Счастье быть русским

Меня без надзора старших уже отпускали не только до реки, тем более она была в 50 метрах, а даже дальше, но уже с Васьком. Но я решил не посвящать в свою секретную миссию даже Васька. Поиски буду проводить тайно, тем более, в рассказе отца были точные инструкции – никому не говорить, а то не быть мне счастливым. А это серьезные требования, надо не упустить свое счастье.

План уже был готов, утвержден, обжалованию не подлежал. Надо было только побыстрей уснуть, выспаться и начать серьезное дело «государственной важности» – поиски волшебного места. Уснуть не удавалось, в голову лезли разные плохие мысли: вдруг кто-то в деревне пошустрей меня и найдет волшебное место? Ведь дед Сема, баба Ганя, да и братья слышали слова отца. У нас в деревне, если знают двое, то знает и свинья. Расскажут ребятишкам, а они быстро найдут и будут первооткрывателями.

Допустить этого я не мог. Надо было приготовить пути отхода: рассказ отца нужно каким-то образом зашифровать. Всем буду говорить, что он рассказал мне эту историю, как очередную сказку.

Решил так и действовать. Мол, взрослые меня разыграли, что и делали раньше. Особенно «мастером» в этом деле был наш сосед дед Володя Викулин. Приходя к нам в гости, разными способами он пытался меня обмануть.

Хорошо помню один случай. Однажды он сказал, что был в городе Куртамыше и купил слона на колхозном рынке. А потому пришел попросить, чтобы я нарвал для него крапивы, и тогда он разрешит мне его покормить. Слона, якобы, он купил для работы в лесу и собрался на нем возить бревна, и нужно его хорошо кормить.

Я, конечно, в его шутку поверил, пошел рвать крапиву, слон же больше коровы и ему нужно много травы. Об эту крапиву себе все руки обжег, на них кожа покрывалась шишками. А дед Володя смеялся до колик, был доволен, что обманул меня.

Родители целый день были на работе и об этих шутках не могли знать. Но если об этом каким-то образом становилось известно маме, то она была крайне недовольна и выговаривала деду.

Я в долгу перед дедом Володей долго не остался, контрудар был молниеносным. Проволокой я завязал дверную ручку на его калитке, которую он не мог открыть изнутри. Чтобы ее развязать, ему пришлось обойти свой картофельный огород и вернуться к дому, а это долгий путь. Еще до окончания операции я сделал наблюдательный пункт, который расположил напротив его дома в растущей конопле. Трава была такой высокой, что не было видно даже молоденьких телят, прячущихся здесь от жары. Дед Володя меня в таких зарослях тоже видеть не мог. А я с удовольствием наблюдал за тем, как он со своей женой бабушкой Мотей ругались, говорили, что пойдут в сельсовет и будут жаловаться участковому милиционеру. Думали, что им это сделали взрослые ребята. Счет стал «один-один», мы были с ним в расчете. На меня он подумать никак не мог, ведь в деревне такими «делами» занималась молодежь. Старшие ребята по-всякому развлекались, особенно – в ночное время: кому калитку дровами заложат, кому – ворота с петель снимут и на землю бросят.

Но эти пакостные дела были добрыми, шуточными, без злобы, передавались из поколения в поколение.

Я – не исключение. Это были мои первые «боевые» победы в сражении с соседом. Превосходство было всегда на моей стороне, сказывался «большой партизанской» опыт, который я познал, благодаря каждодневным военным учениям с ребятишками во дворе. Мне медали и ордена за эти подвиги вручать было некому, но я представлял, что за каждый бой положен орден и сам себе вешал пару круглых репейных шишек на свою грудь. Они хорошо на одежде держались, были немного колючими, но я терпел. Если орден вручен, значит, надо его носить. Для парадности крепил еще пару шишек на плечи, обозначив тем самым офицерские погоны в звании генерала.

Но, строя свои завтрашние планы, я не заметил, как уснул.

Проснулся рано, можно было еще поспать. Но как можно спать, когда план по поиску волшебных слов уже утвержден. Медлить было нельзя, но нужно еще как-то обмануть бабушку. Родители уже были на работе, просыпались еще раньше, мама доила коров, отец по пути в сельсовет отгонял их в стадо.

Деревенская жизнь отличается от городской. Утром поспать тебе не удастся никогда. Корова своего доения ждать не будет до восьми часов, а то у нее молоко «перегорит». Так говорили взрослые. Природа берет свое, вот и приходилось каждодневно ее подоить до этого времени. Еще нужно успеть открыть курятник и выпустить из него куриц, насыпать пшена, воды налить, телят молоденьких в стадо отвести… Хозяйство требует ухода. Отпусков у коров и куриц не бывает, поэтому круглый год за ними требуется каждодневный уход. Летом прибавляется еще работа по огороду: нужно успеть полить огурцы и арбузы до первой утренней жары, в общем, огородные дела.

Незаметно уйти из дома мне не удастся, бабушка все равно заставит позавтракать и, пока не поем, во двор играть не отпустит. Придется ждать.

А работы у бабушки много: нужно вовремя тесто выложить на противни, чтобы приготовить хлеб и разную выпечку. Хлеб пекли в русской печи, в магазинах его не покупали, особенно мне нравились калачи, испеченные на поду.

На поду – это, когда калач выпекается, чуть ли не на раскаленных кирпичах внутри печи, а не в специальных формах для выпечки хлеба. После его испечения, с помощью пера от нашего гусака, его очищают от золы и угольков. Вкусноту такого калача словами не передать! Калач в печи подрумянится, нижняя корочка похрустывает, запах чувствуется не только в доме, но и по всей улице. Особенно он ощущается зимой, когда ты ранним утром идешь по улице и уже по запаху знаешь, что в каком доме готовят. Печная труба – это «предатель» для хозяев, все тайны выдает: пекутся праздничные пирожки с маком или варится суп из петуха.

Сейчас продукты купишь в супермаркете, особенно, если что-нибудь мясное, и не понимаешь, что готовится при варке – курица или уха, потому что все равно исходит запах рыбного супа. Коровы и свиньи, мне кажется, вообще выращиваются на аптечных складах, и ухаживают за ними не сельские жители, а врачи, вписывая в их рацион лекарства. Современные коровы свежую траву не пробовали, мне кажется, никогда.

Это утро не отличалось от других, придется ждать, пока бабушка меня покормит. Тут на грех Васёк проснулся, а это еще одно препятствие к осуществлению моего плана.

Васька так просто не обведешь вокруг пальца. Он, как охотник, найдет по следу и по запаху, у него было какое-то внутреннее чутье по нахождению меня. Он знал всегда, где и с кем я играю. Был у него, наверное, третий, так называемый, всевидящий глаз. Тут потребуется корректировка плана.

Решение пришло моментально: покину свой двор через картофельный огород, а за ним конопля под два метра ростом, и он меня не в ней не найдет. По крайней мере, его всевидящий глаз не сможет своими радиоволнами меня запеленговать. И я буду уже далеко, в поле его недосягаемости.

Бабушка подбросила дров в печку и сказала, чтобы я готовился завтракать, сегодня у нее по плану блины. Так что мне нужно умыться, почистить зубы и сходить в одно «место», которое находилось, как у всех в деревне, в задней части двора.

А добраться до этого «нужного места» не так-то просто, есть одно препятствие. Дорога к нему проходит мимо курятника, а там живет петух, это мой второй враг после гусака.

Петух был высокого роста, чуть пониже меня. Мне казалось, что ему уже лет шестьдесят. На его макушке был гребень красного цвета, похожий на помпон, как на спортивной вязаной шапке. Какими только красками не наградила природа его одежду из перьев… Все, что есть красивое у нее, досталось такому противному петуху. Кожа на его лапах была похожа на шкуру доисторического динозавра, вся в шрамах, так как он все время ими что-нибудь копал в земле, делая огромные ямы во дворе. И, если повезло, то и в огороде. Дедушке постоянно приходилось их заравнивать и гонять колом петуха с огорода. А если этого не делать, то двор давно бы превратился в военный полигон, как после бомбежки от снарядов. Поэтому, цену он себе знал, гордо ходил по двору, подняв свою, как он думал, умную голову. Имелся у него лишь один недостаток: любил подраться не только со своими соседскими петушиными братьями, которые нарушали его обозначенную, по его мнению, территорию, но и с людьми. Ему было безразлично с кем драться. Лишь бы был повод, а повод у него один: считал, что он во дворе главный, всегда прав, и все с этим должны считаться. Если к нам во двор заходил кто-нибудь из посторонних, петух, как собака, набрасывался на него, распушив крылья, касаясь ими земли, и каким-то охрипшим, злобным голосом кукарекал.