Котел

Этот круг людей, эта строгая молчаливая атмосфера, царящая в штабе, была уже знакома Храдецкому и, как ни странно, вносила умиротворение в его мятущуюся душу. После того, как он был отстранен от должности в Шопроне и переведен в Будапешт, он впервые почувствовал, что в его жизни есть какой-то смысл, какая-то цель наконец появилась впереди.

Возможность принести пользу, что-то совершить на благо нации, подействовала на него, как возбуждающее лекарство. Переживания прошедшей зимы забылись, мрачные мысли почти перестали терзать его сознание. Он вновь ощутил себя солдатом, готовым выполнить свой воинский, патриотический долг. Как полицейский, он всегда презирал политиков, но сейчас понял, что наступил момент для активной политической деятельности. Прихлебывая кофе, Кирай изредка внимательно поглядывал на полковника. Тот чувствовал на себе его пристальный взгляд. Чуть усмехнувшись, Кирай произнес, то ли серьезно, то ли шутя:

– Вы представляете для нас проблему, полковник.

– Как так?

– В наше "войско" вступило уже вдвое больше новобранцев, чем мы рассчитывали. Нам нелегко управлять таким разросшимся контингентом...

Храдецки согласно кивнул. Мысль Оскара была ему понятна. Первый же митинг, в организации которого полковник принимал самое деятельное участие, прошел на редкость успешно. Никто не ожидал подобной удачи. Сведения об их выступлении против последних указов правительства словно зажгли бикфордов шнур и привели к информационному взрыву необычайной силы. Людская молва, подпольные газеты, радио и телевидение Польши, Чехии и Словакии мгновенно распространили весть по всей территории Венгрии. Искры протеста вспыхнули в Дьере, Пече, Дебрецене, в других городах и поселках, и везде – вероятно, не без влияния имени и личности самого Храдецки – местная полиция не предприняла против демонстрантов никаких мер. Генералы в столице должны были ощутить, что положение их шатко, как никогда не было до сих пор.

Дверь комнаты отворилась. Наконец-то! Храдецки и все остальные сразу же вскочили на ноги, когда Кушин буквально ворвался в кухню. Он был не один. С ним были еще четверо. Все незнакомые полковнику люди. Выглядели они на удивление одинаково. Одинаковыми были их жесты, походка и гражданская одежда, более похожая на униформу, чем на цивильные костюмы. Опытный взгляд Храдецки сразу распознал в них людей, привыкших носить форму. Даже шагали они в ногу.

Проводив их до лестницы, Кушин возвратился в кухню. Глаза его горели возбуждением. Он словно помолодел.

– Друзья! Настало время действовать. И действовать решительно!

Кирай и Храдецки озадаченно глянули друг на друга. Шеф охраны от имени всех задал лидеру вопрос:

– Что же произошло?

Кушин выпрямился во весь рост. Казалось, он вырос прямо на глазах у соратников. Голова его чуть не упиралась в низкий потолок тесной квартирки.

– Мы не должны упускать момент! Мы пережили зиму. Месяцы нашего отчаяния и торжества наших врагов. Народ голодал. Народ мерз. Народ жил в страхе. Пища и тепло – вот что нужно было народу. За это он был готов платить любую цену, даже жертвовать своей свободой, своими правами. Но пришла весна, и весной наши соотечественники расправят плечи, гордо вскинут головы и потребуют отдать им обратно их права: права граждан.

Он заметил сомнение в глазах своих слушателей и улыбнулся.

– Не бойтесь, друзья, я не сошел с ума. Во всяком случае, в моем безумии есть система и рациональное зерно.

Его тон вдруг резко изменился. Из пламенного трибуна он мгновенно превратился в расчетливого штабного работника, планирующего очередную войсковую операцию.

– Мы проведем еще один марш. Мы выйдем на улицы в еще большем числе, чем прежде. Нас нельзя будет не заметить, как пытались сделать вид в прошлый раз правящие нами негодяи. Но я хочу, чтобы перед маршем город был парализован всеобщей забастовкой.

Храдецки с сомнением пожал плечами.

– В прошлый раз мы кое-чего добились, но... Организовать массовую стачку и вывести на демонстрацию еще больше людей – это невозможно сделать...

Нахмурившись, он добавил, поясняя свою позицию:

– Это нельзя организовать скрытно.

– Конечно! – тут же согласился Кушин. – Но кто говорит о скрытности? Наша подготовка должна проводиться открыто. Пусть о нас пишут и говорят. Пусть вещают по радио и телевидению на всю страну и на весь мир. Пусть все знают про все – место, время, все подробности и детали. Через друзей в мировой прессе я придам событию всеобщую огласку.

Кирай покивал головой с плохо скрытой мрачной иронией.

– Разумеется, растрезвонить обо всем легче легкого. Так же легко, как службе безопасности сцапать нас всех разом.

– Это будет проверка на прочность, – возразил Кушин, – решатся ли генералы и их франко-германские хозяева произвести аресты до того, как мы действительно нарушим законы чрезвычайного положения? Уверен, что нет.

Храдецки чувствовал, как от волнения мурашки бегут по телу. Кровь приливала к голове. Мысли метались, как бешеные. Он пытался остановить их, охладить свое разыгравшееся воображение. Перспектива будущих событий, изложенная Кушиным была заманчива, желанна, но насколько реально все это?

"А мы готовы к акции такого масштаба?" – мысленно он задал себе вопрос. Вслух он не произнес ни слова, но Кушин словно прочитал его мысли.

– Я твердо верю – мы готовы, – услышал полковник слова вождя. – Народ с нами. Пресса на нашей стороне. А правительство слабее, чем нам кажется.

Он опять улыбнулся, но теперь его улыбка была жесткой. Это была улыбка провидца, Высшего судьи, вершителя судеб.

– Оно слабее, чем оно само о себе думает...

8 МАЯ, ПАЛЕ-РОЙЯЛЬ, ПАРИЖ

– Вы в этом уверены?

Никола Десо похлопал ладонью по красному переплету лежащей на его письменном столе папки. В ней находился сверхсекретный доклад.

– Не вызвало ли всю эту панику лицезрение на улице нескольких бородатых болванов с намалеванными на картоне лозунгами в руках?

– Нет, господин министр. Источник вполне надежен, я верю в достоверность его информации.

Хотя Жак Морин ныне возглавлял французскую разведывательную службу, а также Секретариат по безопасности Европейской Конфедерации, он никогда не забывал, кто он и кто его патрон.

Десо состроил гримасу. Поднимающаяся в Венгрии волна сопротивления собственному военному правительству, а также противостояние франко-германскому влиянию озадачивали его. Его внимание почти целиком сосредоточилось на конфликте с Польшей, Чехией, Словакией, Британией и США. Какие-то жалкие протесты какой-то маленькой страны выглядели так ничтожно по сравнению с той крупной игрой, которую он вел в глобальном масштабе, с событиями, разворачивающимися в Северном море и на восточной границе Германии. Он пожалел, что выпустил из поля зрения венгерскую проблему, не занялся ею раньше. Теперь он почувствовал, что ему нанесли укол, пусть не очень болезненный, но неожиданный и поэтому неприятный. Позволять себе такие просчеты никак нельзя.

"Конечно, – подумал он, – это пустяк, локальный эпизод одного общего сражения, которое ведется на территории Европы. Польша и ее соседи создают, по мере своих слабых возможностей, дополнительные трудности в надежде хоть как-то отомстить за энергетическое эмбарго. Похоже на попытку блохи укусить слона. Но и блошиные укусы нельзя оставлять без возмездия".

Поэтому Десо уже внимательнее вновь пробежал глазами доклад, особо сосредоточившись на заголовках разделов и выводах. Его беспокоила позиция венгерских сил охраны порядка. Хотя ни одно подразделение полиции не перешло открыто на сторону оппозиции, нарушившие закон демонстранты не получили должного отпора. И рейды против редакций и типографий подпольных газет тоже не дали ощутимых результатов. Было ясно, что оппозиция проникла в ряды служб безопасности, запустила туда свои щупальца.

Хуже всего, что уже поползли слухи о разложении армии, о недопустимых настроениях среди младших офицеров и рядовых. Венгерские руководители явно нервничают. Одна деталь бросилась в глаза Десо – некоторые генералы перевели деньги из венгерских в швейцарские банки. Трусы! И дураки! Если это стало известно информатору – это, вероятно, известно и бунтовщикам. А уж они не преминут воспользоваться "жареным". Известие о том, что кое-кто из правящей хунты готовится драпать из страны, всколыхнет самых равнодушных, и они тоже пойдут вслед за Кушиным и его компанией размахивать национальными флагами. Десо закрыл красную папку и отодвинул ее от себя.