Шерше ля фам

— Ну конечно, — пожал плечами Гурский. — А чего еще? Ты представь: выясняется, что в автокатастрофе погибает не только хозяин фирмы, но и его жена. Что начинается на фирме?

— Черт знает что… — согласился Волков. — Начинается дележ бабок.

— Именно. И неизвестно, кому сколько достанется. А вот если муж погиб, а жена осталась…

— Н-ну да, все гораздо проще. Жена наследует, а потом…

— Вот, — кивнул Адашев-Гурский. — Вот поэтому-то жена в живых и осталась. Только не та, которая старшая, а другая. А уж как там они обе между собой разобрались… н-ну, в общем-то, трезвой Яне с пьяной сестренкой справиться — тьфу!

— А тело где? — Волков погасил сигарету.

— Ну, Петя… ты уж прямо хочешь, чтобы я тебе… откуда я знаю? Ты вон у Игоря Дугина спроси, — кивнул Гурский на одного из сидящих на диване. — Может, он его съел.

— Протестую! — трижды хлопнул в ладоши Андрей Иваныч. — Прошу оградить Высокий суд от подобных изуверских измышлений, иначе я лишу обвинителя слова! Обвиняемый никогда не смог бы съесть тело взрослой женщины целиком. Без остатка. Ведь существуют же еще и волосы.

— Я вот что думаю, — продолжил Гурский. — Заславский, скорее всего, сам помер. А потом уже эта Яна, которая младшенькая, и у которой с Дугиным роман, долбанула сестрицу… ну, допустим, монтировкой и выдала себя за нее. Чего как проще для двойняшки? Вот они фирму к рукам и прибрали. И ты, Петр, со своими расспросами в этой ситуации оказался им вовсе ни к чему. Они тебя и нейтрализовали… по их разумению, очень ловко. А что там после этого с тобой будет, как ты дальше жить будешь, где работать… им, в общем-то, глубоко наорать. Вот и все.

— А тело где? — спросил Андрей Иваныч.

— А тело где… — развел руки Гурский.

— Где тело? — поднявшись с кресла, навис над сидящим на диване Дугиным Петр Волков.

— Понятия не имею, о чем вы тут говорите, — глядя в сторону, ответил тот. — Бред какой-то.

— Та-ак… — Петр отошел к журнальному столику, взял из пачки сигарету, прикурил ее, сделал несколько затяжек подряд, погасил, не докурив, в пепельнице и, бросив хищный взгляд на Дугина, шагнул к дивану. — Что? Недопонял ты, выходит, моего вопроса, да? А ну встать, сука!!!

— Так, — Андрей Иваныч поднялся со стула. — Высокий суд объявляет перерыв в заседании на четверть часа и удаляется в совещательную комнату. Прошу представителя обвинения проследовать вслед за ним, прихватив… — он покосился на стоящую возле пепельницы бутылку водки, — материалы дела.

Адашев-Гурский с Андреем вышли на кухню.

Глава 18

— Нет-нет, — Андрей Иваныч опять восседал посреди комнаты на стуле и расправлял на голове пушистую белую мочалку. — Высокий суд готов выслушать аргументы защиты, но… давайте все-таки связно и последовательно. Вы готовы?

— Вы готовы? — вновь сидя в кресле и куря сигарету, Петр Волков взглянул на скорчивщегося в углу дивана Дугина, а затем перевел взгляд на его приятеля, который чуть пошевелил руками в наручниках и негромко сказал:

— Я не вру, я правду говорю. Мне сказали, что всего-то и надо — в хату чисто войти, да помочь вот этому, — кивнул он в сторону Дугина, — лоха… я извиняюсь, журналиста какого-то прижать, чтобы он интервью ненужное уничтожил и кольцо чужое вернул. И все. А про все эти дела с мокрухами и… вообще, про все остальное… мне никто ничего не говорил. Я тут не при делах. Отвечаю. Верите?

— Высокий суд верит? — Андрей Иваныч взглянул на Петра. Волков молча кивнул.

— Высокий суд вам верит. Мужчина глубоко вздохнул.

— Заседание продолжается! — трижды хлопнул в ладоши Андрей Иваныч.

— Слушай, давай уже, телись, а? — посмотрел на Дугина Леха Прапор.

— Я? — забегал тот глазами по лицам присутствующих.

— Ты.

— Да-да… — дважды кивнул Игорь, — конечно. Только никто ее не убивал. Никто вообще никого не убивал. Нет, правда! Тут… все как-то…

— Короче, — буркнул Алексей.

— Высокий суд просит вас излагать обстоятельства дела короче, — изрек Андрей Иваныч. — И по существу.

— Да-да. Они на самом деле из ресторана вдвоем уехали. Аня совсем пьяная была. Ее пришлось на заднее сиденье уложить. Я Вадику помогал. Они уехали. Я тоже уехал. Домой. А потом, вдруг, звонок: «Игорь! Игорь! Мы разбились! Что делать?!»

— Кто звонил? — Волков стряхнул с сигареты пепел.

— Яна. Кто же еще? Я ее спрашиваю: «Вы где?» Она говорит; «На въезде в Ольгино! Вадик меня около дома захватил, мы в Комарове ехали». Я говорю: «И что? Как разбились?» Она говорит: «Вадим мертвый. А Аня, я не знаю, но вроде бы тоже». Ну… ну я ей тогда и сказал… сам не знаю почему… если, мол, кто подъедет, всем говори, что ты Анна, а я сейчас приеду.

— А почему не отправить туда, к ним, «скорую»? — спросил Андрей Иваныч. — Почему вам самому туда ехать нужно было?

— Ну как это почему… ну все правильно ваш товарищ объяснил. Если хозяин фирмы, погиб, и еще и жена его, то… это одно. А так — другое.

— Понятно, — кивнул Волков. — Далее.

— Ну что… если там на самом деле Анна… это… тоже мертвая, то… надо же срочно что-то делать? Я сразу Чике позвонил, у него ведь и с крематорием схвачено, и машина «скорая» своя есть. Не то чтобы своя, но…

— Ясно, — опять кивнул Петр.

— Ну вот. Прилетели мы туда, смотрим — Вадим на руле обвис, ну явно мертвый, Яна на земле сидит с мобильником в руке и вообще от шока ничего не соображает. А в салоне — Аня. Тоже мертвая. Она же на заднем сиденьи пьяная лежала, спала. Ну и… когда машина через крышу кувырнулась, она шею и сломала. Это сразу видно было. А у Янки — ни одной царапины, она пристегнутая спереди сидела. Я ее по щекам похлопал, спрашиваю:

«Останавливался кто-нибудь? Кто-нибудь вас видел?» А она головой мотает. «Нет, — говорит, — даже мимо никто не проезжал». Ну… короче говоря, мы Анну в «скорую» Чикину загрузили, а Яне говорим: «Вызывай немедленно всех подряд: милицию, врачей, но запомни — ты Анна. А Яны с вами не было. Поняла? Потом разберемся». Ну и улетели. Прямиком в крематорий. Только кольца у Анны на руке не оказалось. Соскочило, наверное, с пальца и где-то потерялось. Мы это только в крематории заметили. Потом с Яной всю машину перетряхнули, так и не нашли… Товарищ вот ваш нашел. А мы нет. Вот и все. А урну… ну, с… Анной мы Янке отдали, чтоб похоронила по-людски. Потом. Где-нибудь.

— А почему нельзя было тело на месте оставить? — взглянул на Дугина Гур-ский. — Ну, дескать, это вот Яна погибла, а Анна жива. Они же двойняшки?

— В том-то и дело, — тяжело вздохнул Игорь Дугин, — что двойняшки. Одна погибла, а другая нет. Кто погиб, кто выжил? Кто из них в наследство, вступает? Милиция же это все обязательно выяснять начнет. Это ж такие заморочки! Янка-то ни на что прав не имеет, по закону. Свидетелям ее еще предъявлять начнут, проверять… да ну что вы, сами, что ли, не понимаете? А так — обе живы. Вопросов нет. Одна наследует, а потом уж мы… разберемся как-нибудь. А другая уезжает. В Магадан. Поездом. И все.

— Логично, — кивнул Петр. — Поэтому, когда я во все это сунулся, меня моментально и подставили.

— А что делать? — вскинул на него глаза Игорь Дугин. — Янка и так на истерике. Она бы прокололась в шесть секунд. От милиции вроде отмазались, а тут вы… Вы когда к ней пришли, ну… как бы к Ане, на Савушкина, она тут же мне звонит: «Что делать?!»

— И?… — нехорошо взглянул на него Петр.

— А у них там, на Яхтенной, еще с тех пор, когда они в клубе работали, камера стоит.

— Зачем?

— Ну… просто так, — пожал плечами Дугин. — Они же тогда… в общем, тогда всякое бывало, но они только для себя снимали. Нравилось им потом все это смотреть… когда они вдвоем оставались. Это понятно?

— Вполне, — вздохнул Петр.

— Ну и вот. Я и предложил. Вас заснять. Другого выхода не было. Вот и все. Я все вам рассказал.

— Один вопрос, — Гурский закурил очередную сигарету и бросил пачку на стол.

— Да? — поднял на него глаза Дугин.

— Почему у Анны Заславской в доме стоит бутылка с бодяженым коньяком? Она же была женщина состоятельная, жила зажиточно.