Котел

За месяцы, прошедшие с тех пор, как Венгрия вступила в Европейскую Конфедерацию, голос Кушина стал звучать еще громче. Памфлеты и статьи в нелегальных газетах за его подписью призывали покончить с милитаристским правлением и немедленно выйти из Конфедерации. Кушин более всех других напоминал фигуру политического лидера разрастающейся венгерской оппозиции.

Сейчас этот человек обернулся к блондину, сопровождавшему Храдецки.

– Проблемы?

– Никаких. Я не увидел ничего настораживающего, и мои ребята по-прежнему на своих местах.

Кушин увидел озадаченное выражение лица Храдецки и пояснил:

– Это – Оскар Кирай, полковник. Он и несколько его друзей присматривают за мной.

Так оно и было. Полковник полиции с возросшим интересом изучил своего провожатого. Похоже на то, что Кирай был шефом службы безопасности Владимира Кушина. Возможно, эти люди были организованы гораздо лучше, чем он думал.

Владимир Кушин жестом указал ему на смежную комнату. На вид это была небольшая спальня, временно превращенная в кабинет и библиотеку. Кушин сел и указал Храдецки на второй стул. Кирай встал за спиной шефа, поближе к двери.

– Могу я взглянуть на досье, которое вы показывали Оскару?

Храдецки протянул ему коричневый конверт, а также отдельный сверток, в котором лежали все документы, полученные от Белы Силвануса. Он кивнул на копию полицейского досье.

– У вас есть опасения, что это фальшивка?

Кушин покачал головой.

– Если это фальшивка, боюсь, что у вас нет будущего.

Кушин сверкнул глазами в сторону Кирая. Храдецки неожиданно почувствовал, как зачесались руки. Но он заставил себя сохранять спокойствие. Если эти люди захотят убить его, он не сможет помешать. Лидер оппозиции быстро пробежал глазами досье, улыбнулся и открыл другой конверт.

Седые брови Кушина резко поползли вверх, когда он увидел содержимое конверта.

– Это потрясающе, полковник Храдецки. Из вас получился бы первоклассный разведчик.

Полковник внутренне содрогнулся, и это, видимо, как-то отразилось на его лице, потому что Кушин поспешил добавить:

– Но нам вы, разумеется, нужны не для этого. Лидер оппозиции откинулся на спинку стула.

– Итак, полковник, чего же вы хотите? Зачем вы меня разыскивали? – Он взвесил на ладони стопку приказов о реорганизации и увольнениях. – Только для того, чтобы передать мне все это? Или же для чего-то большего?

Храдецки вздохнул, понимая, что наступил момент истины – он стоит на пороге того, чтобы превратиться из прожектера, сочувствующего реформам, в настоящего революционера.

– Я начал все это в надежде остановить выполнение приказов этого Релинга. Чтобы в работе национальной полиции вновь появился хоть какой-то здравый смысл. Теперь я уже не думаю, что это может случиться. Не при теперешнем правительстве.

– Вы правы, – согласился Кушин с непроницаемым выражением лица. – Релинг и деятели вроде него – только симптомы другой, более тяжелой болезни. Эти немецкие и французские сатрапы заражают нашу страну, так как наши собственные генералы считают, что им необходима поддержка Конфедерации, чтобы удержаться у власти. Эти солдафоны не понимают одного – их так называемые союзники очень быстро становятся их хозяевами. И нашими тоже.

– Да. Я это понимаю. – Храдецки с трудом скрывал нетерпение. Несмотря на то, что Кушин выражался точно и ясно, он все же был политиком. А политики любят поговорить. – Но что мы можем сделать, чтобы остановить это?

– Кроме публикации слезных жалоб, хотите вы сказать? – Кушин тихонько рассмеялся. – Очень многие люди, подобно вам, полковник, готовы были принять правительство национального спасения, но не Европейскую Конфедерацию. И мы намерены собрать под свои знамена эту новую волну недовольных. Мы хотим расширить нашу организацию. И завербовать некоторых полицейских офицеров, которые значатся в переданном вами списке, было бы весьма полезно.

Голос Кушина сделался вдруг жестким, более решительным.

– И если французы и немцы вынудят нас к этому, мы будем бороться.

В глазах и голосе Кушина была такая сила и уверенность, что Храдецки почувствовал, как начинает кипеть его собственная кровь. Ему хотелось действовать, а не сидеть в этом кабинете.

– И что же должен буду делать я?

– Вы – профессиональный командир, полковник, человек, владеющий искусством управлять людьми и усмирять толпу. И мы используем эти ваши качества в своих целях. – Кушин наклонился поближе к Храдецки. – Очень скоро мы соберем примерно десять тысяч человек и выступим с маршем к зданию Парламента с требованиями провести реформы. И вы поможете нам организовать этот марш протеста.

Лидер оппозиции снова сел. Теперь в глазах его был холод, взгляд как бы фокусировался на каком-то отдаленном горизонте, невидимом Храдецки.

– А что потом, хотите вы спросить? – Кушин печально улыбнулся. – Потом мы посмотрим, как далеко готовы зайти эти сумасшедшие из Парижа и Берлина.

5 АПРЕЛЯ, ЗАСЕДАНИЕ НАЦИОНАЛЬНОГО СОВЕТА БЕЗОПАСНОСТИ, БЕЛЫЙ ДОМ

Новости из Европы были печальными.

– Стягивание французских и немецких войск к польским и чешским границам явно продолжается, господин президент. Фактически, они даже стали действовать быстрее. Все пограничные районы быстро становятся одной большой пороховой бочкой – Генерал Рид Галлоуэй, председатель Комитета начальников штабов, стоял за кафедрой прямо перед огромным, во всю стену, видеомонитором. Тот факт, что первый солдат Америки делал свой доклад, обращаясь лично к президенту, лишний раз доказывал, как глубоко взволновали его события по другую сторону Атлантики. Глубокие морщины на его лице, обычно выражавшие оптимизм, подтверждали его озабоченность.

Росс Хантингтон разделял пессимистические настроения генерала. Вне себя от гнева после введения оплаченного французами нефтяного эмбарго и взрыва "Северной звезды", Польская, Чешская и Словацкая республики порвали все дипломатические связи со странами Европейской Конфедерации. И так как Франция потребовала детального расследования по предъявленным ей обвинениям, Британия и Норвегия отозвали из Парижа своих послов для "консультации" Общественность Соединенных Штатов ждала от своего правительства тех же шагов. То, что началось как политический и экономический кризис, очень быстро начинало приобретать также и военный аспект. Росс несколько раз сжал в кулак левую руку, надеясь таким образом отвлечься от тяжести в груди.

Галлоуэй выделил несколько объектов на мониторе, пользуясь специальным ручным контроллером, чтобы обозначить те части, которые казались ему особенно важными. На некоторых фотографиях видны были самолеты, стоящие в ангарах. На других ряд за рядом красовались танки и другие бронемашины, расставленные на полях возле небольших городков и деревень.

– Все эти фотографии, сделанные со спутника, показывают, что ЕвроКон стягивает огромное количество авиации и наземных войск на свои новые базы в восточной Германии. И, что особенно важно, они даже не считают нужным скрывать эту глобальную передислокацию.

– Неужели? – Президент наклонился в кресле.

Галлоуэй энергично закивал головой.

– Да, сэр. Моим коллегам из ЕвроКона известны циклы вращения по орбите всех наших спутников. Если бы они хотели держать перемещения войск в тайне, то передвигали бы технику в те часы суток, когда наши спутники "слепы" – и прятали бы машины под камуфляжными сетками в те часы, когда спутники могут снимать. Мы все равно рано или поздно заметили бы движение, но не так быстро и не так легко.

– Итак, это преднамеренный политический маневр для оказания давления на поляков и чехов, а не предварительная подготовка к военным выступлениям?

– Вот именно, господин президент. – Председатель Комитета начальников штабов погасил монитор и включил на полную мощность освещение в зале. – Но наши союзники не могут использовать эту возможность, а ведь их открыто вынуждают ответить на провокацию.