Страница 21 из 41
Широкие из плотных тканей белые рубашки были одеты на существах (на вроде тех, что когда-то носили предки Даши славяне), они полностью скрывали туловище, дотягиваясь до колен, а их рукава завершались на запястьях, переходя там, в расписные металлические пластины. Такие же пластинчатые опояски проходили по вороту рубашек, прикрывая короткую шею. На них, как и на подоле материи рубашек были нанесены символы, в коих Дарья признала руническую письменность славян, и даже разглядела отдельные из них: первую руну ряда, называемую мир, Белбог, Древа Мира; руну Бога Перуна, символизирующую борца за свободу Родины; руну Опора, представляющую собой связующую горизонталь разрозненных частей Вселенной в единый поток.
Широкими, стягивающими их мощным талии, были пояса, точно сделанными из загнутой полосы металла, и с загнутыми носами серебристые сапоги. На поясах существ (перепутанные серебристыми тончайшими цепочками) поместились воронкообразные приспособления, похожие на рога для вина, с остроконечными носами, увитые серебристыми вставками какого-то чудного, расписного орнамента.
Дарья разглядывала существ, вероятно, не более десяти секунд, а когда сомкнулись створки за ушедшим авгуром, Минжминжо Нию и четырьмя чудовищами, тотчас перевела взор на оказавшегося теперь напротив нее второго велесвановца, который внезапно сказал:
– Ассаруа Девдасу не позволительно противоречить. Недопустимо с ним спорить, грубить, перебивать или задавать не существенные вопросы. Среди велесвановцев не принято говорить младшему в присутствие старшего, без его дозволения. – Глядя в лицо этого велесвановца, Даша отметила, что оно выглядело много женственней, чем у авгура, будто он был не то, чтобы его моложе, а прямо-таки много младше годами. – Прашант, – отозвался тот и легонько качнул головой, очевидно, выражая, таким образом, приветствие. – Меня зовут Прашант, я старший ссасуа, ассаруа Девдаса. А вас поколь будут величать бурсак, и не нужно с тем спорить. Покуда, вам ассаруа не выберет имя.
– У меня есть имя, – немедля отозвалась Даша, чувствуя, как раздражение в ней переплелось с волнением, которое, как оказалось, не покинуло ее новое тело и, определенно, было всегда спущено на него мозгом или диэнцефалоном.
– Нет! У вас нет имени. Покуда вы только аукционный экземпляр, оный, может быть подвергнут перепродаже, обмену или уничтожению, – молвил Прашант, его голос хоть и звучал для юнца высоким, как альт, был наполнен осиплостью, точно он дотоль долгое время хворал, мучаясь горловой простудой.
Глава девятая
Прашант ступил резко вперед, слегка потеснив Дарью, и положив на тахту небольшой сверток, принялся неторопливо его разворачивать. И перед развернувшийся в направлении тахты Даши появилась белая, широкая, и видимо, верхняя одежда без рукавов и с просторным капюшоном, да пара туфель. Это была схожая с мокасинами, кожаная обувь. Опять же белого цвета с тонкой подошвой, будто цельно скроенная, с высоким вставкой-язычком, и зелеными по его краям нашивными швами. Скинув на пол мокасины старший ссасуа, подняв, развернул верхнюю одежду, напомнившую Даше плащ, коль сейчас и носимую на Земле, так в основном военным, потому одеваемую внакидку.
– А если вы, бурсак, не хотите, подлежать очередной переплавке, – заговорил после небольшой паузы Прашант, разворачиваясь в сторону стоящей Дарьи и слегка встряхивая удерживаемый в руках плащ. – Лучшим для вас станет слушать меня и выполнять все, указанное пресветлым авгуром Девдасом, моим и вашим отныне ассаруа. А днесь, обувайтесь, – дополнил он, воззрившись взглядом своих темно-синих радужек в лицо Даши, точно зондируя его. – Мне же, как старшему ссасуа, необходимо озвучить перед вами основные уложения поведения юного велесвановца. Итак, первое уложение – всегда молчать; второе – всегда подчиняться слову старшего, в сем определяющее значение имеет слово негуснегести Аруна Гиридхари, засим слово ассаруа, после слово старшего вас по колоходам ссасуа. И третье…
Прашант, так и не договорив, резко прервался, и вновь встряхнув удерживаемым в руках плащом, прочертил линию собственным взором до лежащих, на белоснежном полу, мокасин, отличимых от одетых на нем, всего только зелеными нашивными швами на язычках. Видимо, тем молчаливым указанием, каких-то чуждых, лишенных привычной склеры, глаз стараясь, если не напугать, так, непременно, подчинить себе юного велесвановца. Его взгляд еще немного зондировал мокасины, затем весьма резко вскинулся вверх и уперся в лицо Даши, вроде жаждая прожечь щель меж ее глаз, имеющих там небольшое углубление-выемку. Только, в отличие от испытанного когда-то на Земле приступа физического страдания, от проникнутого в черепную коробку взгляда одного из таусенцев, сейчас было ощущение лишь слабого толчка в голову, осознание собственной защищенности от взора Прашанта. Впрочем, также разком обозрение перед Дарьей сомкнул удлиненный луч пятиконечной, красной звезды, нежданно набухшей в своих размерах, и с тем заслонившей пространство вокруг. Резко качнув головой, она все же изгнала и сам луч, и красную звезду, расчистив себе обзор, да тотчас узрев впереди темно-синие радужки глаз Прашант, неосознанно подумала, что старшему ссасуа не удастся ее подчинить, и опять же энергично опустилась на присядки. Завершив сим движением противостояние между Прашантом и собой, разумно оставляя его на потом. Да принялась натягивать на стопы мокасины, теперь на ощупь показавшиеся Дарье изготовленными не из кожи, а будто из тончайшего шелка.
– И третье уложение, – вероятно, Прашант решил, что сломил Дашу, посему голос его не скрываемо торжествуя, звучал высоко. – Всегда и безоговорочно исполнять указанное старшими велесвановцами.
Натянув мокасины на ноги Дарья, юный велесвановец, бурсак, как теперь ее величали, стремительно поднявшись, испрямилась. Она вздела голову, так, дабы прожечь щель меж глаз Прашанта, и откровенно раздраженно проронила, стараясь, раз и навсегда расставить (как сказали бы русские, земляне, солнечники) все точки над «и», а именно довести до логического конца дотоль свернувшееся противостояние:
– Не смей лезть, в мою голову. Это не по твоим силам, иначе… – юный велесвановец прервался не более чем на несколько секунд, а после с неукротимой мощью собственного диэнцефалона и взгляда, прямо-таки буравящего голову старшего ссасуа, додышал, – тебе не поздоровиться, так как я это гадство не потерплю!
Судя по всему, последнюю фразу Дарья сказала с особой силой. Ибо в следующий момент Прашант, стремительно качнулся назад-вперед, а дрогнувшие где-то в локтях его руки, прижали к груди всю поверхность удерживаемого плаща, словно загораживаясь им от молвленного юным велесвановцем. Он срыву выдернул из хватки взгляда Даши собственные глаза и энергично развернул голову вправо. А по его тонкой зеленовато-коричневой коже с болотно-сизыми, расплывчатыми пятнами щек пробежала легкая зябь, подобная той, коя бывает на поверхности воды от внезапно подувшего ветра. И немедля в пространстве все еще смотрящего в сторону ссасуа взора Даши появилось мощное напряжение, точно заполненное электрическим зарядом давеча ударившей молнии.
Ярчайший проблеск красного света снова затмил видимость глаз Дарьи, и испуганно вздрогнув (от этой мелькающей звездочки), она торопливо качнула головой и, очевидно, моргнула. Только десятком секунд спустя осознав, что веки ее представлены тонкими полупрозрачными пленками, нечасто наползающими сверху, и вроде как облизывающих глазное яблоко.
Прашант промеж того вновь встряхнул материей плаща и шагнув вперед, накинул его на плечи Дарьи, помогая ей продеть сквозь проемы руки и стыкуя несколько внахлест сами края на груди. Он значимо снизил указательный тон в речи, видимо, осознав мощь выплеснутого на него досель, и плавным движением укрыв голову бурсака капюшоном, скрыв его полами и само лицо, пояснил:
– Сия одежда называется дхату. Тяперича, вы не должны говорить, вплоть до прибытия на планету, Велесван. – Всего только самая малая пауза, и ссасуа, много просительней дополнил, – и капюшон, пожалуйста, не снимайте.