Страница 4 из 19
Пока не было... Однако по сведениям, поступавшим из источников, заслуживающих доверия, свадьба Егоркиной была не за горами.
- Иди к черту, - дружески посоветовала мне Светлана. - В колхозе от твоих шуточек никому покоя не было, и сейчас за свое...
- Так ведь за свое, а не за чужое, - сказал я. - И чем плохи мои шутки?
По-моему, смех продлевает жизнь.
- А кому-то сокращает, - попыталась подвести черту Светлана.
- Значит, я могу отсюда уйти? - спросил я.
- Можешь, - подтвердила Светлана. И добавила: - Только сначала запиши фамилию, курс и группу. И поразборчивей.
Покончив с бюрократическими формальностями, я двинул в "десятку".
Аудитория была уже почти заполнена. На передних местах, ближе к трибуне, чинно расположились старшекурсники. В центральных рядах компактно сидело несколько девочек из 25-й группы - Танька Кедрина, Ленка Зверева, Леночка Корнилова со своей неразлучной Мариной Федосеевой, Светка Шепилова и Ленка Хрусталева. Все шесть что-то озабоченно строчили в общие тетради.
Наверное, списывали конспекты.
Проходы между рядами были уже заняты, так что протиснуться к 25-й группе не представлялось возможным.
Но нет худа без добра. На "камчатке", уже оккупированной первокурсниками, еще оставались свободные места. Я расположился с самого края, поближе к двери, чтобы, когда надоест балаган, быстро слинять.
Рядом со мной сидела какая-то девушка с первого курса, читавшая "Энеиду".
Впрочем, это было только мое предположение. С таким же успехом я мог сказать, что она читала "Одиссею" или "Илиаду". Или любое другое произведение, включенное в программу по античной литературе.
Преисполненный высокомерия к своей соседке (для меня античная литература была давно уже пройденным этапом - на экзамене по "зарубежке" я получил законную пятерку), я достал из дипломата прихваченный из дома "Поселок"
Кира Булычева, новый роман любимого писателя-фантаста, с большим трудом приобретенный в "Букинисте" через книгообмен, - и погрузился в чтение.
Динамически развивающийся сюжет настолько увлек мое внимание, что я не услышал, как открыли комсомольское собрание. Когда я оторвался от книги, то увидел, что за стоящим на высоком подиуме столом, покрытым традиционной красной скатертью, восседало пять человек: ВЯК, Иннокентий Власович Фоменко - декан факультета, три студентки-пятикурсницы. Перед ВЯКом стоял графин с водой. Очевидно, он (ВЯК, а не графин, конечно) играл роль председателя. Правое место рядом с ВЯКом пустовало. За обшарпанной деревянной кафедрой с выцветшим советским гербом стояла секретарь комсомольского бюро факультета и, не отрываясь от спасительной бумажки, заупокойным голосом вещала: "мы добились определенных успехов...", "мы провели целый ряд мероприятий...", "однако несмотря на определенные успехи...", "отдельные недостатки не дают нам...", "мы будем и впредь вести борьбу за перестройку...", "против негативных явлений в жизни филологического факультета..." Словом, докладец был еще тот. Если бы в аудитории в это время летали мухи, они наверняка бы сдохли. Очевидно, это и был отчет о проделанной работе. И, что самое занимательное, мне показалось, что он слово в слово повторял то, что мне (да, думаю, и не только мне) приходилось слышать на школьных комсомольских собраниях.
Различие было несущественным: сейчас были добавлены всего два новых слова - "перестройка" и "гласность". Но контекст, в котором употреблялись эти два слова! У любого нормального человека - не филолога! - от услышанного волосы мгновенно встали бы дыбом. Как вам такие перлы изящной словесности:
"Мы все как один должны помогать партии двигать вперед перестройку, бороться за демократизацию и гласность. Наша помощь партии должна заключаться в отличной учебе и активной общественной работе на благо страны. Студенты филфака должны взять на себя повышенные обязательства сдавать сессию только на "хорошо" и "отлично". Отличной учебой студенты будут крепить перестройку!"
Слушать такие высокоумные речи лично мне было смешно. А главное - до зевоты скучно. И такого мнения придерживался не только я. Великолепный по изяществу слога спич секретаря комсомольского бюро внимательно слушали процентов десять аудитории - в основном те, кто не запасся заблаговременно интересной книгой. Или кому не с кем было обсудить личные проблемы.
По всей видимости, именно обсуждением личных проблем и занимались сейчас девушки из 25-й группы. Я хорошо видел, что Ленка Зверева что-то рассказывает сидящей рядом с ней Леночке Корниловой и Маринке Федосеевой.
Вероятно, что-то смешное, потому что через короткие промежутки времени Леночка и Маринка прыскали. Лицо Ленки Зверевой при этом оставалось совершенно невозмутимым. Танька Кедрина о чем-то увлеченно беседовала со своей подружкой Светкой Шепиловой. Ленка Хрусталева что-то писала.
Словом, все были при деле.
Наконец секретарь комсомольского бюро кончила читать свой доклад. Вопреки моим ожиданиям, окончание доклада не было встречено бурными продолжительными аплодисментами, переходящими в несмолкаемую овацию. В аудитории раздался вздох облегчения - словно паровоз спустил пары.
Докладчица аккуратно сложила листочки своей шпаргалки и степенно сошла с трибуны, заняв место во главе стола президиума, рядом с Кузькиным.
- Кто-нибудь хочет высказаться по существу вопроса? - спросил ВЯК, не вставая.
Ответом ему было гнетущее молчание. Высказываться по существу вопроса никому не хотелось. Большинству присутствующих хотелось поскорее завершить это скучное мероприятие, именуемое комсомольским собранием, и заняться куда более важными делами.
- Значит, прений по докладу открывать не будем, - резюмировал Кузькин. - Тогда переходим ко второму вопросу повестки дня. Слово имеет...
- Погодите! - раздался звонкий девчоночий голос рядом со мной. Это была первокурсница, читавшая что-то античное. - Я хочу сказать...
- Мы уже перешли ко второму вопросу, - торопливо заметил Кузькин, которому, видимо, тоже хотелось поскорее все закончить.
- А я хочу сказать, что... - не унималась девушка.
- А этот как народ решит, - демократично прервал первокурсницу Кузькин, справедливо полагая, что уставший народ будет целиком на его стороне.