Шерше ля фам

— Я?! — возмутился Андрей. — Я вру?! Впрочем, конечно, вру. А что, нельзя?

— А вот скажи мне, Андрей Иваныч, — Волков откупорил бутылки и разливал пиво по стаканам, — а мечта у тебя есть?

— Конечно, — быстро кивнул Андрей, протягивая руку к стакану.

— Нет, — качнул головой Волков, — я имею в виду настоящую, большую. Такую, чтобы… ну вот сбылась — и все. Чтобы и жить дальше уже и смысла не было. Так… доживать разве что. Такая есть?

— Такая? — задумался Андрей Иваныч, отхлебывая пиво. — Така-ая… Тоже есть. Точно.

— Ну? Изложи.

— Вишневый сад.

— Угу, — кивнул Петр. — А пространнее?

— Ну как же… ну… ты, Петя, вообрази: сначала, значит, ты обретаешь грома-адный кусище земли — это раз. Затем сажаешь на нем саженцы, представляешь?

— Вполне.

— Потом ты много-много лет их пестуешь.

— Логично.

— И вот, наконец, это вот все становится садом. То есть… — Андрей Иваныч мечтательно прикрыл глаза, — то есть однажды по весне это все превращается в громадное бело-розовое облако, которое заполняет собой все вокруг, плывет, благоухая, над землей… Представляешь?

— А то…

— И вот тут-то ты и берешь в руки топор.

— Не допонял?

— И вырубаешь всю эту хренотень к едреной матери. А?

— Такая вот мечта?

— Да. Круто?

Петр отхлебнул пива, задумался, а затем взглянул на Андрея жалостливым взглядом:

— Ты меня, Андрюша, извини, конечно, но… жить с такой мечтой… это разве что японцу какому-нибудь нерусскому более с руки. Опять врешь?

— А разве не изящно?

— Да как сказать… — Петр пожал одним плечом.

— А еще лучше вот что, — оживился Андрей Иваныч, — давай лучше мы с тобой все бросим и махнем на Волгу, а?

— И?..

— И все. Хочешь — тот же сад посадим, жить станем тихо-мирно, по-человечески.

— Это как?

— Ну как… ну вот водки, например, пить не станем ни глотка.

— Нет, Андрюша, — покачал головой Петр. — География ничего не решает. От себя не убежишь.

— Да убежать-то от себя можно, — тяжело вздохнул Андрей. — Нельзя спрятаться.

— Некрасов умер, прикованный раком к постели, — ни к кому не обращаясь, неожиданно произнесла в пространство Вероника.

Волков с Андреем переглянулись. — Да, — кивнув, констатировал Андрей Иваныч и приложился к стакану с пивом. — Есть женщины в русских селеньях.

Глава 15

Стоя перед дверью квартиры покойного Заславского, Адашев-Гурский нажал на кнопку панели и повернулся лицом к объективу. портативной телекамеры. Замок щелкнул, Александр открыл дверь и вошел в вестибюль.

— Здравствуйте, Саша! — приветствовала его хозяйка дома, одетая на сей раз в строгий деловой костюм.

— Добрый день, — кивнул ей Гурский.

— Вот мы и снова встретились, — улыбнулась она.

— А как же, — улыбнулся в ответ Александр. — Я же обещал, что… когда все выясню, мы непременно увидимся.

— Ну и как? Выяснили?

— Конечно, — пожал он плечами.

— Ну что ж, проходите, — стоя на ступенях белой лестницы, хозяйка сделала приглашающий жест.

Адашев-Гурский поднялся на второй этаж, прошел в гостиную и сел на большой кожаный диван.

— Ну? — устраиваясь напротив него, Анна опять улыбнулась. — Успокоились наконец?

— Да как вам сказать. — Александр вынул из кармана пачку сигарет. — Я, в общем-то, не особенно и нервничал.

— Все для вас прояснилось?

— Да, — кивнул Гурский, — практически. Только вот один вопрос остался.

— Да? И какой?

— Послушайте, Яна… зачем вы убили свою сестру?

Лицо его собеседницы окаменело. Она смотрела на Адашева-Гурского остановившимся взглядом широко раскрытых, потемневших от ужаса зеленых глаз.

— Вы… вы понимаете, что говорите? — произнесла она наконец непослушными губами.

— Сигарету? — протянул ей раскрытую пачку Гурский.

— Я не курю.

— Конечно, — кивнул он, прикуривая. — И не пьете спиртного. Именно поэтому и угостили меня в прошлый раз из красивой бутылки. Откуда вам знать, что там не «Хеннесси» вовсе, а бурда бодяженая. Вадим Заславский ведь тоже ни глотка практически не пил, вот и не подозревал даже, что за напиток его жена в этой бутылке от него прячет. Она-то ведь… выпивала от него тайком, так? Вот, очевидно, отпивала, а потом доливала, чтобы мужу в глаза не бросалось. Только не понимаю, зачем ей, состоятельной женщине, паленым коньяком себя травить?

Визави Гурского продолжала молча смотреть на него широко раскрытыми глазами.

— Ага, — кивнул Александр и, достав из внутреннего кармана куртки тоненькое изящное золотое колечко с бриллиантом, продемонстрировал своей собеседнице. — А вот это вот что?

— От… откуда оно у вас? — задохнулась женщина.

— А из автомобиля, на котором вы кувыркались, из-под коврика. Вы искали и не нашли. А я нашел.

— Нет! — покачала головой она. — Врете. Я там все перетряхнула. Где вы его взяли?!

— Вот! — Гурский вытянул в ее сторону указательный палец. — Теперь вы меня понимаете? Ход моих рассуждении? Колец всего два — одинаковых, сделанных на заказ — это я выяснил. Одно из них и сейчас на вашем пальчике. А вот это вот — второе. И нашел я его в автомобиле. И именно его, сразу после аварии, вы с таким тщанием там же, в салоне машины, искали. Почему? Потому что на руке вашей мертвой сестры кольца не оказалось. И если бы кто-нибудь (ну вот, как я, например) его где-то там под сиденьем неожиданно обнаружил, то и выяснилось бы, что ехали вы в тот вечер на дачу, как минимум, втроем. Так? Я прав? Ну… Вадим Заславский, возможно, и сам за рулем умер. А вот уж сестра ваша… тут уже возникают вопросы… а, Яна? Неужели… вот ради всего этого? — Адашев-Гурский обвел взглядом роскошную гостиную.

— Нет… — уставясь невидящим взглядом в пространство, женщина покачала головой, — вы не докажете. Никогда. Яна вчера уехала. Куда — не сказала, но куда-то очень далеко. Обещала позвонить, когда устроится на новом месте. А кольцо это вы у нее украли. Ничего вы все равно не докажете.

— А я и не буду ничего доказывать, — погасив в пепельнице сигарету, Александр поднялся с дивана и убрал кольцо в карман брюк. — Это пусть следственные органы во всем разбираются. За это они жалованье получают. Я им просто принесу дискету с интервью и кольцо вашей сестры, найденное мной в машине, и все. Я думаю, это их должно заинтересовать. Как считаете? Но… я готов, уж и не знаю, почему, предоставить вам —возможность — как это говорится? — «чистосердечным» признанием облегчить свою дальнейшую судьбу. Ступайте сами в милицию, а? И расскажите все как есть. Что произошло с сестрой, куда девалось тело, ну и… все прочее. А иначе туда уже пойду я. Подумайте. Надумаете, позвоните мне, я вечером дома буду. .

Гурский достал блокнот, написал на чистой страничке свой домашний телефон, вырвал листок и положил на стеклянную крышку большого стола.

— Буду ждать вашего звонка. До тех пор никаких шагов в сторону… правоохранительных органов делать не стану. Даю слово. Но я жду только до завтрашнего утра.

Александр направился к выходу из гостиной. .

— Не провожайте меня, — обернулся он, — не надо.

От Заславской Адашев-Гурский поехал домой.

Поднявшись пешком на пятый этаж, он отпер ключом дверь своей квартиры, внимательно вгляделся в накладной замок и подумал: «Ладно. Захотят — откроют. А я так думаю, что захотят. Именно таким мне почему-то кажется дальнейшее развитие данной ситуации».

Вошел в прихожую, запер за собой дверь, сняв, повесил на вешалку куртку. Затем прошел в комнату, отсоединил от компьютера сетевой шнур и спрятал его в потайное отделение старинного секретера. Взял со стола складной американский нож, коротко взмахнув рукой, выбросил тяжелое лезвие. Поглядел на него.

«Господи, — вздохнул, — ну что за жизнь, а?..»

Сложил нож, убрал в карман и, подойдя к окну, выглянул из-за портьеры во двор.

Глава 16

В квартире Волкова у кухонной плиты вновь хозяйничал приземистый широкоплечий Леха Прапор. Вероника в гостиной с кем-то болтала по телефону. Петр, сидя на кухне, пил пиво. Андрей Иваныч читал принесенную Алексеем свежую газету.