Черная Мария

Он не успел глянуть вниз, как из темноты вылетела рука и вцепилась в его щиколотку. С воплем ужаса Анхел вырвался, и тут за ним будто хлопушка разорвалась. Рядом с головой Софи взметнулся кукурузный шелк.

— БЫСТРО!

Анхел толкнул Лукаса и Софи к джипу и обернулся через плечо. За ними полз шериф Баум. Он был с головы до пят залит кровью. Волосы слиплись в алый ком. Из разорванного плеча сквозь дыру рубашки блестела молочным блеском ключица. Бесполезные ноги с множественными переломами волочились сзади, глаза горели от болевого шока и ярости.

— Ы-ы-ы...

Язык не слушался шерифа. Он снова поднял револьвер и выстрелил, но пуля зарылась в землю перед ним. Тело шерифа внезапно выгнулось в агонии, и он затих.

Остекленевшие глаза еще долго смотрели на Анхела, и невозможно было понять, умер ли шериф, или все еще смотрит.

И тут раздался жуткий крик. Анхел повернулся к джипу. Кричал Лукас. Он стоял на коленях, крича и захлебываясь, как новорожденный, цепляясь ногтями за водительскую дверцу. Его лицо было искажено до неузнаваемости. По щекам текли слезы, все тело содрогалось в конвульсиях. Из ноздрей вылетали искры. По другую сторону кабины Софи на четвереньках ползла к машине, и дыхание вырывалось из нее дымом.

Друзья Анхела горели, как предохранители в коротком замыкании.

Анхел рванулся к джипу.

Дальнейшие события разворачивались в течение десяти секунд, не больше, но Анхелу они показались длиннее вечности. Внутри его живота уже начинала пульсировать обжигающая боль — проклятие обретало силу, — но Анхел не замечал ее. Он не замечал ничего, кроме водительской дверцы джипа. Только потом он поймет, как им всем тогда повезло — все двери джипа оказались незапертыми, а счет уже шел на секунды.

Распахнув водительскую дверцу, Анхел втолкнул Лукаса внутрь. Лукас перетащил себя по сиденью и вцепился в руль. Анхел прыгнул на заднее сиденье. Софи уже наполовину забралась в салон, когда Анхел втащил ее за рубашку.

Лукас ударил по педаль газа, и джип рванулся с места. Виляя в потоке взметенной земли и кукурузных волосьев, машина перла к шоссе. Анхел торопился захлопнуть бешено болтающиеся двери.

Через минуту джип снова был на дороге.

Шины визжат... скребут по дороге и уворачиваются во тьму... бегут прочь... крысы бегут с тонущего корабля...

И запахи...

Запах дизельного топлива сливается с медным запахом крови... внутри нее... клокочут в водовороте боли и ненависти...

Ванесса захлебывается в собственной ненависти.

Удар сбросил ее с сиденья на пол. Высохшие ноги сложились под ней, тело наполнилось хрустом ломающихся костей. Она лежала лицом вниз. Волосы пропитывались пролитой жидкостью. Нос забило сгустком крови. Шевелиться она не могла, но еще слышала. Слышала, как замирает вдали гул машины шерифа.

Злая ирония, что все так кончилось. Эрик, этот безголовый увалень, подъехавший слишком близко. Галлюцинация, вызвавшая аварию. Цепная реакция, затянувшая лимузин в водоворот огня и битого стекла. И теперь это позорище...

Подыхать на полу, уткнувшись лицом в размокший ковер, тонуть в трясине, как дворняга... как сука... ползти... ползти сквозь падаль... экскременты... сквозь эту вонь...

Вонь мокрого сена и навоза... и возвращение страшного воспоминания...

Источника всей боли...

Бегом!..

Вниз мимо мельницы. Вверх по холму Тасситер. Через поле и туда, к задворкам фермы Дега. На расчистке, за домом, старая маслобойня.

Сквозь дверной проем, в темноту, впереди Ванесса, за ней Томас. За пустое стойло, в дальний укромный угол. У Ванессы бешено колотилось сердце. Этот вечер будет самым безумным за всю ее тринадцатилетнюю жизнь. Она уже целовалась с чернокожим мальчиком. Сейчас они с Томасом откроют друг другу все свои тайны.

Они опустились на сено. Томас сказал ей, что она красива. Ванесса сказала Томасу, что он лучше всех мальчишек на свете. Они снова поцеловались. Губы их дрожали, ощущая, исследуя, пробуя... Томас начал тихо сдвигать вниз бретельки ее платья...

Внезапный звук.

Томас застыл. У Ванессы во рту стало суше песка. Отчетливо послышалось постукивание прутиком по деревянным перегородкам, тяжелые медленные шаги. Томас повернулся и заметался вдоль стены в поисках выхода. Ванессу охватил ужас. Через несколько секунд перед ними возникла фигура мужчины, смотревшего на них сверху вниз.

В лунном свете Морис Дега казался десяти футов роста. Одетый в священническое облачение, в широкополой шляпе, он, казалось, был воплощением власти и могущества. Помолчав, он произнес ледяным голосом:

— Возопи, как дева, подпоясанная власяницей, ибо нечиста ты теперь.

Треснуло дерево. Томас выбил прогнившую доску и ужом проскальзывал в дыру. Миг — и его не стало.

— ТОМАС!

Ванесса бросилась к щели, но крепкая рука сомкнулась на ее лодыжке. Держа, как тиски, она втащила Ванессу обратно во тьму.

— Лишь кровь может искупить грех!

Морис закатывал рукава.

— Папочка, пожалуйста!..

Ванесса пыталась вырваться, но рука держала, как ножные кандалы.

— Ты согрешила. Ванесса!

— Не на-а-а-адо!!!

— Прими лекарство, дитя!

Ванесса отчаянно закричала, но Морис был неколебим. Он перевернул Ванессу на живот и придавил. В рот ее набилось заплесневевшее сено, слезы градом катились из глаз. Она пыталась посмотреть, что он собирается делать, но слезы, ужас и стыд застилали ей глаза.

Потом обрушился первый удар.

Морис пользовался заслуженной славой одного из самых сильных мужчин во всей округе Мобил-Бей. При жизни жены он каждый год участвовал в состязании силачей на ярмарке округа Болдвин. Он мог приподнять груженую телегу и сменить колесо. Ударом ладони он мог вогнать гвоздь в бревно. За все эти годы отец шлепнул Ванессу только один раз, когда ей было десять, и с тех пор у нее на ягодицах остался рубец. Но теперь было по-другому. За этими ударами ощущалось безумие.

Ванесса взвизгнула от боли. Будто в нее выстрелили крупной дробью. Она судорожно обернулась, и перед ней мелькнуло лицо отца в отсвете луны. В темных глазах горел гнев. Но хуже всего была его рука. Мускулистая правая рука. Сложенные вместе пальцы, тверже металла, пульсирующие на запястье вены. Рука стала смертельным оружием.

Морис ударил снова. Ванесса взвизгнула и захлебнулась рыданиями. Боль была титанической. Она взорвалась во всем теле, как от удара электропогонялкой для скота. Не может быть, чтобы он бил ее и дольше.

Ванесса молилась, чтобы он перестал.

От третьего удара в ушах у нее зазвенело, тело болезненно задрожало. Она хотела закричать, но дыхание перехватило. Так она и лежала, на отсыревшем сене — широко разевая рот в беззвучном крике, словно рыба, выброшенная на берег. Ноги немели, перед глазами плыл зазубренный край дыры, куда лишь несколько секунд назад исчез Томас.

Потом оказалось, что главные повреждения были получены от четвертого, пятого и шестого ударов. Позднее, собравшись на консилиум в доме Дега, доктора приглушенно говорили друг другу, что именно произошло с девочкой. Повторные удары отцовской руки сплюснули кость вокруг основания спинного мозга. Это привело к разрыву нерва, стенозу спинномозгового канала, атрофии седалищного нерва и в результате — к необратимому параличу.

Но в ту ночь, в темноте маслобойни, в разгар избиения, это уже было не важно. Когда эта тяжелая рука наносила седьмой удар, Ванесса больше ничего не чувствовала. Ее тело онемело полностью. И она лишь беззвучно плакала, не отрывая глаз от зазубренной дыры в стене.

В отдалении на фоне полной луны мелькал силуэт Томаса. Он бежал к роще на западном горизонте. Бежал изо всех сил. Бежал, спасая свою жизнь. Бежал, как вспугнутый олень. Бежал, скользя над буреломом, петляя среди деревьев, бежал беззвучно. Бежал.

Предав Ванессу.

Да будет он проклят!

Рука опустилась вновь...