конец света?!
— Бросьте вы людям голову морочить, библейские сказки вдалбливать, — осуждающе проговорил Транзисторов.
— Это библейские сказки? — обозлился дьякон, потрясая противогазом. — Антихристы! Истинно сказано, наступит смута великая!..
Чтобы не смущать народ, противогаз тот Транзисторов утопил потом в озере. Мало-помалу страсти утихли; обычным кругом дел, сенокосом, грибной прохладой и запахом земляники хозяйка-природа успокоила души людские. И хоть Степанида по-прежнему была где-то там, в неопределнном будущем, селяне не нервничали. Даже Евдоким, хоть скучал откровенно, но не переживал за нее — вернется. И Транзисторов продолжал ходить с мужиками в поле.
— Слышь, Аполлинарий, — сказал как-то Евдоким, — а то оставайся у нас, в прошлом. Мы тебе всем миром хату справим, такую невесту найдем… вон хоть Ефросинья.
Пол Лампьевич был человеком дисциплинированным. Он покачал головой:
— Не могу.
В силу своего воспитания он, действительно, не мог не вернуться на работу из отпуска и тем самым совершить прогул, да еще оставить у себя, попросту говоря, украсть, машину времени. А потому в назначенный день он оседал выданный напрокат аппарат, пристегнулся ремнями безопасности и исчез.
Над каменным городом клубился желто-коричневый дым, пахло выхлопными газами и машинным маслом, стоял шум потока людей и автомобилей. Спрыгнув на асфальт, по привычке, выработавшейся в деревне, Транзисторов поздоровался с первым встречным. Тот долго шел, спотыкаясь, и оглядываясь. Окинув взглядом длинную улицу, Транзисторов сообразил, что если с каждым здороваться, скоро язык отсохнет, но когда с чемоданом он влез в автобус, забыл и опять сказал:
— Здравствуйте.
В салоне испуганно зашептались:
— Смотри, глаза горят…
— Уступи ему место…
Транзисторов обиделся и решил добраться до дома пешком. Он отправился напрямик проходными дворами и переулками, но через квартал встретил Покатилову, одетую в модный французский костюм.
— Степанида Прокофьевна! — окликнул Транзисторов.
Та нехотя оглянулась.
— Степанида Прокофьевна, — запыхавшись, подбежал Транзисторов.
— Пани Кофевна, — холодно поправила Покатилова. — А вас не припомню, молодой человек.
— Ну, как же, Пани Кофевна? — обескураженно проговорил Транзисторов. — Ведь мы с вами в Малой Щедрухе…
— Аполлинарий! — выдохнула Степанида, на глаза ее навернулись слезы, которые она тут же смахнула перчаткой и посмотрела с укором. — Что ж ты, насулил добра, говорил, господ нету.
— Преувеличиваете, — нахмурился Транзисторов.
— Как на исповеди, — возразила Степанида. — Только исповедоваться здесь некому — к попу и то очередь.
— Ну, прошлое тоже не сахар, — заметил Пол Лампьевич. — Все лишь бы помолиться… а пьют безбожно…
— Нет, не приемлет сердце мое… — покачала головой Степанида.
— Как вы можете не находить прелести в своем будущем? Ведь это же ваше будущее!
— А как вы отвергаете свое прошлое? Наслушалась я лекций.
Транзисторов недовольно пнул чемодан с машиной времени.
— Хороша диалектика.
— Отправляй меня обратно, — с грустью попросила Степанида.
В проходном дворе было тихо и безлюдно. Лишь воробьи возились с корочкой хлеба.
— Ладно, отпустим грехи друг другу, — примирительно сказал Транзисторов.
Он свинтил трубки, как надо. Степанида забралась на аппарат.
— Живите тут с миром! — махнула она рукой на прощанье.
Человек из пробирки
В позолоченном окне висел кусочек однотонного оранжевого неба. Вокруг большого агрегата с разрядниками и свисавшими с него шлангами, шумно переговариваясь, за пыльными конторскими столами занимались инженеры. Перед агрегатом сидел Буко и хмуро прикручивал провода.
Экспериментальное бюро, в котором работал Буко, проводило эксперименты ради экспериментов. В основном здесь что-нибудь с чем-нибудь смешивали или спутывали и смотрели, что выйдет. Если в результате получалось что-либо, заслуживающее изучения и дальнейших разработок, дело сразу же передавали в другое бюро. Но иногда экспериментальному планировали изобрести что-нибудь этакое невероятное или невозможное. Такую работу поручали Буко. Не потому, что он больше других знал и мог, а потому, что он был безотказным.
В бюро часто забегали разные люди поделиться новостями, посмеяться, пожаловаться. Вот опять рядом с Буко возникла хрупкая фигурка в синем платье и легких туфельках на каблуках-шпильках — сотрудница отдела погоды Лижит Во. Разглядывая агрегат, она склонила набок голову, глаза ее смеялись.
— Тут из будущего прилетали, говорили, что пятьсот лет назад нашу фирму вовсе не Феофраст[1], а какой-то Буко организовал. Говорили, ее не было, не было, а потом взяла и вся разом появилась, как сейчас. Буко, это не твой родственник был?
— Нет, — помотал головой Буко. — У меня нет родственников. Я немножко помню, что у меня были родители…
— Родители у всех были.
— Еще помню голубое небо, облака…
— Оранжевое небо.
— Голубое небо, облака и птицы…
— Птицы?
— Да. Это такие существа. Пушистые, теплые.
— И они разговаривают?
— Нет, они не разговаривают. Но они живые. Понимаешь, жизнь существует не только для людей. Жизнь большая, она гораздо больше нашей фирмы.
— Облака, птицы… — задумчиво повторила Во. — Буко, а что ты делаешь?
— Преобразователь времени.
— А для чего?
— Для сдвига пространства.
— Это как?
— Плазма, — неуверенно выронил Буко.
1
Феофраст Парацельс (1493–1541) — немецкий врач и философ натуралист (здесь и далее прим. автора).