Котел

Сверкая серебристыми винтами, над конвоем косились грязно-серые вертолеты, а высоко в зените, словно дневные звезды, то вспыхивали, то гасли в солнечном свете маленькие искры. Это были американские, английские и норвежские истребители, готовые отразить любую попытку ЕвроКона атаковать конвой с воздуха.

Датский школьник, разумеется, не мог знать, что он видит первый военно-транспортный караван союзников с действительно серьезной помощью для Польши. Корабли, на борту которых находились танки, бронетранспортеры и артиллерия 24-й механизированной и 1-й бронетанковой дивизий были от Гданьска на расстоянии всего двухсот миль.

ОТДЕЛЕНИЕ ГЛАВНОГО ДЕПАРТАМЕНТА ВНЕШНЕЙ БЕЗОПАСНОСТИ, ФРАНЦУЗСКОЕ ПОСОЛЬСТВО В МОСКВЕ

Майор Поль Дюрок низко склонился над столом в одной из комнат посольства, принадлежавшей Департаменту. Окон в ней не было, а стены защищались от прослушивания электромагнитными экранами. Дюрок изучал фотографии, которые его филеры сумели сделать на Арбате. На фото полковник Валентин Соловьев разговаривал с эффектной шатенкой. Подняв взгляд на высокорослого, плотного Мишеля Вернера, он спросил:

– Форе и Вердье уверены, что это было именно запланированное рандеву, а не просто случайная встреча?

– Совершенно уверены, – кивнул Мишель. – Русский офицер оставил свою машину на стоянке у Министерства обороны и, не заходя в здание, сразу пошел на Арбат. Здесь он встретился с этой женщиной и после короткой беседы вернулся в Министерство.

– Так... – Дюрок побарабанил пальцами по столу, обдумывая это утверждение. Затем он кивнул. Его оперативники были правы. Поступки полковника целиком укладывались в схему поведения человека, который выходит на нелегальный контакт. Но вот только с кем встречался Соловьев?

Дюрок снова посмотрел на Вернера.

– Вы так и не установили, кто она такая?

– Увы, майор, – гигант угрюмо покачал головой. – Мы проверили все досье здесь и – через спутник – в Париже, но нам так и не удалось идентифицировать ее ни с одним из известных нам секретных агентов.

– Меня это не удивляет, – едко заметил Дюрок. Несколько лет службы во французской разведке заставили его преисполниться глубочайшего презрения к типам из административной и аналитической служб. Он оценивал их умственные способности не намного выше, чем у обыкновенных конторских служащих.

Майор снова впился взглядом в лицо женщины, стоявшей рядом с Соловьевым. Кто же она, черт побери, такая? Она была не похожа на русскую, но это еще ничего не значило. Даже теперь, когда от России отделились бывшие союзные республики и окраинные провинции, эта треклятая страна все равно представляла собой адскую мешанину самых разных этнических групп. Однако все в ее облике выдавало в ней иностранку, вот только из какой страны? Из Англии? Из Америки? Из Германии?

– Может быть, запросить русских? – предложил Мишель. – Может быть, у ФСК есть что-нибудь на нее?

– У этих? – Дюрок фыркнул. – Сомневаюсь.

Затем глаза его сузились.

– В любом случае мы можем совершить большую ошибку, прибегая к помощи ФСК. Что если Соловьев действует с санкции самого Каминова? Что если этот старый хрыч ведет с нами двойную игру? Я не удивлюсь, если станет известно, что маршал торгуется одновременно и с нами, и с американцами.

– Тогда, может быть, сообщить в Париж? – неуверенно спросил Вернер.

– Ни в коем случае, – Дюрок постучал пальцами по фотографиям. – Во всяком случае до тех пор, пока у нас не будет чего-то более определенного, чем это.

Он серьезно сомневался в том, что его начисто лишенные воображения начальники сумеют увидеть что-либо подозрительное или хотя бы выходящее за рамки обычного в том, что полковник Соловьев открыто встречается с прелестной женщиной. Если он начнет слать шифровки в Париж с подобными сообщениями, то добьется только очередного выговора за стремление нарушить устоявшийся порядок, который, словно строгий ошейник, стягивал его шею. Нет, ему потребуется нечто большее, чем не подкрепленные вескими доказательствами предположения и проблески интуиции. Без доказательств ему ни за что не удастся убедить начальство в том, что в Москве что-то неладно. Тут нужно неоспоримое свидетельство измены Соловьева, причем такое, которое заставило бы русских предпринять в отношении полковника какие-то меры или вскрыло двойное дно самого Каминова.

Дюрок встал и оттолкнул от себя пачку фотографий. Насколько он понимал, переговоры с маршалом и его сторонниками подошли к критической стадии. Посол Сорэ ожидал решительного прорыва с часу на час. Времени для того, чтобы раскрыть нелегальную связь Соловьева и добыть необходимые доказательства, оставалось чертовски мало, и у него был только один путь, чтобы справиться с этой задачей, пока не стало слишком поздно. Необходимы решительные действия. Необходима боевая операция.

ПАРК ГОРЬКОГО

Москвичи заполнили улицы, наслаждаясь последними часами уходящего теплого летнего дня. По аллеям парка бродили рука об руку парочки, кто-то неподвижно сидел на скамейках, впитывая благодатный солнечный свет. Чиновники и бизнесмены снимали пиджаки и ослабляли узлы галстуков. Кое-кто задерживался по пути домой сыграть партию в шахматы или просмотреть вечерний выпуск подцензурных правительственных газет; некоторые заходили в кафе выпить с друзьями или коллегами по работе водки или пива. Любители футбола собирались группами и обсуждали последние матчи чемпионата. Несколько подростков пронеслись по извилистым аллеям на скейтбордах, с трудом огибая пешеходов.

Эрин Маккена ловко уклонилась от целой стаи гогочущих подростков и остановилась в тени одного из двух гигантских колес обозрения. Она тоже вполголоса выбранилась, однако ее проклятия относились отнюдь не к расшалившимся скейтбордистам. Эрин проклинала Каминова, немцев, французов и всех кретинов, подталкивающих мир к новой глобальной войне.

Она только что встречалась с Валентином Соловьевым, и ни одна из новостей, которые она должна была передать Баничу, не была доброй. По словам полковника, его руководителям оставалось сделать последние полшага, чтобы достичь договоренности с французскими эмиссарами. Каминов уже издал предварительный боевой приказ армии и военно-воздушным силам, сконцентрированным на границе Польши, и даже остававшиеся у русских межконтинентальные баллистические ракеты были приведены в состояние повышенной боевой готовности.

Эрин крепко зажмурила глаза, чувствуя, как от напряжения заныли виски. Господи Иисусе, между Россией и Соединенными Штатами может начаться ядерная война! Кошмары и страхи, терзавшие ее в детстве, снова ожили и были весьма недалеки от того, чтобы стать реальностью. Эрин с гневом подумала о близоруких и эгоистичных политиках, которые приобретали голоса избирателей призывами к изоляции, устанавливали барьеры на путях развития внешней торговли, одновременно урезывая расходы на оборону и на помощь иностранным державам. Они и им подобные оппортунисты по всему земному шару пожинали теперь горькие плоды своей политики – миллионы невинных людей оказались в жерновах пылающей в Европе войны.

Когда последний длинноволосый юнец с гиканьем промчался мимо, Эрин Маккена вернулась на дорожку парка и направилась к серому продуктовому фургону, припаркованному возле высотной башни музея палеонтологии на южной окраине парка Горького. Она знала, что Банич, Хеннеси и другие оперативники ЦРУ, прикрывавшие ее во время этой встречи, захотят как можно скорее доложить полученную информацию в посольство.

Дорожка вывела ее на обочину Калужского шоссе всего в какой-то сотне метров от фургона Банича. Здесь было еще оживленнее. Толпы людей из тех, кто работал или жил в престижных многоэтажных домах на противоположной стороне проспекта, вливались в парк через южные ворота. Эрин миновала группу зевак, собравшихся вокруг жонглировавшего тремя мячами и кухонным ножом уличного артиста, и ускорила шаги. Она была почти у цели.