Сын рыбака

В начале каждого лета появляется мелкая сырть, если тому хоть немного благоприятствуют ветры. Чаще всего это бывает около Янова дня, поэтому ее и зовут Яновой сыртью. Этим летом она несколько запоздала, — всю вторую половину июня дул береговик. Но около дня Семи братьев ветер переменился, и однажды поутру ставные сети Оскара засеребрились от сырти. На одну сеть пришлось по целой кале, а то и больше. Почти весь улов отправили в Ригу, но одну корзину Франц отнес в гостиницу «Вилла Фреди», где с открытием дачного сезона значительно увеличилось количество посетителей и буфет постоянно нуждался в свежей рыбе. Проходя курортом, Франц встретил много дачников, которые спрашивали у него рыбу. Он не мог удовлетворить их, потому что корзина целиком была обещана гостинице. Зато в следующий раз он захватил две корзины и, сдав одну повару, пошел с другой по дачам. Ему повезло. Почти в каждом доме покупали несколько фунтов и платили дороже, чем в Риге.

В корзине еще осталось несколько килограммов, когда Франц подошел к даче, стоявшей по соседству с «Виллой Фреди». Войдя во двор, он никого не застал: видимо, хозяева ушли на пляж купаться. Он уже хотел идти дальше, когда из окон дачи послышались звуки рояля. Паренек остановился и прислушался к нежным звукам. Никогда еще он не слышал такой музыки. Была ли то песня, танец или что-нибудь другое, он не знал, но что-то невыразимо прекрасное, сладостно-печальное было в этих звуках. Вслушиваясь в них, Франц сам почувствовал глубокую грусть. Он подошел ближе. Двери и окна были раскрыты, в кухне не было видно ни души. Франц поднялся на веранду, немного постоял в нерешительности и подошел к открытым дверям комнаты. Неумытый, босой, со всклокоченной головой и выпачканными смолой руками, в старой куртке, на которой поблескивала кое-где присохшая чешуя, он казался дикарем в этой опрятной комнате, где всюду была хорошая мебель, пол устилали дорожки, а на столе в хрустальной вазе стояли свежие цветы. Рояль занимал угол комнаты против самой двери. На нем, сидя спиной к Францу, играла молоденькая девушка в зеленой с красным пижаме. На минутку она прервала игру, заложила за шею руки и выгнула спину, так что темные пышные волосы волнами рассыпались по плечам. Франц не смел пошевельнуться. Он затаил дыхание и не отрывал глаз от этого существа — он никогда еще не видел такой красивой девушки. Потом она раскрыла другую тетрадь и запела на незнакомом языке. Францу ее голос показался еще прекраснее, чем звуки рояля. Он был не в силах тронуться с места и только переминался с ноги на ногу.

Вдруг девушка захлопнула крышку рояля, встала и только тогда заметила в комнате чужого.

— Ах! — вскрикнула она от неожиданности. — Что вам здесь нужно?

Франц смущенно забормотал что-то про рыбу.

— Что вы говорите? — спросила девушка, придя в себя. — Как вы сюда попали?

— У меня свежая рыба… Может, пожелаете фунтик?

Франц был не из пугливого десятка, всюду он смело предлагал свой товар, но сейчас он чувствовал себя так, будто его поймали на каком-то проступке.

— Рыба? — девушка подошла ближе и посмотрела в корзину. — А она свежая?

— Утреннего улова… Сырть еще живая.

— Как хорошо, что вы пришли! — сказала девушка, коснувшись тоненькими пальчиками серебристой рыбы. — Пойдемте со мной, я позову маму.

Она вышла через веранду и повела Франца вокруг дома. По другую сторону дачи, почти у ограды гостиницы, стояла небольшая постройка вроде кухни или прачечной. Моложавая дама разбирала белье, а прислуга подогревала воду.

— Мама, здесь можно купить свежую рыбу! — сказала девушка. — Не взять ли нам к обеду?

Дама осмотрела рыбу и спросила, сколько Франц возьмет за нее.

— Мне все платили шестьдесят сантимов за фунт, — покраснев, ответил он.

— Ну хорошо, тогда я беру. Сколько у вас там всего?

У Франца был с собой маленький безмен. Он взвесил рыбу и подождал, когда принесут деньги. Почему-то ему страшно не хотелось уходить отсюда, хотя женщины больше не обращали на него внимания, а девушка даже ни разу не взглянула. Он долго возился у ворот, не мог закрыть щеколду и все время оглядывался назад. Но чудесное создание в зелено-красной пижаме уже исчезло за дверью дачи.

На следующее утро рыбы было немного. Оскар хотел пустить ее в садок и сохранить до четверга, когда на рынке стояли самые высокие цены.

— А вдруг она уснет, — сказал Франц. — Сейчас такая теплая вода. Не лучше ли ее опять разнести по дачам?

— Можно, конечно, — согласился Оскар. — Но тогда ты совсем не успеешь отдохнуть. Поди лучше сосни часок, после обеда нам надо проверить мережу.

— Мне это нипочем. Все равно спать совсем не хочется.

Теперь Франц каждый день прохаживался с корзиной по курорту. Повсюду он запросто предлагал и продавал товар, но, приближаясь к даче, где жила молоденькая девушка в зелено-красной пижаме, всегда испытывал необъяснимое волнение. При встрече с девушкой он краснел и опускал глаза, не осмеливаясь взглянуть на нее. Но для ее семьи он сберегал самую лучшую рыбу, и у него аккуратно через день брали ее. Над его застенчивостью начали посмеиваться, иногда его поддразнивали, но шутки были самые безобидные, а Францу было дорого каждое слово, произнесенное девушкой. Вскоре он узнал ее имя — звали ее Вильма. Ее отец был врачом в какой-то большой больнице, люди они были состоятельные.

Вильма иногда шутила с Францем, но это случалось редко, очень редко. А Францу ведь большего и не надо было — он довольствовался несколькими словами, одним ласковым взглядом, тогда ему было о чем думать до следующего дня.

— Да ты болен, Францик, — сказал однажды Оскар. — Почему ты почти ничего не ешь?

— В жару мне ничего не хочется, — отвечал тот.

8

Питерис еще с весны стал распространять лотерейные билеты «Рыбачьего фонда взаимопомощи». Розыгрыш был намечен на конец августа. В каждом поселке было по одному доверенному от рыбаков, который ведал их распространением. Раз в месяц депутат объезжал поселки и собирал полученные за билеты деньги, так как он сам был главным кассиром. Поговаривали, что в руках Питериса собралось уже больше двадцати тысяч латов и пора было подумать о розыгрыше. На билетах были перечислены главные выигрыши: восьмисильный мотор для лодки, новая рыбачья лодка, мотоцикл, несколько велосипедов и много других полезных вещей. Но «друг рыбаков» говорил, что спешить с их приобретением не стоит, сделать это можно в последнюю неделю, тем более что он уже все присмотрел. Это была правда — Питерис обошел в Риге ломбарды и аукционные залы, да и на барахолке кое-что можно было достать. Мотор он успел приобрести у одного эстонца, который, прибыв на моторке в Ригу, не мог вернуться назад из-за порчи этого самого мотора и рад был получить за него несколько сот латов. Правда, поставленная в счете сумма была на один ноль больше той, которую истратил Питерис, но разве мотор стал от этого хуже? Питерис прикупил несколько деталей, пригласил механика, велел исправить мотор, окрасил его в светлую, серебристую краску, так что он стал как новенький, и выигравшему его оставалось бы только радоваться. А покупать в магазинах новые вещи для какой-то лотереи было бы просто безрассудством.

В конце июля в кооперативе состоялось годовое собрание. Правление ничего утешительного доложить не могло: денег не было, строения требовали ремонта, на рынке дела шли все хуже. Предприятие находилось накануне банкротства. Кассир Осис не мог даже предъявить те суммы, которые значились в остатке по книгам. Куда они девались, объяснить он тоже не мог. Ревизоры полагали, что здесь большую роль сыграла «Вилла Фреди». Последний, метко нацеленный удар нанес Гароза. Он выбывал из кооператива и требовал, чтобы ему немедленно вернули весь его пай. То же самое сделали по его приказанию несколько хозяев из чешуян и гнилушан, которые были его должниками. Выплатить сразу такую большую сумму кооператив был не в состоянии.

— Тогда я вас пущу с молотка, — объявил Гароза. — Со мной шутки плохи.