Страница 3 из 4
Застывшие в черноте где-то впереди корабля, врывающиеся в телескоп алмазными, колющими глаз остриями звезды достаточно надоели мне за годы полета. Но на Земле они совсем другие. Зеленоватые, чуть мерцающие, они плывут по темной синеве неба, плывут медленно, почти незаметно. И огромный семизвездный ковш Большой Медведицы всю ночь черпает и не может вычерпать бездонного пространства...
А деревья! Может быть, самое большое земное чудо - деревья. Одноногие и многорукие, они разбрелись по всей планете, несмотря на свою, казалось бы, полную неподвижность. Клен, которого я так испугался в свое первое земное утро, добродушный, ласково помахивающий своими бесчисленными листьями, похожими на детские ладошки. Береза, опустившая легкие пряди ветвей до белокорых колен, задумчивая и нежная береза. Стремительная, рыжая стрела летящей ввысь сосны. Елка - темно-зеленый шатер с островерхой светлой макушкой... Трепетная, круглолистая осина... Дуб-богатырь, развернув грудь, плотно прижав крепкие, словно из позеленевшей бронзы вырезанные листья, бесстрашно встречает ветры на опушке леса, заслоняя собой более слабых. И ветры, ударившись о его твердую, потрескавшуюся кожу, поворачивают вспять...
Облака. На них можно смотреть часами. То белые, распластанные в полете, как лебединые крылья, то густо-синие, словно черные, глыбы, громоздящиеся друг на друга, откуда-то изнутри с грохотом раскалываемые фиолетовыми клиньями молний.
Цветы. Солнечные капли лютиков и густая кровь георгинов. Скромные Иван-да-Марья и пиршество запахов, красок, форм - розы...
Звуки. Молоточки дождя, шелест травы, треск кузнечиков и по ночам соловьи, перекатывающие в горле шарики из хрустально чистого, необыкновенно звонкого серебра...
Я влюбился в Землю. "Разве можно, - думалось мне, - променять такую прекрасную планету на какую-нибудь другую? Разве можно попрощаться с ней и на годы улететь в черную пустыню космоса? Нет, никогда. Дядя Женя тоже больше никуда не полетит, мы выберем себе земные профессии, мы будем жить только на Земле!"
Шли дни, похожие один на другой, как далекие звезды. Но дядя Женя уже больше не задавал своей машине вопросов о прошлом. Теперь на телеэкране появились схемы и чертежи: звездолеты различных конструкций, двигатели, солнечные паруса... Дядя Женя стал расхаживать по террасе молча, руки заложены за спину, брови сползли к переносице. С ним бывало такое и раньше, на "России", но тогда я знал: он тоскует по дому, по планете Земля. А теперь ведь мы наконец прилетели, мы дома, мы никуда не собираемся... А он с утра ходит по террасе - пятнадцать шагов вперед, пятнадцать шагов назад, будто снова в рубке звездолета.
Сегодня дядя Женя сказал:
- Не убегай далеко, малыш, у нас будут гости...
И вот мы сидим в гостиной перед матовой стеклянной стеной. Вскоре она осветилась, и я увидел строгое, чуть печальное лицо Главного Космонавта и ослепительную улыбку Тангара.
- Как живете, товарищи? - спросил Тангар. - Отдохнули? Чем хотите заняться?
Дядя Женя встал, поблагодарил за внимание. Потом, ломая в пальцах зубочистку (он всегда так делает, когда волнуется), спросил:
- Мог бы я ознакомиться с последними системами космических кораблей? Чертежи и схемы не дают, видите ли, полного представления...
Лицо Главного Космонавта потеплело:
- Вы хотите вернуться к профессии межзвездного пилота?
- Да... То есть не совсем... - Дядя Женя запнулся, минуту помолчал и продолжал уже спокойней: - Я бы не хотел расставаться с мальчиком. А малыш не хочет улетать с Земли. Ведь в полете мы мечтали о возвращении на родную планету. Я столько рассказывал мальчику о ней. И нет ничего удивительного...
- Чего же вы хотите? - удивился Главный Космонавт. - Я вас не понимаю...
- Я просто хотел бы ознакомиться со звездолетами последних конструкций.
- Пожалуйста. - Главный Космонавт, недоумевая, провел ладонью по волосам (теперь я знал, что они не светлые, а седые). - Может быть, вы не хотите говорить прямо потому, что рядом мальчик? Но ведь ему тоже придется делать выбор... Вам, Карелов, будут предоставлены все возможности для ознакомления со звездолетами. Вы увидите корабли, по сравнению с которыми ваш звездолет, бывший когда-то чудом технической мысли, - музейный экспонат. И вам, пилоту-испытателю, пилоту-космонавту, несомненно захочется летать...
У меня заколотилось сердце. Неужели дядя Женя, единственный близкий мне человек, оставит меня? Он слушал, склонив голову так, что я почти не видел его лица. А Главный Космонавт продолжал:
- Вы сами знаете, Карелов, что я прав. Значит, все дело в мальчике. Кем ты хочешь быть? - повернулся ко мне Главный Космонавт.
Я тоже встал, подошел к дяде Жене и сказал, чувствуя на плече его большую твердую руку:
- Еще не знаю. Но я не хочу расставаться с дядей Женей и не хочу улетать с Земли.
- Постой, Грат, - сказал Тангар, - так нельзя. Дай мне...
Он занял вдруг весь телеэкран, словно вошел в нашу комнату. Усаживаясь поудобнее в кресле, Тангар сказал:
- Садись, малыш. Потолкуем...
Мы сидим в одинаковых креслах, почти касаясь друг друга коленями. Тангар неторопливо расспрашивает:
- Что бы ты хотел делать, малыш? Лечить людей? Строить машины? Выращивать деревья? Писать стихи? Мы дадим тебе возможность научиться всему, чему ты захочешь.
- Я еще не выбрал, дядя Тангар, - отвечаю я тихо, - но я бы хотел иметь земную, только земную профессию.
- Ты чудак, малыш! - усмехается Тангар. - "Только земных профессий" теперь нет. Ведь и раньше не было рязанских и донских, немецких и французских профессий. Люди жили тогда на Земле, и все профессии были земные. А теперь мы живем на планетах Солнечной системы и нет профессий земных и марсианских, юпитерских и венерианских... Понимаешь? Вот посмотри сегодняшнюю телегазету.
Тангар исчезает. А на экране загораются крупные заголовки: "Требуются космоэнергетики для работ на Венере", "Садовники вылетели на Марс", "Молодежь, на освоение Сатурна!", "Второй день нет известий от геологов с Плутона", "Экипаж звездолета "Вперед" сообщает нашим планетам"...
Надписи пропадают с экрана. Тангар, по-прежнему улыбаясь, сидит против меня.