Котел

Бремер согласился:

– Хорошо. И еще возьмите людей из двух танковых частей. Обзвоните командиров и объясните им, что происходит, пока офицеры службы личного состава попытаются придумать, где еще можно взять дополнительные войска.

Фон Силов кивнул, показывая тем самым, что он все понял. Бремер взглянул на часы. 6.45.

– Доложите мне о состоянии дел в 21.00. Я сейчас позвоню в дивизию. Хочу выяснить, что стоит за всем этим. И лучше бы это не оказалось учебными маневрами. – Полковник неожиданно усмехнулся, обводя глазами офицеров. – Возможно, нам удастся выяснить, какой идиот отдал этот приказ, и посадить его в машину, возглавляющую колонну.

После того, как полковник исчез в своем кабинете, фон Силов начал звонить по телефону. Большинство батальонных командиров, занятые решением своих собственных проблем, просто выслушивали сообщение о перемещении личного состава и вешали трубку. Однако командир 192-го батальона дал ясно понять, что новые приказы нравятся ему не больше, чем иностранцы, включая тех, что из Восточной Германии, то есть не нравятся вообще.

– Мне нужны обученные пехотинцы. Что, черт возьми, я должен делать с танковыми артиллеристами и водителями бронемашин? – спорил подполковник Клаус фон Ольден.

Вилли захотелось точно объяснить ему, что он должен с ними делать, но он сдержался.

– Используйте их так, как посчитаете нужным.

Предки Клауса фон Ольдена, как и предки фон Силова, были прусскими дворянами, но его семье удалось ускользнуть на запад, когда в конце второй мировой войны делили Германию. Вилли гордился своим происхождением, но годы жизни в "бесклассовом" обществе Восточной Германии научили его помалкивать об этом. Отец Вилли, когда-то бывший полковником вермахта, даже отбросил от родовой фамилии аристократическую приставку "фон", став просто Гансом Силовым, поденным рабочим.

Фон Ольден, с другой стороны, был настолько высокомерен, как будто его древний титул до сих пор имел прежнее значение. Он даже нарисовал герб своей семьи на бронемашине, в которой ездил. Фон Ольден гордился текущей в его жилах "германской" кровью и очень ясно давал почувствовать свою неприязнь к иммигрантам и ко всему, от чего попахивает политической левизной.

Из трубки слышался высокомерный голос фон Ольдена, старающегося поддеть Вилли:

– С вашим огромным опытом подавления выступлений граждан в стране и за рубежом, мне казалось, вы должны бы предложить что-нибудь.

Едва сдерживаясь, Вилли пропустил замечание мимо ушей. Доводилось ему слышать и кое-что похуже.

– С пополнением, сколько народу сможете вы вывести на марш к полуночи?

– Что-нибудь около семидесяти процентов, – голос на другом конце трубки звучал разочарованно. Его обладатель явно надеялся, что в ответ на оскорбление последует не столь сдержанная реакция.

– Очень хорошо. До свидания. – Вилли швырнул трубку на рычаг, стараясь не разбить при этом телефон. На самом деле, хамское замечание фон Ольдена попало слишком близко к цели. Армию ГДР действительно использовали для подавления беспорядков среди гражданского населения, часто довольно жестокими способами. В министерстве юстиции Федеративной республики до сих пор пытались разобрать уголовные дела, возбужденные против солдат-пограничников, которые стреляли в своих соотечественников, пытающихся перелезть через Берлинскую стену.

Через несколько часов Вилли фон Силов и Бремер стояли около своих машин, припаркованных у главных ворот "Казерне". Они смотрели, как грузовики и БМП "Мардер" выезжают из ворот и движутся прямо в ночь. Темноту то и дело нарушали вспышки яркого света, освещавшие каждую машину в момент, когда она выезжала из расположения бригады и сворачивала на главную дорогу. Было 11.45, и первые части 19-й мотопехотной бригады были в пути на Дортмунд.

Холодный влажный ветер кружил возле машин, унося прочь неприятный запах выхлопных газов дизельного топлива. Ночью, наверное, пойдет дождь или даже снег. Дорожные условия препоганые, зато появилась надежда, что непогода сумеет ослабить и уличные беспорядки.

– Хорошая работа, Вилли, хорошая работа. – Бремер улыбался, глядя на проезжающие БМП. Фон Силов отдал должное похвале начальника, но это нисколько не подняло его мрачного настроения. Даже самый восторженный рапорт Бремера о его заслугах все равно не добудет Вилли нового повышения. Опыт и компетентность уже подвинули его до той ступеньки табеля о рангах, дальше которой никогда не даст подняться восточногерманское происхождение.

Кроме того, хотел ли он вообще служить в армии, проводившей боевые операции против собственных граждан? Вилли любил находиться на открытом воздухе, на полях боевых действий. Но ни одному солдату не могло понравиться участие в уличных боях, а надвигающаяся гражданская война будет одним из самых грязных и несправедливых видов борьбы.

– Сэр, известно ли вам, что означает эта передислокация для наших топливных запасов? До сих пор мы экономили на учениях. Я проверю цифры, когда мы вернемся, но, возможно, придется пожертвовать "Холодным драконом".

Каждую зиму, после того как собирали урожай и замерзала земля, проводились учения, которые являлись как бы кульминацией долгих месяцев подготовки, планирования и более мелких тренировок – "Холодный дракон". Это было единственной возможностью для всей бригады провести полномасштабную инсценировку боевых действий, почувствовать себя единым целым.

– Порвите план учений, Вилли, и выбросите куда-нибудь подальше, – Бремер спокойно встретил удивленный взгляд фон Силова, затем посмотрел на часы. – Через двенадцать минут правительство объявит военное положение по всей Германии. То же самое собираются сделать французы. Я думаю, мы будем заняты на улицах городов довольно долгое время.

Фон Силов молча кивнул. Этого-то он и боялся. Немецкая армия отправлялась на войну – войну против своих соотечественников.

Вслед за Бремером Вилли забрался в джип, пренебрегая более теплой, но неуклюжей машиной командования.

Вилли гораздо больше нравилось находиться в джипе, возглавлявшем колонну. Радио в машине трещало от докладов и отдаваемых в последнюю минуту приказов, благодаря чему фон Силов был занят настолько, что едва замечал, как конвой сворачивает на Бундештрассе, 58.

Они достигли пригородов Дортмунда в 2.30, но еще за полчаса до этого стали видны оранжевые отблески огня, сверкающие на фоне абсолютно черного неба. Их ждала долгая ночь и еще более долгий день.

8 ОКТЯБРЯ, 5-я МЕХАНИЗИРОВАННАЯ ДИВИЗИЯ, ШВЕЧКО, ПОЛЬША, НЕДАЛЕКО ОТ ГРАНИЦЫ С ГЕРМАНИЕЙ

Долина реки Одер лежала погруженная в густой, медленно клубящийся туман. Деревья и дома на дальнем берегу были почти невидимы. Даже два моста – автомобильный и железнодорожный, пересекающие реку, казались висящими в воздухе – массивные сооружения из стали и бетона, плывущие в сером, размывающем очертания предметов тумане.

Генерал-майор Ежи Новачик опустил бинокль и нахмурил густые, кустистые брови. Погода была чертовски странной. Осень в Польше обычно была вереницей холодных, морозных и ясных дней. Но только не в этом году. Вот уже месяц шли пронизывающе холодные ноябрьские дожди и стелились по земле туманы. Новачик вздрогнул и поплотнее запахнулся в коричневую форменную шинель. За спиной кто-то чихнул. Генерал-майор обернулся.

Полковник, командовавший механизированным пехотным полком, торопливо вытер нос и спрятал платок.

Новачик несколько секунд внимательно изучал его. Полковник выглядел промокшим, продрогшим и абсолютно несчастным. И это было неудивительно. В конце концов, полковник и его люди провели большую часть двух предыдущих дней на открытом воздухе – днем скрючившись в неглубоких боевых окопах, а ночью пытаясь заснуть в своих промерзших неотапливаемых боевых машинах.

Новачик поглядел в сторону леса, раскинувшегося к северу и к югу по невысоким холмам, поднимающимся над равниной. Даже на таком близком расстоянии было довольно сложно разглядеть угрожающие очертания массивных БМП и танков Т-72, неподвижно притаившихся под камуфляжными сетками, окрашенными в цвета осени Противотанковое оружие, пулеметчики и стрелки – все было надежно спрятано. И все же специально тренированный наблюдатель наверняка мог разглядеть их и еще раз удостовериться, что защитники Польши начеку и готовы сражаться.