Котел

– Суммируя все вышесказанное, месье, польское правительство высказало заинтересованность в дальнейших переговорах, хотя в данный момент оно не собирается устраивать никаких официальных встреч по этому поводу. Очевидно, в Варшаве считают, что соображения внутренней политики должны сейчас стоять на первом месте, а более масштабные задачи пока отошли на задний план.

– То есть, они послали нас к черту.

Посланник заерзал на своем стуле. Признать свое поражение никогда не считалось хорошим ходом в дипломатии. Он постарался придать голосу оптимистическое звучание.

– Мы почти не обсуждали этот вопрос, а такие вещи требуют весьма подробного рассмотрения. Я думаю, что дальнейшие прения приведут к... – Голос предательски дрогнул, выдав истинные чувства посланника.

– Прекратите нести эту чушь, Бурсе. Я всегда чувствую, когда пахнет жареным. Польша совершенно однозначно отвергла наше предложение. – В ожидании ответа Десо нервно барабанил пальцами по столу. – Итак, прав я или нет?

Собеседник неохотно кивнул:

– Да, господин министр.

– Очень хорошо. Вы можете идти. Но ваш письменный отчет должен лежать у меня на столе к завтрашнему утру. Позаботьтесь о том, чтобы он был полным и ясным. У меня нет больше времени на всякую болтовню и чепуху. – Десо переключился на лежащие перед ним на столе документы и даже не поднял головы, чтобы взглянуть вслед быстро покинувшему кабинет красному как рак дипломату.

Десо отметил про себя, что надо будет назначить этого человека на первый же малопривлекательный дипломатический пост, который освободится. И желательно, как можно подальше от Франции.

Десо не так уж волновало поражение посланника в Польше. В конце концов, он почти что ожидал этого. Поляки слишком не любят гнуть шею, и вообще слишком глупы, чтобы самостоятельно вступить в франко-германский монетарный союз.

Что возмутило Десо больше всего, так это бесполезная попытка Бурсе приукрасить правду, напихав в свою речь всевозможного бессмысленного мусора. Десо мог простить человеку провал миссии. Но он не мог простить человека, который пытался держать его за дурака.

Никола Десо прогнал от себя мысли о неудачливом дипломате и занялся более насущными проблемами. А именно – упрямым сопротивлением некоторых стран и политиков тому новому европейскому порядку, который он пытался организовать.

Все время с тех пор, как Франция и Германия достигли договоренности относительно общей валюты, эмиссары Десо путешествовали по всей Европе. Всем странам, экономически или политически обязанным чем-то Франции или Германии, напоминали об этом прискорбном факте и вынуждали вступать в новый монетарный союз. До сих пор все склонялись перед неизбежным. Но страны, принадлежащие к так называемому "блоку свободной торговли", оказались не склонными к сотрудничеству. Одна за другой эти страны отвергали предоставившуюся возможность перейти на другую сторону в европейской экономической войне.

Каждый такой отказ злил Десо, но реакция Польши, Чехии и Словакии вызвали в министре иностранных дел самую настоящую ярость. Их упрямая приверженность национальной независимости и открытому рынку подавали дурной пример недовольным в других странах Восточной Европы, подстрекая их протестовать против более тесных связей с Францией. А при поддержке Америки они могли стать реальной основой для создания антифранцузского союза в пределах Европы. И именно это делало Польшу и ее южных соседей опасными.

Никто лучше самого Десо не знал, насколько хрупкой будет создаваемая им коалиция – по крайней мере, в первые несколько месяцев своего существования. Малейший неверный шаг может привести к тому, что союз распадется, и Франция останется одна в окружении враждебно настроенных соседей. Понадобится время, чтобы сплотить конфедерацию непопулярных, недемократически назначенных правительств в сильное единое целое. Поэтому непреклонность Польши, Чехии и Словакии казалась Десо столь угрожающей. Кроме всего прочего, это заставляло терять драгоценное время.

Лицо Десо стало еще более хмурым. Он не может допустить, чтобы это случилось. Если политические лидеры трех стран откажутся вступить в новый европейский союз добровольно, придется их заставить. Либо они подчинятся давлению, либо окажутся в такой ситуации, когда от них отвернутся их собственные граждане.

Кислое выражение лица Десо уступило место неприятной кривой ухмылке. Невежественные поляки и их соседи, возможно, чувствуют себя в безопасности за ширмой военной помощи Америки и Великобритании. Но у Десо была своя информация на этот счет.

Он поднял трубку личного аппарата.

– Соедините меня с Российским посольством. Я хочу поговорить лично с послом.

21 ЯНВАРЯ 1998 ГОДА, СЕКТОР СЛУЖБ БЕЗОПАСНОСТИ, ПОСОЛЬСТВО США, МОСКВА

Алекс Банич засунул голову в логово львицы по ее собственной просьбе.

– Вы звонили?

– Да. Подождите минутку, хорошо? – Эрин Маккена говорила, не отводя взгляда от светящегося перед ней компьютерного монитора. Пальцы ее прыгали по клавиатуре, которую девушка пристроила на коленке, вводя в машину новые данные и требуя от и без того перегруженной системы новой информации.

– Конечно, – Банич облокотился на дверной косяк, сложил руки и стал смотреть, как девушка работает. Он с трудом подавил зевок.

Впрочем, Эрин выглядела не лучше его. Под глазами девушки залегли синяки, веки были красными – результат многих часов работы с бесконечными колонками цифр, набранных мелким шрифтом. Даже ее длинные золотистые волосы выглядели усталыми. Иногда, когда Эрин думала, что никто на нее не смотрит, она начинала накручивать один из своих локонов на палец. Алекс как-то даже поймал девушку за тем, что она жует отдельные прядки, погруженная в свои мысли, пытаясь составить единую картину из обрывков фактов, сплетен и самых обыкновенных догадок.

Все эти месяцы с тех пор, как Россия объявила военное положение, пролетели выматывающей чередой загруженных до предела дней и полных работы ночей. Московскому отделению ЦРУ не хватало народу для текущей работы даже до того, как маршал Каминов и его соратники перешли к решительным мерам. Теперь же, когда на все иностранные посольства наложили ограничение по количеству персонала и вообще ограничили большинство свобод, дела обстояли еще хуже. Так что ни один из них не мог теперь позволить себе терять время и энергию на то, чтобы спорить просто ради удовольствия поучастовать в этом процессе.

Поэтому, отчасти в силу необходимости, отчасти из-за простой усталости, они объявили временное перемирие и разделение обязанностей. Банич сосредоточил свои усилия на военных и политических аспектах, в то время как мисс Маккена сконцентрировалась на торговле и экономике.

До сих пор девушка была более удачлива в своих начинаниях. Ей удалось наладить контакты в российских министерствах торговли и финансов со служащими с реформистскими взглядами, которые отнюдь не были счастливы при милитаристском правлении. Они вываливали девушке целый поток необработанной коммерческой информации – некоторые цифры были известны, другие – нет, а третьи вообще невозможно было обнаружить без посторонней помощи.

Баничу везло не так. Ему стоило огромных трудов даже сохранить свое прикрытие в качестве Николая Юшенко. Поддерживаемые военными декретами, правительственные учреждения, которые он снабжал, требовали все новых и новых поставок продуктов по ценам ниже рыночных. Эти новые способы контроля цен лишали Банича возможности выторговывать ценную информацию. А лишившись доходов от поставок продовольствия, Алекс лишался средств, чтобы покупать военные секреты у тех немногих, кто все еще соглашался их продавать.

И все же совсем недавно Баничу повезло. Как и Эрин, он установил несколько ценных контактов среди гражданской части правительства России. Даже внутри Министерства обороны были чиновники, которые с презрением относились к попытке военных тяжелой рукой навязать стране сталинскую дисциплину и центральное планирование. К тому же ходили упорные слухи, что российский президент не собирается оставаться номинальной фигурой, постоянным объектом слежки людей Каминова, а планирует восстановить реальный контроль над страной.