Страница 8 из 12
Подобным же трансформациям подвергаются и другие функции действующих лиц. Они еще не полностью разрушены, еще ощущаются как таковые - однако их качество и взаимосвязи сильно изменены. Так, у Кэрролла в обеих сказках появляются "дарители", которые "выспрашивают", "испытывают", "подвергают нападению" героя, "чем подготовляется получение им волшебного средства или помощника" {Там же, с. 40 и далее.}. В Стране чудес это Гусеница, снабдившая Алису чудесным грибом, Белый Кролик, в доме у которого Алиса находит пузырек с чудесным напитком; в Зазеркалье это Белая Королева, испытавшая Алису бегом и объяснившая ей потом правила шахматной игры, и обе Королевы, испытывающие Алису загадками и вопросами, после чего она попадает на собственный пир. В прямой функции дарителя выступает здесь, однако, лишь Гусеница. Впрочем, характерно, что исход испытания никак не влияет на последующие события. Ведь на самом деле Алиса не ответила ни на один из вопросов Гусеницы, так что получение ею волшебного средства (гриба) совершенно неожиданно не только для читателя, но и для самой Алисы. То же самое, но, пожалуй, в усугубленном виде происходит и с остальными дарителями. Белый Кролик, сначала принявший Алису не за ту, кем она является, отсылает ее наверх, невольно способствуя тому, что она находит пузырек с волшебным питьем; позже, когда, внезапно и катастрофически увеличившись в объеме, она занимает его дом, он организует нападение на нее, снова невольно давая ей в руки волшебное средство (камни, превращающиеся в пирожки, съев которые, она уменьшается). Здесь важна не столько невольность одарения (это бывает и в традиционной сказке), сколько то, что сам даритель и не узнает о своей особой функции. В испытаниях, предлагаемых Королевами, Алиса также демонстрирует свою несостоятельность (по крайней мере, с точки зрения Королев). Тем не менее вслед за этими загадываниями, выспрашиваниями, испытаниями (но никак не вследствие их) Алиса неизменно узнает о следующем шаге, который ей надлежит сделать. Правда, сами причинно-следственные связи в этих случаях до чрезвычайности ослаблены. Создается впечатление, что Кэрролл подвергает эти канонические сказочные ходы ироническому переосмыслению, а в конечном счете и разрушению, однако не изгоняя их вовсе из своей сказки. Напротив, они неизменно присутствуют, словно автор задался целью показать нам воочию их ироническое переосмысление. И здесь инструментом разрушения сказочного канона является сон.
Известными вариантами "дарителя" являются и многие другие персонажи обеих сказок: они также испытывают героиню известными способами, однако подготавливается этим не снабжение "волшебным средством", а пересылка к следующему дарителю. Вариантом враждебного существа-дарителя выступает Королева в Стране чудес; однако и ее функция ослаблена - она лишь грозит нападением и расправой, но не осуществляет своих угроз.
Подобным же образом ослабляются и другие функции: пространственные перемещения между двумя царствами, путеводительство (в "Стране чудес" используется вначале "неподвижное средство сообщения", туннель, в "Зазеркалье" - перемещение, но по земле ли?), "снабжение", "получение волшебного средства" (здесь часты случаи неожиданного нахождения средства или его появления "само собой"), борьба (имеющая чаще всего форму словесного состязания, зачастую близкого по характеру своему к перебранке) и пр. Ослабление этих и некоторых других канонических сказочных функций происходит не только за счет нарушения причинно-следственных связей или нарушения состава и взаимодействия первичных элементов сказки, но и за счет иронического осмысления всего происходящего, того особого романтического свойства, которое было в высшей степени свойственно Кэрроллу. Прием сна, упомянутый выше, - один из наиболее эффективных способов ее проявления.
Сказки Кэрролла, при некоторых внешних чертах сходства с юмористической народной сказкой, на самом деле отстоят от нее очень далеко. Это объясняется прежде всего принципиальным отличием в характере самого смеха.
В своем внимании к фольклору Кэрролл не ограничивается одной лишь волшебной сказкой. Он обращается к песенному народному творчеству, также подвергая его переосмыслению. Однако характер этого переосмысления качественно иной. В тексте обеих сказок немало прямых фольклорных песенных заимствований. Они сосредоточены в основном в "Зазеркалье": народные песенки о Шалтае-Болтае, Льве и Единороге, Труляля и Траляля. Впрочем, и заключительные главы "Страны чудес" - суд над Валетом - основаны на старинном народном стишке. Кэрролл не просто инкорпорирует в свои сказки старые народные песенки; он разворачивает их в целые прозаические эпизоды, сохраняя дух и характер фольклорных героев и событий.
Помимо прямых заимствований из фольклорного песенного творчества, в сказках Кэрролла играют свою роль и заимствования опосредованные. Одним из каналов такого опосредованного фольклорного влияния служили для Кэрролла лимерики Эдварда Лира, эксцентрического поэта и рисовальщика, выпустившего в 1846 г. "Книгу нонсенса", оригинально разрабатывающую особую часть фольклорного наследия Англии, связанного с "безумцами" и "чудаками" {В дальнейшем творчество Лира и Кэрролла обнаруживает черты двусторонней связи и взаимодействия. Не вдаваясь в подробности этого сложного процесса, отметим здесь лишь даты публикаций отдельных произведений двух авторов.
1846 г. - "Книга нонсенса" Лира
1865 г. - "Алиса в Стране чудес"
1871 г. - "Бессмысленные песни, рассказы, ботаники и алфавиты" Лира
1871 г. - (декабрь) - "Алиса в Зазеркалье", "Еще нонсенс" Лира (дат. 1872 г.)
1876 г. - "Охота на Снарка" Кэрролла
1877 г. - "Смешные стихи" Лира.}.
Возможно, что некоторые образы Кэрролла навеяны лимериками Лира, в свою очередь находящими себе "аналоги" в фольклоре. Вспомним некоторые из самих известных нонсенсов Лира.
А вот господин из Палермо,
Длина его ног непомерна.
Он однажды шагнул из Парижа в Стамбул,
Дорогой господин из Палермо.
. . . . .
А вот человек из-под Кошице.
Он меньше, чем нам это кажется:
В ненастный денек его сцапал щенок
И погиб человек из-под Кошице.
. . . . .
А вот господин из Бомбея.
Он сидел на столбе не робея.
А когда холодало - он спускался, бывало,
И просил ветчины посвежее.
. . . . .
А вот господин с бородой.
Он знаком с верховою ездой.
Если лошадь взбрыкнула - словно пуля из дула,
Он летел, господин с бородой {*}.
{* При переводе стихов Лира нередко приходится менять географические и прочие приметы для того, чтобы сохранить "драматургию". По этому пути идет О. Седакова и другие переводчики Лира.}
Господин из Палермо с непомерно длинными ногами заставляет нас вспомнить эпизод, где Алиса прощается со стремительно убегающими от нее вниз ногами. Сходство это подчеркивается рисунками обоих авторов (Лир неизменно сопровождал свои нонсенсы очень смешными и выразительными рисунками). Лировским господином, сидящим на столбе, был, возможно, навеян сидящий на стене старик из баллады Белого Рыцаря; а сам Рыцарь, то и дело падающий со своего коня, - многочисленными героями Лира, страдающими тем же недостатком. (Примечательно, что и Лир, и Кэрролл вкладывали в этих злополучных героев много личного. Лир неизменно рисовал их похожими на себя; Белый Рыцарь Кэрролла также содержит немало черт самопародии.)
Число примеров подобного рода можно было бы умножить: эпизод со щенком (гл. IV "Страны чудес") находит свою параллель в лировском лимерике о крошечном господине из-под Кошице; сад, где цветы говорили, и зазеркальные насекомые - в "Бессмысленной ботанике" Лира {Р. Л. Грин указывает и на другой источник зазеркальных насекомых: это юмористические "Образчики, еще не включенные в коллекцию Риджент Парка" ("Punch", June - August, 1868). АА, p. 27.} и пр. Не будем приводить их все; для нас важно установить самый факт воздействия нонсенсов Лира, через которые Кэрролл воспринял один из аспектов народной традиции.