Шерше ля фам

Из визита к Анне Гурский вынес одно, но немаловажное соображение: она очень обеспокоена возможностью публикации. интервью своего мужа.

Яна относится к этому гораздо спокойнее, чем сестра. И даже мысли не допускает о том, что смерть Заславского была чем-то иным, нежели нелепой случайностью. Ну прихватывало у мужика серцце время от времени, ну и что? А тут вдруг инфаркт! Да еще за рулем. Досадно, но… что ж делать? И искать во всей этой истории чей-то злой умысел глупо. Вот и все. Далее.

Что еще вчера было? Ах да! Встреча с профессором. И… почему-то кажется, что каким-то неуловимым образом эта встреча увязывается в общий расклад. Почему?

Адашев-Гурский стал вспоминать, как долго бродил дворами старого здания и искал вход на кафедру. Потом хорошенькая студентка в туфельках на высоких каблучках привела его туда за руку. Затем он нашел нужный кабинет и вошел в него.

Владислав Сергеевич Баранов оказался очень приятным мужиком. Умным, красивым и способным излагать очень непростые, казалось бы, вещи обыкновенными словами.

— Видите ли, Александр Василич, — сказал он Гурскому, — все эти рассуждения о телегонии… в общем, все эти так называемые околонаучные штучки. В природе много загадочного, но что касается данного конкретного предмета, то, чтоб вам было понятно, я скажу, что этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.

Что действительно иногда бывает, так это удивительные вещи по размножению у куньих и, отчасти, у кенгуру. У них оплодотворение может происходить один раз в несколько лет, а потом в течение последующих нескольких лет могут рождаться детеныши. Но они сохраняются не в виде половых клеток, а в виде дремлющих зародышей. Так называемое состояние менопаузы, когда вдруг зародыш прекращает развиваться, он находится в каком-то таком… дремотном состоянии и потом почему-то вдруг включается.

В общем, так: самка кенгуру имеет половой контакт с черным самцом, рожает кенгуренка, потом в течение длительного времени не имеет вовсе никаких контактов, но спустя определенное время опять рожает. Черненького. А потом опять. И даже если она «вышла замуж» за беленького самца, сути дела на период менопаузы это не меняет.

Но человек — не кенгуру. И если… наша дама имела контакт с представителем негроидной расы, то… никак не более девяти месяцев до рождения малыша. А телегония… нужно чаще перечитывать Бомарше, у него такие случаи еще забавнее описаны. И знаете… я бы вообще не стал на вашем месте обо всем этом в газете писать. Ну, успокоился ее муж на существовании телегонии, и слава Богу. Многие еще и в телепортацию верят. Главное — семья сохранилась. Как вы считаете?

— Наверное, вы правы, — согласился Гурский и выключил, поднимаясь с кресла, диктофон.

Затем он поблагодарил профессора, попрощался с ним, но прежде, попросив позволения, позвонил из его кабинета Яне, договорился о встрече и уточнил адрес.

Так… а какая связь между беседой с Барановым и всей этой запуткой?

Гурский выбрался из постели, взял с письменного стола диктофон и, перематывая пленку, несколько раз включил наугад воспроизведение, слушая ровный голос профессора генетики.

«Ага! — сказал он про себя, услышав наконец обрывок фразы, — „…двойни вот еще, если они однояйцевые. Но не нужно забывать, что это все-таки два разных человека, две личности“. Вот оно что. Ну, это-то понятно, кто же спорит. Но вот поэтому, видимо, чисто ассоциативно, у меня одно с другим и увязалось. Ну и Бог с ним».

Он выключил диктофон, положил на стол и ушел в ванную.

«А зачем, спрашивается, ей нужно было машину вылизывать? — думал он, стоя под душем. — Сиденья двигать, коврики вытряхивать… Что за приступ аккуратизма? Искала она там чего-то, что ли?»

Позавтракав и надев чистую рубашку, он подошел к телефону и набрал номер Волкова.

— Алло… — ответил хриплый голос.

— Ну? Как вы там?

— Гурский, ты, что ли?

— Я-я, нихт шисен.

— А чего ты вчера не приехал?

— Здрас-сте… я заезжал, ключи у Андрей Иваныча забрал, мы с тобой даже по рюмке хлопнули. Потом уехал.

— Ни хера не помню… Короче, ты где?

— Дома.

— Заедешь?

— Да. Давай там, просыпайся, разговор есть. Пивка захватить?

— Не надо, Лешка сюда уже едет, все привезет.

— Ну ладно, пока.

Глава 13

Дверь Петр Волков отпер уже без пароля. Он был одет в спортивный костюм, небрит и подавлен.

— Давай, проходи, — мотнул он головой, не глядя на Гурского, пропустил его в прихожую и запер за ним дверь.

— Привет, Андрей Иваныч, — кивнул Александр московскому гостю, который стоял в передней у зеркала и, оттянув пальцем веко, разглядывал красную склеру правого глаза.

— Сосудик лопнул… — Андрей несколько отстранился от зеркала, взлохматил пятерней бороду и, все так же созерцая собственное отражение, констатировал: — Да… красота — это стр-рашная сила.

— Жив, и хорошо. — Александр снял с себя куртку и повесил на вешалку.

— Тоже верно, — пожал плечами Андрей Иваныч, — чего Бога-то гневить.

— Доброе утро, — войдя на кухню, поздоровался Адашев-Гурский с Вероникой, которая была одета в черные брючки и яркую блузку. Она сидела за столом и отхлебывала из большой чашки кофе с молоком.

— Здрасте, — кивнула Вероника.

— Познакомься вот с Лешей. — Волков сел за стол, откупорил бутылку «Туборга» и, вылив ее содержимое в высокий стакан тонкого стекла, стал пить крупными глотками.

— Александр, — Гурский протянул руку мужчине невысокого роста, но очень широкому в плечах, который, надев на себя кухонный фартук, готовил что-то у плиты.

— Алексей, — обернулся тот, протянул широкую крепкую ладонь и бросил на Гурского цепкий взгляд.

— Ты на него, Леш, так не зыркай, — глядя в стакан, негромко сказал Волков. — Саня — друг детства мой и человек хороший.

— Слезать тебе с кочерги нужно, Сергеич, — вернулся Алексей к стряпне. — Дед со дня на день вернется, говорить с ним надо. Без перегара.

— О! — со значением взглянув на Гурского, указал на Лешу пальцем Волков. — Обрати внимание — Леха Прапор. Три войны за спиной. Очень ответственный командир. У него не забалуешь.

— Завтракать будете? — обернулся Леха к Гурскому.

— Нет, спасибо. Я уже. — Александр присел к столу.

— Я тоже сейчас не в состоянии. — Петр допил пиво и достал из-под стола еще бутылку. — Спасибо, Леш, ты оставь как есть, я потом сам.

— Короче, Сергеич, — Алексей выключил плиту, повернулся и развязал за спиной тесемки фартука, — я тут кой-чего сделал, остальная жратва в холодильнике. Который день не ешь-то?

— Да ну… — отмахнулся Волков.

— Я прослежу, Леша, не волнуйтесь, — Адашев достал сигареты.

— И это… я, в общем, полетел, — продолжил Леша, снимая фартук, — чуть погодя еще заскочу, а ты… давай, завязывай с пьянкой-то. Не дело ведь это.

— Да… — обернулся он в дверях кухни. — Ребята там тебе приветы передают.

— Ага, — кивнул Волков. — Аналогично и им.

— А на тачке твоей я пока езжу. Осип хотел взять, я не дал. Засрет он ее всю, пока ты вернешься, неделю потом отмывать. И пепельницы он никогда не вытряхивает.

— А что у тебя с рукой? — указал бутылкой Волков.

— Это? — Алексей взглянул на свою опухшую левую кисть каким-то задумчивым и несколько удивленным взглядом. — Это меня беложопик тяпнул.

— Кто? — не понял Петр.

— Шмель такой, с белым хвостиком. Мы их в детстве голыми руками ловили, и они не кусались. А теперь кусаются. Все с ума посходили. Ладно… пошел я, короче.

— Давай. Сань, проводи его, а? Гурский поднялся, вышел в переднюю, проводил Алексея и запер за. Ним дверь.

— Андрей Иваныч! — крикнул из кухни Волков. — Ты там где?

— Да здесь я, — приглаживая бороду, вошел на кухню Андрей, — где мне, собственно, быть-то?

— Давай-ка по пивку, там коробка под столом.

— Ага… это с удовольствием. Саша, ты про телегонию выяснил?

— Херня это все. Человек не кенгуру.