Страница 17 из 71
Все трое замолчали, пытаясь справиться с расшатавшимися нервами. Наконец Лукас нарушил молчание:
— Знаешь, что я тебе скажу, амиго... ты нам очень помог, и в благодарность попробуй себя в качестве водителя «Марии».
У Анхела загорелись глаза.
— Пойдем, — сказал Лукас, направляясь к кабине.
Все трое забрались в кабину, причем Анхел сел за руль, любуясь удобной панелью с многочисленными приборами. Лукас сел на пассажирское место, а Софи поместилась сзади. Лицо Анхела светилось от счастья, как у ребенка, сидящего на коленях у Санта-Клауса. Его выразительные карие глаза сияли радостным удивлением, тонкие пальцы слегка подрагивали в нерешительности.
— У малышки тринадцать скоростей, — сказал Лукас, роясь в кармане в поисках любимых мини-сигар. — Одиннадцать передних и две задних. Включай самую низкую скорость и дай ей чуть-чуть газу.
Взглянув в боковое зеркало, Анхел завел мотор и медленно выехал с обочины на шоссе.
— Легче, амиго! — Лукас перекрыл голосом скрежет коробки передач. — Это тебе не шлюха. Мягче с ней, как со школьницей на первом свидании. Не торопись.
Анхел стал медленно переключаться на более высокие передачи и увеличивать скорость.
Сидя позади мужчин, Софи наблюдала, как скрупулезно и тщательно действует Анхел. За короткое время, что прошло с момента их знакомства с этим невзрачным пареньком, она каким-то непостижимым образом сумела полюбить его почти материнской любовью. Софи вздрогнула, вспомнив, как подвергла его смертельной опасности, втянув в этот идиотский трюк с заправкой на ходу. Потом она склонилась к уху Анхела и спросила:
— Ты живешь где-то поблизости, Анхел?
— Да, мэм, — ответил тот, не отрывая взгляда от дороги.
— И давно ты работаешь на станции «Дикси-бой»?
— Третий год узе... с тех пор, как моя мама попала в приют для дусевнобольных...
— У тебя есть братья, сестры?
— Нет, мэм.
Поморщившись, Софи сказала:
— Сделай мне одолжение, Анхел, — зови меня просто по имени и на ты. Когда мне говорят «мэм», у меня появляется такое ощущение, словно на меня надевают квадратные ортопедические башмаки и белые хлопчатобумажные носки.
— Ладно, Софи! — улыбнулся Анхел.
Выпустив облачко дыма, Лукас повернулся к пареньку и сказал:
— Значит, ты живешь вдвоем с отцом?
В воздухе повисла неловкая пауза, и на лице Анхела появилась ироническая улыбка.
— Нет, сэр. Отец бросил нас с мамой, когда я был есце совсем маленьким, я его дазе не помню. Сейчас я зиву совсем один. Два раза в месяц я еззу к маме, в приют. Это в Цаттануге. Я привозу ей зареного цыпленка и маисовых лепесек, которые сам пеку. А есце я навесцаю своего дядю Флако...
— Довольно много обязанностей для такого юнца, как ты, — задумчиво произнес Лукас.
Анхел только пожал плечами.
Грузовик приближался к повороту. По обеим сторонам шоссе высились старые сосны, упираясь верхушками почти в самое небо. Воздух был чист и свеж.
— Смотри-ка, Софи, — улыбнулся Лукас. — Да этот парень просто прирожденный дальнобойщик!
Софи улыбнулась:
— Да, это мне напоминает...
Она замолчала на полуслове.
Впереди, в сотне ярдов от «кенворта», странно дергаясь, словно смертельно раненный зверь, на обочину шоссе съезжал автомобиль. Его двигатель то и дело глох, потом снова заводился и снова глох. Судя по всему, у него кончился бензин.
Все трое узнали машину тут же.
Это был «камаро» Мелвила цвета морской волны.
5. За кулисами
Лукас с маху ткнул сигару в пепельницу.
— Съезжай следом за ним, парень! И передачу переключи!
С трудом справляясь с массивным рычагом переключения передач, Анхел снизил скорость и нажал на тормоз. Раздалось шипение пневматических тормозов, двигатель жалобно застонал, и «Черная Мария» медленно съехала на покрытую гравием обочину, остановившись в нескольких ярдах позади зеленого «камаро». Протянув руку к приборной панели, Лукас включил аварийную сигнализацию. Софи быстрым движением выхватила из-под сиденья два ручных фонарика, и все трое выпрыгнули из кабины.
Утренний воздух был Чист и прохладен, напоен волнующим ароматом росистых дикорастущих трав и цветов. Солнце еще не успело разогреть его. Обернувшись, Лукас поискал взглядом другие машины. На шоссе было пусто.
— Мелвил?! — окликнул водителя Лукас, осторожно приближаясь к машине. — Ты там жив?
Никто не ответил. Зеленый «камаро» стоял неподвижно. За тонированными стеклами никто не шевелился.
Лукас направился к заднему бамперу, гравий звонко хрустел под его ногами.
Воображение ни с того ни с сего врубилось на четвертую скорость. Лукасу представилось, как Мелвил, подобно ведьме из триллера, тает в кабине, словно мороженое на солнцепеке, и его остроконечная шляпа медленно оседает в большую лужу грязноватого месива.
Остановившись в нескольких дюймах от «камаро», Лукас попытался заглянуть в салон. И увидел в тонированных стеклах отражение окружающего пейзажа и своего неуверенного лица.
Неожиданно позади него что-то громко захлопало. Лукас подпрыгнул чуть не на шесть дюймов и обернулся. Софи вместе с Анхелом зажигала аварийные шашки, втыкая их в гравий обочины.
— Что это ты так дергаешься, а? — сам себя тихо спросил Лукас. — Очко играет?
И тут же вздрогнул от другого звука. Он доносился из «камаро». Сдавленный и нечленораздельный, он напоминал вой раненого зверя. Подойдя к водительской дверце, Лукас почувствовал запах протухшего бекона и еще чего-то странного, похожего на горелую резину.
Внезапно дверь распахнулась.
Лукас отшатнулся и, оступившись, грохнулся на гравий.
Острые камешки прорвали штаны и больно вонзились в ягодицы.
То, что вырвалось из автомобиля и промчалось мимо Лукаса, уже не было человеком. Это был сгусток смертельной боли и дергающихся конечностей. Изо рта этого существа вылетал пронзительный визг, оно бежало к грузовику, руки его болтались плетьми, с губ свисала струйка кровавой слюны.
— Бе... бе... бежать!.. бежать!!!
Карабкаясь по лесенке в кабину грузовика, парень пытался что-то сказать, но исторгаемые им звуки, перемежавшиеся с воплями боли и конвульсивными подергиваниями, были совершенно нечленораздельными. Добравшись до пассажирской дверцы, он схватился за ручку, но покрытые кровью руки скользнули, и Мелвил, оставляя липкие кровавые следы крови на черном металле, свалился на гравий, корчась от невыносимой боли.
Странное дело, но Лукасу показалось, что как только парень перестал бежать, боль резко усилилась.
— Бе... бе... бежать... бежать... бежать!.. бежать!!!
Он корчился и бился в конвульсиях, простирая руки к небу, словно моля о пощаде. Его грудь тяжело вздымалась. Казалось, он задыхался. Широко раскрытые глаза выражали немыслимое страдание. Кровавая пена стекала на подбородок, расцвечивая светлую футболку яркими малиновыми пятнами.
— Бе... бе... бежать... бежать!!! бежать!!! бежа-а-ать!!!
Насмерть перепуганные Софи и Анхел, прижавшись к переднему бамперу грузовика, не могли отвести глаз от ужасного зрелища. И только крик Лукаса вывел их из оцепенения.
— Вызовите «скорую»! Спасателей! Хоть кого-нибудь!!! — кричал он, поднимаясь с гравия рядом с распахнутой дверью «камаро».
Тут Мелвил издал еще более ужасный, полный страшной боли и отчаяния вопль, словно его било током высокого напряжения. Кое-как встав на четвереньки, он пополз прочь от грузовика в сторону высокой придорожной травы.
Но уже через мгновение упал снова, скрючившись и бессильно разевая рот в беззвучном крике.
Лукас подбежал к нему, крича на ходу:
— Что с тобой, браток?! Что случилось?!
Но Мелвил уже не мог издать ни звука. Невидимый мучитель уничтожал его изнутри. Он попытался подняться, но сумел только встать на колени. Поднеся руки к лицу, он вцепился пальцами в собственные глазницы, как человек вцепляется в больной зуб, словно пытаясь вырвать его. Мгновение — и глазные яблоки оказались у него в ладонях, струи крови хлестнули по щекам, перекошенный от боли рот издавал безумный пронзительный вой.