Страница 62 из 65
— Финик, не грусти… Я все равно… не смог бы… жить в этом мире… а в твоем мире я чужой… Прости и прошу… ради меня… будь счастлива…
Я всхлипнула, уткнувшись в плечо Юлиуса, и он обнял меня свободной рукой.
Один из пришельцев сделал шаг нам навстречу и сказал:
— Уходите. Мы не причиним вам вреда.
А потом они просто растворились в воздухе.
— Его больше нет, — прошептала я, и сама не могла поверить этим словам.
— Он есть, — сказал командор. — В каждом из них. Навсегда.
Последующие два дня я почти не помню. Я заболела, лежала в медицинском отсеке в лихорадке и бреду. Как потом объяснил доктор Саймон, это нервное, от перенапряжения. Мне было очень плохо. Все время мерещился Джаспер. Я тянула к нему руки, но другие руки, теплые и чуть шершавые, сжимали мои пальцы.
— Все будет хорошо, Мурка, — говорил Юлиус, а это был именно он, протирая мой лоб чем-то приятно холодным. — Спи, моя хорошая.
На третий день я пришла в себя, сознание прояснилось, и я, хоть и чувствовала себя ужасно несчастной, одновременно с этим чувствовала голод. Организм мой, не смотря ни на что, не хотел сдаваться, он хотел жить. Вот так.
Предатель! Это я про Джаспера. Уверена, он с самого начала знал, что не выберется. «Ради меня будь счастлива»! Злые слезы покатились из моих глаз. Ну как он мог! Как он мог так меня бросить!
Командор вошел в медицинский отсек как раз тогда, когда я рыдала навзрыд, вытирая мокрый нос кончиком одеяла. Он держал в руках поднос, на котором стояла чашка с бульоном, и так и заметался по палате, не зная, куда его поставить, чтобы броситься меня утешать. Это вызвало у меня приступ истерического хохота. Я и всхлипывала, и смеялась, не в силах остановиться, пока он не бросил этот глупый поднос на пол и не прижал меня к себе крепко-крепко, как тогда, когда мы в первый раз поцеловались.
— Ну-ну, успокойся, — шептал он. — Все хорошо, все будет хорошо…
Уже потом я узнала, что рассказали команде: Джаспер был объявлен героем, погибшим, спасая наши жизни. Лишь немногие были посвящены в то, что произошло на самом деле. Пандору все-таки объявят в карантин, и больше ни одно судно никогда здесь не приземлится: Шеман не хотел рисковать.
Итак, экспедицию можно было считать вполне успешной. Погибли, по официальным данным, заявленным в центр, несколько человек: Джаспер Хопер, Бакли Майлс и Марк О'Тул, и те ребята, что в тот день дежурили у шлюза. Все были представлены к ордену мужества посмертно. А «Экспрессия» отправилась в обратный путь с живыми членами экипажа на борту.
Прошло два дня. «Экспрессия» совершила прыжок и направилась к Палладису. Командор вызвал меня на разговор в свой кабинет. После того дня, когда он успокаивал меня и обнимал, мы больше не виделись. Я вернулась в свою, теперь такую пустую, каюту. На следующий день занялась своей привычной работой, у нас не было ни возможности, ни повода увидеться. И вот теперь он вызывает меня на разговор.
Он сидел за столом, такой официальный, такой далекий. Я, сразу же оробев, села напротив. И хотя он смотрел на меня мягко, но я чувствовала, что между нами преграда. Я ничего не понимала. Ему что, нравится мучить себя и меня?
— Мария, извини, что приходиться тебя просить, но я вынужден. Я ничего не знаю о том, что произошло на Пандоре, когда вы с … м-м-м… Джаспером покинули шаттл. Могу только догадываться. Но мне, как командиру экспедиции, нужно знать все.
— Конечно, — я сжала руки на коленях, понимая, как непросто мне будет снова все вспоминать. Я думала, он протянет руку, чтоб поддержать, но он этого не сделал.
И я рассказала. Все. Стараясь не говорить о своих чувствах, а только лишь излагала факты. Рассказ получился не таким уж длинным, и мне даже удалось сдержать слезы. Но на душе словно лежал камень.
Я вернулась в каюту, легла на койку и уставилась в потолок. Пришло время подвести итоги. Что я имею на сегодняшний момент? Я потеряла лучшего друга. Я влюблена в человека, о чувствах которого на самом деле ничего не знаю. Как дальше жить, я просто не понимала.
Все оставшиеся дни на обратном пути я действовала, как робот. Ела, спала, работала. Я запретила себе чувствовать и думать. Мир потерял все свои краски.
Даже когда шаттл приземлился на Альфе и все мои товарищи, светящиеся от радости, обнимались, прощаясь, ни одна искорка света не вспыхнула во мне.
Я взяла сумку и вышла из каюты, даже не оглянувшись.
Командор стоял у шлюзового лифта и прощался со всеми. У него находились теплые слова для каждого члена экипажа. Он и мне пожал руку, наклонился, пытаясь что-то сказать. Но я не подняла глаз, вяло ответила на рукопожатие и поспешила покинуть «Экспрессию». Сердце попыталось остановиться, но я сделала три глубоких вдоха, выпрямилась и ушла в сторону вокзала.
И жаркий день, и привычная суета в Космополисе — все казалось каким-то нереальным. Я не могла поверить, что где-то неподалеку есть комнатка в общежитии — мой дом, и я сейчас в нее вернусь. И потечет обычная жизнь, такая же, как прежде. Работа, пустые вечера у телевизора, редкие вылазки в ночной клуб… В груди опять стало горячо, и на этот раз сколько я ни дышала, легче не становилось. Я поняла, что не могу сейчас вернуться домой. Ну никак.